Я опускалась всё ниже и ниже. Сначала всё шло по моему плану: Алёнкин брат вскоре отстал. Однако Вадим упорно продолжал меня преследовать. Учтя предыдущий опыт, он не подплывал близко, но и не терял меня из вида, следуя, буквально, по пятам. Вот мои ноги коснулись дна. Слегка замёрзнув, я решила немедленно всплывать, тем более, что запас воздуха в лёгких уже заканчивался. В этот момент резкая боль пронзила моё колено (наверно, я задела какую-то корягу) и почти сразу же судорогой свело нижние конечности. Из последних сил я рванулась наверх, как птица, попавшая в силки, но было уже поздно. Мои ноги совсем онемели, в голове шумело от недостатка кислорода и сознание постепенно гасло. Сделав судорожный вздох, я захлебнулась хлынувшей в горло водой и бессильно взмахнула руками.

Очнулась я уже на берегу и, открыв глаза, увидела над собой большое белое пятно и два синих поменьше. Только спустя несколько мгновений мне стало ясно, что это было бледное, до неузнаваемости, лицо Вадима. Стоя на коленях и поддерживая обеими руками мою голову, он беспрестанно повторял:

-Марина! Марина!

Через минуту я уже была в состоянии самостоятельно сидеть на земле. Вокруг с испуганными лицами столпились все остальные. Оказывается, в последнюю минуту Синеглазый заметил, что я тону и успел схватить меня за волосы, вытянув за собой на поверхность. К счастью, откачивать меня не пришлось, так как я, теряя сознание, крепко сцепила зубы и, хотя успела до того наглотаться воды, она не проникла в мои лёгкие.

Видя, что я пришла в себя, Вадим поднялся с земли и отошёл немного в сторону. Закрыв лицо руками, он простоял так спиной ко всем несколько секунд. Деревенские же, перешёптываясь, поглядывали то на меня, то на него, в то время как я, фыркая и мотая головой, словно лошадь, пыталась вылить воду из ушей. Но когда затем я хотела

подняться, то тут же со стоном снова опустилась на траву. Услышав мой стон, Синеглазый обернулся и снова склонился надо мной:

-Что у тебя с ногой?

Только в этот момент я заметила, что по моему правому колену струйкой стекает кровь.

-Не знаю, подняться не могу.

Надев рубашку, которую мне подала Алёнка, я затем с трудом влезла в джинсы и закатила правую штанину до колена. Вадим с моим соседом вызвались доставить меня домой. Сцепив руки, парни образовали что-то в виде стульчика и я обхватила их руками за шеи. Увидев нас из окна, на порог выбежала бабушка:

-Марина, внучечка, что случилось?

-Ничего страшного, ба! Не беспокойся!

Пока баба Тоня ходила за йодом и бинтом, я проинструктировала парней, что нужно и не нужно говорить моим родственникам. Моя версия выглядела так: бежала, споткнулась, упала и разбила коленку. К счастью, она вполне удовлетворила бабушку. Потом парни удалились, пожелав мне на прощание скорейшего выздоровления, а я попросила бабу Тоню принести мне из горницы халат и книгу. Однако, лениво пролистав несколько страниц, я отложила роман Дюма в сторону. Мне было скучно, в то время как деревенские вовсю веселились на пляже. Вздохнув, я попыталась встать с дивана и, когда мне это удалось, слегка прихрамывая, прошлась по комнате. Нога моя не болела, следовательно, мне ничто не мешало вновь появиться в компании. Придя к такому выводу, я приблизилась к окну и выглянула наружу. Баба Тоня, которая отправилась к приятельнице за молоком, уже скрылась за поворотом и теперь должна была вернуться не раньше, чем через час.

Когда я вернулась на пляж, все как раз были в воде и при виде меня начали приветственно махать руками. Некоторое время я задумчиво смотрела на них, потом решительно расстегнула пуговицы халата и сиганула в воду прямо с перебинтованным коленом. При этом деревенские успели заметить лишь фонтан брызг, взметнувшийся за моей спиной. Мы плавали до пяти часов вечера. Мой бинт промок насквозь и сполз, но зато я чувствовала себя превосходно. После купания, простившись со всеми, я, опираясь на Димкину руку, пошла домой. Минут через десять после моего возвращения появилась бабушка. Но к этому времени я успела перебинтовать ногу и немного высушить волосы.

Сообщив бабе Тоне, что со мной всё в порядке, я решила прогуляться по саду. Возле самой калитки было разбито несколько грядок с луком, редисом и огурцами, которые уже успели немного зарасти сорняками. Взяв в сарае мотыгу, я начала пропалывать грядки. Но тут в сад зашла бабушка.

-Марина, ты бы полежала! – скачала она, покачав головой.

-Нет, я уже отдохнула и теперь хочу поработать!

Баба Тоня ещё немного постояла возле меня, а затем удалилась в дом очень довольная. На протяжении некоторого времени я трудилась, не разгибая спины, пока со стороны улицы не донёсся насмешливый голос:

-Бог в помощь!

-Спасибо, - не оборачиваясь, ответила я.

Сзади послышался какой-то шум, словно кто-то перелез через плетень, и я, подняв голову, очутилась нос к носу с Вадимом.

-Давай помогу! – предложил он с улыбкой.

Вытерев тыльной стороной ладони со лба пот, я кивнула:

-Ну, что ж, помоги.

-А ещё одна мотыга есть?

-Найдётся!

Отдав Синеглазому собственное орудие труда, я принесла для себя из сарая ещё одну мотыгу. Вдвоём работа пошла веселее. Потом снова появилась бабушка, посмотрела, как мы трудимся, и ушла, ничего не сказав. Пока Вадим заканчивал прополку, я спустилась в погреб за салом, а также принесла из кухни два больших ломтя хлеба. Усевшись рядышком на суку яблони, мы принялись уписывать хлеб и сало за обе щёки. В это время баба Тоня, приоткрыв калитку, сказала:

-Марина, что же ты гостя в дом не приглашаешь? Я вам уже и поесть приготовила!

-Пойдём? – спросила я, покосившись на Вадима.

Тот, секунду помедлив, кивнул головой. Бабушка усадила нас за стол и, не позволив мне помочь ей, сама принесла посуду и налила в кружки молоко.

-Понравились вареники с творогом? – поинтересовалась она у Синеглазого, явно не страдавшего отсутствием аппетита.

И, когда тот молча кивнул, добавила:

-Внучка готовила!

-Ну, ба, - смущённо произнесла я.

-А что, разве не правда? Хорошая кому-то жена достанется!

Невольно покраснев, я бросила быстрый взгляд на Вадима, который, наколов на вилку последний вареник и проглотив его, задумчиво ответил:

-Я с Вами согласен!

После того, как Синеглазый помог мне вымыть посуду, мы стали смотреть телевизор. Вернувшись из кухни, бабушка подсела к нам на диван. Так как по телевизору показывали какой-то скучный документальный фильм, то я, повернувшись к ней, попросила:

-Ба, расскажи нам о своей молодости!

-Да что рассказать-то? – встрепенулась она, переводя взгляд с меня на Вадима.

-Ну, ты же любила кого-нибудь?

-А как же!

-Вот и расскажи о своей первой любви!

Баба Тоня на мгновение задумалась, а я встала с дивана и выключила телевизор, чтобы не мешал.

-Сенечкой его звали, - медленно, немного нараспев начала бабушка. – Светленький он такой был, высокий. Вот как Вадим, только глаза карие. Мне тогда семнадцать годков исполнилось, первой красавицей слыла в округе. Приду ли на вечеринку, в поле ли его повстречаю – он на меня всё смотрит, глаз не сводит. Да и мне он по сердцу пришёлся. Но, видно, не судьба.

Баба Тоня вздохнула.

-Я-то девка бойкая была, парней за собой хороводами водила. А он от ревности, бывало, потемнеет весь. Вот как-то поссорились мы с ним, а я сгоряча возьми и скажи ему, что выйду замуж за того, кто первый ко мне посватается. Он-то не поверил, засмеялся, ну, я удила и закусила, решила норов показать. А на следующий день к нам в дом сваты пришли: деду твоему, Марина, я давно приглянулась, вот он и решил посвататься. Мать и отец мне: смотри, мол, сама, дочка, тебе, а не нам с ним жить. Мне-то, известно, другой нравился, да коль слово дала за того выйти, кто первый посватается, так, решила, тому и быть. Молодая была, глупая.

Бабушка ещё раз вздохнула.

-Миленький мой ко мне вечером мириться пришёл, а я ему: поздно, мол, другому обещалась. Он мне чуть не со слезами: «Опомнись, Тоня, загубишь жизнь и себе, и мне». А я знай твержу, что слово дала. Так и ушёл он ни с чем. На свадьбе я всё миленького моего глазами искала, да понапрасну: не явился он. После куда-то на заработки подался.