Келтран обошел стол, медленно приближаясь к Мэл.

– Орхидеи нежны по своей природе. В естественной среде обитания, в людских землях, они гнездятся на деревьях или скалах, прячутся под кронами от солнечных лучей, дабы не обжечь свои чувствительные лепестки. Орхидеи в чертогах Пастыря вились по золотым аркам, белым колоннам, они тянулись к свету без страха сгореть… Это восхитило Баладай. Богиня выкрала из солнечного сада несколько образцов и вернулась в свои владения. С помощью темных сил она изменила их суть. Ее орхидеи стали черными, как вечная ночь Юдоли, они не нуждались в солнце и охотно стелились по безжизненным горным породам, прорастая везде… везде, куда не попадал свет с поверхности. Эти цветы – аллегория, госпожа Малврае. – Релинар подошел почти вплотную. Его рука медленно поднялась, замерла вблизи ее лица. – Аллегория на нас, детей ночи. Прорастаем в горы, но чутки к солнцу. Красивы, но хрупки за пределами дома… Печальная аллегория.

Келтран стоял так близко, что Мэл чувствовала тепло его тела оголёнными участками кожи. Он пах книжной пылью и чем-то приторно-сладким, кружащим голову. Томно сощурив все свои глаза, Релинар осматривал ее лицо, словно хотел запомнить каждую черточку. Малврае поняла, что не дышит уже целую минуту. Она шагнула еще ближе, заставляя Келтрана упереться задом в стол, ее руки легли ему на грудь и нетерпеливо засуетились в поисках брешей в этой жреческой броне.

Как много одежд, как много на нем лишних одежд… Это то, о чем говорила сестра? Особенный мужчина, который вызовет в тебе страсть…

Губы пересохли, их срочно требовалось увлажнить. Мэл потянулась к Релинару за поцелуем, но жрец вдруг отстранился, глядя ей за спину.

– Ваш… раб… Простите, госпожа… не привык, когда… смотрят.

Малврае бросила на дэва строгий взгляд, на мгновение выплывая из дурмана. Алактир смотрел на них с откровенным недовольством.

– Выйди, – хрипло приказа она.

– Вы велели мне сопровождать вас везде. – Дэв скривил губы. – Госпожа.

– Я сказала – выйди!

– Похоже, – пробормотал Келтран, – вам всё же стоит задуматься об усмирении…

Малврае обожгла его злым взглядом, и жрец потупился.

– Не учите меня, как обращаться с рабом! – прорычала она, чувствуя, как в груди закипает злость и одновременно с этим – стыд. Проклятый дэв смеет ей дерзить при посторонних. Мелкий паук учит, как ей обходиться с рабом при самом рабе. Немыслимо! Их бы обоих высечь! – Стойте здесь, – велела она Келтрану, – я сейчас вернусь.

Малврае схватила Алактира за его золотой амулет и потянула в коридор. Когда они вышли из столовой, она заперла дверь и с силой толкнула дэва к стене, упираясь рукой ему в грудь.

– Когда я приказываю – ты слушаешься! Ты выполняешь всё, что я скажу, если не хочешь быть прилюдно выпорот! Тебе ясно?!

Синие глаза недобро сощурились.

– Этот альв прав, я не обучен рабству. Что делать, когда один приказ противоречит другому?

– Госпожа! – рыкнула Мэл.

– Госпожа, – сквозь зубы прошептал дэв.

– Слушаться нового приказа, очевидно! Что здесь непонятного?!

– Слушаюсь. Остаюсь здесь. Госпожа.

С минуту они сверлили друг друга острыми взглядами. Мэл задавалась вопросом – почему и правда не высекла его при Келтране? Стоило высечь. До крови. До слез и мольбы о пощаде. Как же хотелось сделать ему больно! Малврае снова рыкнула, натыкаясь взглядом на солнечный амулет дэва, который почему-то все еще оставался на нём… И правда, почему? Птичке пора забыть о воле и о своём прошлом. У птички теперь другая жизнь. Мэл резко сдернула амулет с его шеи. Цепь лопнула, рассыпая звенья по полу, следом полетела и сама побрякушка.

– Нет! – вскрикнул дэв, но было поздно. Малврае с хрустом раздавила его драгоценность каблуком своего высокого сапога. Тонкий золотистый метал погнулся, солнечный камень выскочил из оправы и укатился прочь, пропадая в тени коридора. – Нет…

Алактир дернулся было за ним, но Мэл сильнее надавила рукой ему на грудь.

– Забудь. Ты больше не паладин. Ты – раб. Мой безвольный слуга. Ты больше никогда не ослушаешься меня. Иначе, следующее, что я раздавлю…

Мысль, быстрая и колкая, как острие ритуального ножа, ковырнула разум. Матушка велела не спускать с Келтрана глаз!

Когда Малврае ворвалась в гостиную, комната была пуста. Сердце замерло на пороге удара. Она заметалась по гостиной, пока не заметила, наконец, открытую дверь террасы, и тонкую фигуру жреца за шифоновой шторкой.

– Вы… здесь.

Келтран удивленно обернулся, когда Мэл поспешно вышла к нему.

– Да. Вы не против? Мне потребовалось немного свежего воздуха…

Малврае бросила быстрый взгляд в сторону ворот. Портной уже отбыл? Едва ли матушка выводила бы его через главный вход, но все же… Келтран поймал ее беспокойный взгляд и виновато потупился.

– Вы все-таки кого-то ждёте… – прошептал он, печально вздыхая. – Извините. Мне стоило дождаться возращения лакея… Ваша госпожа-мать права, я очень грубо обошелся с правилами приличия. Признаюсь, я поторопился намеренно… Но у меня есть оправдание. Я очень хотел увидеться с вами.

Малврае глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться, облокотилась на перила. Приятно холодные. Очень захотелось прижаться к ним горячим лбом, но Мэл сдержалась. Она едва не оплошала перед матерью из-за паршивца дэва… Остается надеяться, что Келтран не увидел ничего лишнего. Нет, не должен был.

– Если бы ваш приход доставил серьёзные неудобства, матриарх выпроводила бы вас сразу.

– Что ж, тогда я спокоен.

Они помолчали, слушая свист подгорного ветра, задувающего в пещеры, и разглядывая магические фонари неспящей Юдоли. Потом жрец вдруг спросил:

– Вы бы хотели, чтобы я стал вашим?

Вопрос был неожиданно прямым и обескураживающим. Как ответить? Правду? Полуправду? Уклончиво?

– Это будут решать матриархи, – сказала Мэл, выбрав сдержанность.

Келтран порывисто обернулся к ней, сжав пальцами кованые перила, словно бы тем самым удерживая себя от чего-то необдуманного.

– Это так. Но мне важно, что думаете вы. Я не хочу быть… нежеланным.

Мэл растерянно смотрела на жреца, не зная, что сказать. Откровенно говоря, она еще ни разу не задумывалась о гареме мужей… Слишком много нового. Первый раб, первое сватовство, матушкины великие планы… Нужно держать лицо.

– Я вас понял. – Релинар мягко улыбнулся, по-своему истолковав ее молчание. – Не будем торопиться. Быть может… нам стоит видеться чаще. Чтобы я стал для вас… чтобы я мог понравиться вам…

– Возможно… да… – О, Богиня, все ли мужчины такие? С ними никогда не знаешь, что сказать.

Келтран спрятал руки за спиной.

– Что ж. Благодарю вас за вечер, госпожа Малврае. Если позволите, я откланяюсь.

– Не останетесь на ужин?

– Не стану так обременять вас.

– Леди Бризанна будет в гневе.

– Кажется, она уже в гневе. Гневом больше, гневом меньше…

Мэл неожиданно для себя улыбнулась.

– А вы смелы…

Релинар изящно поклонился, паучьи глаза лукаво сощурились:

– Я буду еще смелее… если вам это нравится.

***

Матушка сидела в кресле, закинув ногу на ногу. Она нетерпеливо покусывала кончик указательного пальца, глядя перед собой и о чём-то размышляя. Мэл стояла перед ней, сама не своя от тревоги. Все ли она сделала правильно? Чем сейчас недовольна ее госпожа-мать? Своей наследницей или чем-то иным?

– Значит, отказался от ужина… занятно, – наконец пробормотала леди Бризанна. – Что ж, ладно. Мы что-нибудь с этим сделаем.

Малврае облизнула пересохшие губы, не до конца понимая, что именно хочет сделать матриарх. Один вопрос бился в ее голове летучей мышкой, пойманной в силок, но Мэл сдерживалась, как могла.

Я все сделала правильно, матушка? Глупый детский вопрос!

– Скажи мне, – негромко заговорила матриарх, – все прошло хорошо? Как ты оценишь?

– Хм… Келтран был явно увлечен мной. Не заметила, чтобы ему хотелось исследовать дом. И он не задавал никаких подозрительных вопросов.