Гарри с нетерпением ожидал рождения сына и наследника – скорее бы уже! – тогда можно будет заняться планами вторжения во Францию. Были заказаны новый покров для купели и льняные полотенца для крестин. В покоях Кейт стояла роскошная парадная колыбель, обтянутая темно-красной с золотом парчой, расшитой королевскими гербами. Приготовили новое постельное белье для ложа королевы, пеленки, в которые завернут младенца, и обтянутое золотой парчой родильное «кресло стонов». Гарри не нравилось размышлять о том, как происходят роды. Он с брезгливостью относился к таким вещам, лучше оставить их на откуп женщинам. Его в любом случае и близко не подпустят к роженице. Когда Кейт удалится в свои покои, чтобы ожидать наступления родов, мужчинам вход туда будет закрыт, и ее дамы возьмут на себя исполнение обязанностей служителей-мужчин.

Осталось еще несколько недель до того, как Кейт скроется с глаз людских, но Гарри было невтерпеж. Он уже представлял себе, как учит юного принца Генриха – ребенка, разумеется, назовут в его честь – ездить на пони и обращаться с игрушечными мечом и щитом, делая из него солдата. Он наймет лучших учителей, так как его сын должен стать самым образованным правителем в истории. Он сделает его принцем Уэльским, устроив великолепнейшую церемонию при дворе. Когда придет время, он организует для сына отдельный двор; его наследнику не придется испытывать досаду и недовольство, от каких страдал под строгим надзором отца он сам. Голова Гарри полнилась планами. Ему уже грезилось, как вскоре, если будет угодно Господу, у принца появятся братья и сестры, которые вступят в блестящие браки с иностранными принцами и принцессами. К тому времени сам он, конечно же, станет королем Франции!

Кейт с улыбкой слушала его. Она тоже волновалась и радовалась предстоящему появлению на свет ребенка.

– Но главное, мой Генрих, я просто хочу баюкать на руках нашего малыша.

Они сидели в ее покоях перед ревущим в камине огнем, уютно прижавшись друг к другу. За окном свистел зимний ветер, дребезжали в окнах стекла.

– Осталось недолго! – с горячностью произнес Гарри и сжал руку Кейт.

Ему хотелось бы прикоснуться к ней голой, стиснуть в объятиях ее обнаженное тело и быстро заняться с ней любовью. Но это запрещено. Доктора предостерегали, не стоит подвергать риску ребенка, поэтому Гарри не ложился в постель с Кейт. Какое это мучительное испытание! Они так мало времени пробыли любовниками, он с трудом мог себя контролировать. Другие мужья, Гарри знал это, искали удовольствия на стороне, но он не из таких. Не станет он изменять своей Кейт. А потому каждый вечер Гарри нежно целовал ее и оставлял отдыхать вместе с бесценным грузом, который она носила.

Он проснулся от жаркого шепота Брэндона прямо ему в ухо:

– Гарри, вставайте! Королева рожает.

Мигом пробудившись, король весь затрясся от тревоги:

– Но еще слишком рано!

– Не настолько, чтобы ребенок не выжил. Поторопитесь!

– Помогите мне одеться. – Гарри выскочил из постели, как олень, которого на охоте спугнули собаки, скинул ночное одеяние и потянулся за чистой рубашкой, оставленной для него прачкой. Собрав гармошкой чулки, он натянул их на ноги. Пальцы у него дрожали, пока он силился зашнуровать гульфик. О Боже, Боже! Пусть с Кейт все будет хорошо! Пусть ребенок выживет!

Ждать и не иметь возможности быть рядом с ней – вот самое ужасное. Гарри влетел в апартаменты Кейт, но дверь в ее личные покои была крепко заперта даже для него. Тем не менее он слышал крики жены и понимал, что она сильно страдает, отчего его сердце рвалось на части. Обычно спокойная, полная достоинства, Кейт забывала себя.

А потом… тишина. Крики прекратились. Не знать, что случилось, было мукой.

Прошла целая вечность, наконец появилась какая-то женщина, она несла в руках нечто завернутое в белые пеленки. Гарри ахнул – его сын, наконец-то, но потом взглянул ей в лицо. Она плакала. В панике Гарри протянул руку, откинул уголок ткани и в ужасе отшатнулся при виде крошечного серого трупика с не до конца сформированными ручками и некрасивыми синеватыми венами на лысой головке. Это была девочка.

– Уберите ее! – прохрипел король, прикрыв маленькое личико и подавляя душившие его слезы.

Его сердце сжалось, когда он увидел лежавшую на постели Кейт. Она рыдала, полная чувства вины, поскольку подвела его, и терзалась страхом, что скажет ей супруг. Они поплакали вместе, и Гарри заверил ее, что не думает о ней ничего дурного и они попробуют снова, как только она оправится. От этих его слов Кейт заплакала еще жалостнее и молила не делать их личную трагедию достоянием всех. Поэтому публично ничего не объявляли. Двор и мир в целом мог делать какие угодно заключения. Многие дети гибли во время родов, это не редкость. И все же потеря первого ребенка при рождении стала в жизни Гарри событием огромной важности, заставила его понять, какой драгоценностью является каждое дитя и каким тяжелым ударом становится его утрата. Их маленькая дочь не сделала ни одного вдоха, и ее вид неприятно поразил Гарри, но все же она была плотью от его плоти, и он глубоко скорбел по ней, как и Кейт, которая много недель оставалась безутешной. По правде говоря, это печальное событие стало для Гарри бóльшим разочарованием, чем необходимость снова отложить французское предприятие. Советники, хотя и сочувствовали его чаяниям, настояли на отсрочке.

Когда Кейт воцерковили после родов, Гарри снова стал приходить к ней в постель, но все было не так, как раньше. Она не откликалась на его ласки, то и дело заливалась слезами и не проявляла интереса к занятиям любовью. Король проглотил разочарование, напомнил себе, что она перенесла тяжелое и болезненное испытание, сделал все возможное, чтобы приободрить ее. А потом у него возникла великолепная идея, как поднять ей настроение.

Приближался вторник Масленой недели. Гарри собирался принимать иностранных послов на банкете, а после этого, вспомнив, как понравился Кейт маскарад с Робин Гудом, решил устроить еще один розыгрыш с переодеванием и лично принять в нем участие!

Миновал день, наступили сумерки. Гарри отвел Кейт и своих дворян в зал парламента в Вестминстере, где собрались послы. Король лично проводил их на места, после чего занял свое место за столом на помосте рядом с Кейт, но оставался там совсем недолго. Вскоре он уже ходил вокруг столов и разговаривал с гостями. Затем ускользнул из зала и вместе со своим родственником, графом Эссексом, скрылся в комнате пажей. Там они нарядились в турецкие костюмы, а еще шестеро джентльменов надели прусские.

Факельщики с зачерненными, как у мавров, лицами освещали путь всей компании, возвращавшейся в зал парламента. Участники маскарада вошли туда, размахивая кривыми турецкими саблями, к немалому изумлению всех гостей. Гарри подошел к помосту и протянул руку Кейт, та посмотрела на него с недоверием, но руку взяла. Затем остальные маски пригласили дам, и начались танцы. А когда они завершились, Гарри поклонился и отвел Кейт обратно на ее место, после чего вновь удалился и надел сине-красный короткий дублет с разрезами, заполненными золотой парчой, под которым были хорошо видны его красивые мускулистые ноги. Снова завели танцы, и Гарри вдруг увидел в глазах Кейт тот самый огонек желания, который так хотел зажечь вновь. Он поцеловал свою королеву прямо там, посреди зала, на глазах у всех. Раздались громкие аплодисменты. После этого Гарри танцевал со своей сестрой Марией, которой исполнилось четырнадцать; она приковывала к себе общее внимание своей расцветающей красотой. Король заметил, с каким восхищением смотрит на нее Брэндон. Негодник, ведь жена при нем!

Занимая свое место за столом на помосте, Гарри улыбался. Никогда еще он не устраивал такого представления для всего двора и не получал такого одобрения. Это будет первая из многих подобных оказий, решил про себя король.

Святой Георгий, покровитель Англии и благороднейшего ордена Подвязки, был героем Гарри с тех пор, как его, четырехлетнего, сделали рыцарем ордена Подвязки. Каждый год 23 апреля, в День святого Георгия, король по традиции устраивал собрание ордена и банкет. В прошлом году это событие было омрачено недавней кончиной отца и прошло тихо, но на этот раз Гарри, облаченный в синюю бархатную мантию ордена, с расшитой тюдоровскими розами подвязкой на ноге, председательствовал в собрании, которое проводилось с обычной пышностью и великолепием.