Несколько мгновений я смотрела на неё молча, не зная, что сказать. К счастью, машинально поправив волосы, мать Синеглазого заговорила первой:
-Здравствуй, Марина!
-Здравствуйте, - произнесла я как можно приветливее.
-Вадим говорил, что ты должна придти. Сейчас он уберётся в комнате и выйдет.
Однако вместо Синеглазого на крыльцо вышел с книгой в руках его старший брат, а за ним – Борька. Вадим же появился в последнюю очередь. Застёгивая на ходу рубашку, он пригласил:
-Марина, заходи в дом!
-Лучше в сад, - поспешно ответила я.
-Ма, - сказал Синеглазый, - мы с Мариной будем в саду!
Кивнув головой, его мать спустилась по ступенькам вниз с эмалированным ведром в руках. Вероятно, она спешила после перерыва на ферму, где работала дояркой. Олег же вернулся обратно в дом. Только Борька, вытянув шею, следил за нами, пока мы не скрылись за садовой калиткой. Отведя меня в сад, Вадим сбегал в дом и принёс хрустальную вазочку с виноградом и яблоками. Пока я лакомилась фруктами, он, не отрываясь, смотрел на меня, а потом вдруг сказал:
-Марина, хочешь я тебе погадаю?
Я с любопытством взглянула на парня:
-Как? По глазам?
-Нет, по руке.
Усмехнувшись, я протянула ему левую ладонь. Водя по ней указательным пальцем, Синеглазый пророчил:
-Ты родилась под знаком планеты Венеры. А люди, родившиеся под этим знаком, умеют любить страстно и горячо, но, обычно, непостоянны в своих привязанностях. Линия ума у тебя длинная и разветвлённая. Это свидетельствует о твоей проницательности. Линия жизни обрывается где-то на тридцатом году – роковом для тебя периоде времени. Но если ты пройдёшь его благополучно, то будешь жить долго…
-А нельзя ли поконкретнее? – перебила я Вадима.
Синеглазый поднял голову и ответил:
-Можно.
При этом на его губах появилась улыбка.
-Конкретно о твоих личных качествах могу сказать, что ты очень любишь фрукты и на большом пальце левой ноги у тебя родинка, которую прикрывает средний палец…
-А ты откуда знаешь? – изумлённо спросила я.
Вадим придал своему лицу таинственное выражение:
-Я могу кое-что добавить: тебе хочется ещё винограда, но ты не решаешься об этом сказать.
Пока парень ходил за виноградом, я размышляла о том, что, к счастью, он прочитал мои мысли не до конца, иначе бы узнал о моём намерении наведаться к нему в сад ещё раз, но попозже. Впрочем, Синеглазый был со мной сегодня так любезен, что этот визит можно было пока отложить. Неожиданно я заметила высунувшуюся из-за куста Борькину голову. Вадим, который как раз возвращался с виноградом, тоже увидел брата. Поймав младшенького за воротник, он пообещал надрать ему уши, если тот сунется сюда ещё раз.
После того, как я расправилась с виноградом, Синеглазый предложил:
-Марина, может, пойдём в дом? Там мать нам оставила кое-что пожевать.
-А мы не будем мешать Олегу? – осторожно осведомилась я.
-Нет, он на чердаке. Наносил туда сена и лежит с книжками, учит.
Невольно подняв голову, я увидела, что чердачное окно выходило как раз в сад и мне даже показалось, что за стеклом мелькнула чья-то тень.
Несмотря на возражения Вадима, я оставила босоножки на крыльце и только тогда вошла в дом. Не задерживаясь в прихожей, куда выходили две двери, Синеглазый провёл меня в зал. Там усадил на диван, а сам стал колдовать над столом, где под газетой лежали на тарелках нарезанная колбаса, сыр и масло. Тем временем я с любопытством оглядывалась вокруг. Мебель в комнате была поновее, чем у бабушки. С потолка свисала люстра с тремя плафонами, а на окнах виднелись тюлевые гардины. Диван тоже был последнего образца, а стулья – с мягкими сиденьями. Большой стол покрывала белая льняная скатерть, а сверху – цветная клеёнка. Напротив дивана стоял сервант с посудой, а на полу лежал палас. Не хватало только одного.
-А где у вас телевизор? – спросила я.
-Отец хочет непременно цветной, а в городе их продают редко, - объяснил Вадим. – Поэтому никак не соберёмся купить.
Решив, что он слишком долго возится с бутербродами, я поднялась с дивана и предложила:
-Давай помогу!
Синеглазый уступил мне своё место и вышел на кухню, чтобы поставить на электроплитку чайник. Вскоре вода закипела и мы дружно умяли бутерброды, запивая их горячим чайком. Потом Вадим сполоснул холодной водой чашки, а я смела крошки со стола. Показав мне спальню своих родителей, парень пригласил меня затем в свою комнату. Вернее, он жил там вдвоём с Борькой. Обстановка здесь была попроще: две металлические кровати, стол между ними, два стула и этажерка с книгами. На столе стояла вазочка с букетом ромашек и лежала раскрытая книга с закладкой. Взяв в руки книгу, я стала неспешно перелистывать её. Это был сборник стихов Есенина. Искоса взглянув на Вадима, я поинтересовалась:
-Ты увлекаешься Есениным?
-Да, это мой любимый поэт.
В начале книги был помещён портрет Есенина – молодого, кудрявого, с трубкой в зубах. При этом у меня невольно мелькнула мысль о его внешнем сходстве с Синеглазым.
-А кто твой любимый поэт? – в свою очередь, задал мне вопрос Вадим.
-Лермонтов.
По-моему, его слегка удивил мой ответ.
-Прочти мне что-нибудь из него.
Не задумываясь, я стала декламировать одно из своих любимых стихотворений:
Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза – жемчужина страданья.
И чёрные глаза, остановясь на мне,
Исполнены таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.
Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду твёрд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный!
-А теперь ты! – сказала я, закончив чтение.
Не жалею, не зову, не плачу:
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…
. . . . . . . .
Я обратила внимание на то, что в комнате было очень чисто и, дотронувшись рукой до ромашек, поинтересовалась:
-А кто у вас обычно прибирает? Мать?
-Почему же? Мы все по очереди.
Заметив сомнение в моих глазах, парень добавил:
-Правда, Олегу сейчас некогда, а Борьку можно заставить помыть пол разве что угрозами!
Затем я подошла к стоявшей в углу этажерке, где были, в основном, учебники и полочка художественной литературы. На глаза мне попался томик стихов Блока.
-Ты и Блока любишь? – я открыла книгу.
Синеглазый почему-то слегка смутился и после паузы ответил:
-Это материна книга. Она Блоком увлекается.
Внезапно мой взгляд задержался на строке: «Розы – страшен мне цвет этих роз…». Словно что-то почувствовав, Вадим настороженно следил за выражением моего лица. Но я, как ни в чём не бывало, спокойно поставила книгу на место и спросила:
-А где спит Олег?
Оказалось, что старший брат Вадима имел собственную комнату, вход в которую был через прихожую.
-Но сейчас он обычно всё время проводит на чердаке. Там же и спит, потому что в доме по ночам душно, - закончил Вадим.
Мы снова вернулись в зал, где Синеглазый достал из серванта семейный альбом и стал показывать мне фотографии. Как я и думала, в детстве он был похож на этакого прелестного ангелочка. Вот только взгляд у него уже и тогда был чересчур сосредоточенный. Лукаво взглянув на парня, я сказала:
-Ты, наверно, материн любимчик?
Вадим слегка удивился, но потом, улыбнувшись, кивнул головой:
-Пожалуй, ты права. А вот Олег – любимец отца.