— Это можно. Только «услуги» мои недешевы, предупреждаю.

— Иди, черт бы тебя побрал!

— Нет, сначала надо о цене договориться.

— Так, ладно. Сколько ты хочешь?

— Да меня устроит та лошадка, на которой я давеча уехал отсюда. А то опять начнется — конокрад», «повесить его»…

— Хорошо, лошадь твоя. А сейчас — иди!

— Банда собиралась угнать твое стадо и табун лошадей, — сказал Кинкейд. — Я наплел им, что прекрасно знаю окрестности поместья. В общем, по моему совету они погонят скотину вниз по берегу реки.

— Но ведь та дорога никуда не ведет. Она упирается в трясину…

— Это я выяснил лично еще прошлой осенью. Но когда они сами раскроют подвох, будет уже поздно поворачивать стадо и искать другой путь. Если у тебя есть собака, то животных быстро отыщут.

— Это уже не поможет убитым. Сгорели постройки, погибли люди… Ты мог бы предупредить нас, — осуждающе заметила Бесс.

— Повторяю, — сквозь зубы выдавил Кинкейд, — времени не было.

— И все-таки я думаю, что ты струсил.

— Думай, что тебе угодно, — поворачиваясь, бросил он. — Если ты собираешься уйти прежде, чем я пришлю сюда человека, то, пожалуй, я снова свяжу тебя, — буркнул напоследок Кинкейд.

После этого он быстро пошел прочь, стараясь забыть ее оскорбительные слова. Да эта баба для него пустое место, ну ее в черту, бранился про себя Кинкейд. От нее одни неприятности. И надо же было связаться с ней! Да еще заключать безумную сделку.

— Уж лучше промышлять в заливе с пиратами. И спокойнее, и проще, — пробормотал себе под нос Кинкейд.

Бесс стояла среди развалин, в которое превратилось поместье. Моросило. Едко пахло гарью. И бедой. Ночной туман к утру перешел в мелкий дождь. Казалось, само небо плачет.

Были и людские потери: убили троих мужчин, погибли две женщины и ребенок. Еще одну женщину изнасиловали. Мэрайа Кэри бесследно исчезла. «Дар судьбы» лишился отличного племенного быка, четырех лошадей, двух дойных коров — животные просто сгорели. Еще две лошади в панике поломали ноги, и их придется пристрелить, чтобы не мучались. Пять овец, испуганные темнотой, шумом и туманом, метнулись к воде и утонули. Любимец Бесс, пес Тан, был на издыхании из-за страшных ран.

Огороды были затоптаны. Кое-что на грядках, конечно, сохранилось, но многие посадки превратились просто в месиво, и восстановить их не удастся.

Не избежал разрушений и большой каменный дом. Огонь сильно повредил стены, окна были выбиты, рамы покорежены. Слугам удалось сдержать пламя, но если бы не утренний дождь, пожар разбушевался бы всерьез. Двоим пиратам удалось ночью прорваться внутрь. В большой гостиной они учинили настоящий погром, исполосовали картины, поломали мебель. Поживились они, правда, только столовым серебром и несколькими бутылками бренди. Третьего бандита прикончила, ко всеобщему удивлению, тринадцатилетняя горничная. Она подстерегла его на лестнице, оглушила тяжелым подсвечником, а потом проломила ему голову чугунным треножником.

Почти все пираты спешно погрузились на свой шлюп, который, как и предсказывал Кинкейд, чуть ли не сразу напоролся на мель; бандиты, как крысы, бросились с него врассыпную. Но на берегу их уже поджидали вооруженные отряды «Дара судьбы». Те мародеры, кто погнал стадо по берегу реки, разумеется, попали в болото. Один утонул в трясине, одному удалось сбежать, а двоих поймали и на рассвете повесили. К счастью, почти все стадо благополучно вернулось в поместье.

Бесс разрывалась от двойственного чувства. С одной стороны, она не могла простить Кинкейду «сотрудничество» с пиратами, с другой — была благодарна ему за хитрость, которая позволила сохранить скот и лишила банду возможности скрыться.

Бесс ни на секунду не забыла, как груб и бесцеремонен был с ней Кинкейд. Но она пока не давала волю обидам и негодованию. Слишком много было дел — дел неотложных и печальных. С Кинкейдом она расквитается позже.

О предстоящих расходах Бесс старалась не думать. Возрождение будет идти медленно. И потребует огромных средств. Многие землевладельцы на заливе поколениями жили, не вылезая из долгов: ремонт построек, покупка скотины, срочные работы в поле, да и только ли это.

— Опять надо начинать с самого начала, — задумчиво сказала Бесс, повторив любимое бабкино изречение.

Ночью Бесс терзали ярость и страх. Наутро ею овладело отчаяние.

— Ты знаешь, как поступить, — услышала она. Бесс оглянулась и увидела Кьюти, стоявшего в двух шагах. Индеец, как всегда, был одет в набедренную повязку и плетеные сандалии. Его иссиня-черные волосы блестящими прядями падали на плечи, на сильных мускулистых руках сверкали широкие золотые браслеты.

— Не думала, что ты здесь, — сказала Бесс.

На точеном смуглом лице мелькнула печальная улыбка. В раскосых, бездонно-темных глазах индейца светились сочувствие и боль.

— Где же мне еще быть? — усмехнулся Кьюти.

— Мог бы заранее предупредить меня о…

— Я для тебя делаю все, что в моих силах, — развел руками индеец. — И буду делать.

— Выходит, ты ненамного лучше Кинкейда, — буркнула Бесс.

— Он — тот самый человек. Избранный — для тебя.

— Он! Избранный! — с горькой насмешкой воскликнула девушка. — Я его ненавижу! Пусть вообще спасибо скажет, что его не повесили со всей остальной сворой.

— Ты и не могла сделать этого, — покачал головой Кьюти. — Ты поступаешь по велению сердца.

— Оглянись! — Бесс обвела взглядом разоренный двор. — Разве сейчас я могу бросить «Дар судьбы»?

— А остаться ты можешь?

— Это безумство. Как я могу рисковать ради этой сумасшедшей затеи?

— Твоя бабка рисковала всем и ради сокровищ отправилась на утлом суденышке по грозным морям. Она рисковала всем, отважившись освободить меня с сахародробилки.

— Госпожа Бесс… — неожиданно услышала девушка и, обернувшись, увидела Вернона, сына кузнеца.

Парнишка в недоумении смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Бесс едва сдержала улыбку. Наверное, многие считают ее не от мира сего, раз она «сама с собой» разговаривает.

— Вернон, ну что, нашлась Мэрайа?

— Найти мы ее нашли, но она не в себе, — сказал он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Говорить не может. Только раскачивается и плачет, раскачивается и плачет.

— Пойду-ка взгляну, что с ней, — решила Бесс. Кьюти уже не было рядом. Он исчез, растворился в воздухе. Бесс прижала пальцы к глазам, стараясь унять резь. Ей не помешало бы сейчас как следует выспаться. Она выжата. Она на пределе. Но кругом были верные люди, которые ждали от нее помощи и готовы были помочь ей. И Бесс выпрямилась. Пора приниматься за неотложные дела.

Было уже далеко за полдень, когда у Бесс появилась возможность принять ванну и переодеться. После мытья уже не осталось сил ни есть, ни пить. Глотнув вина, она в изнеможении повалилась на кровать. Сон уже почти сморил ее, и тут в дверь постучалась Дженни, та самая горничная, которая спустила с лестницы дюжего разбойника.

— Мисс Бесс! — громко заговорила девочка. — Я ему говорила, что к вам нельзя, но…

Бесс приподнялась на постели. Дверной проем уже заняла могучая фигура Кинкейда, и Бесс вдруг заметила, что в стенах ее дома этот великан смотрится странно и неуместно, будто он случайно забрел сюда из другой эпохи — темной и жестокой.

Бесс внутренне вся напряглась. Раздражение и недовольство еще не покинули ее, но она знала, что в общении с мужчинами и животными лишние эмоции к хорошему не приводят.

— Ничего страшного, Дженни, — невозмутимо произнесла Бесс. — Я приму его.

— Договор мы заключали всерьез? — с ходу спросил Кинкейд, как только горничная закрыла двери.

Бесс села, подобрала ноги, потянулась.

— С моей стороны — да. Однако это было еще до того, как ты украл у меня вторую лошадь и до того, как ты навел на нас банду.

— Я ушел, чтобы отыскать чертову кобылу. Оказалось, что времени на это нужно больше, чем я думал.

Кинкейд быстро огляделся по сторонам, будто непременно желая знать, где запасной выход.