-Если спрашиваю, значит, надо, - отрезал Синеглазый.
Тут все стали упрашивать меня спеть какую-нибудь украинскую песню. В конце концов, я уступила их настоятельной просьбе и спела «Несе Галя воду», которую чаще всего исполняли у нас дома за праздничным столом. Затем мы сыграли напоследок в «Садовника» и решили разойтись, так как на улице похолодало. Деревенские спросили у меня, во сколько завтра я уезжаю, чтобы придти проститься. И я ответила, что примерно около полудня. Провожать меня пошёл Вадим. Всю дорогу мы молчали и лишь возле наших ворот я сказала ему:
-Ты не можешь исполнить одну мою просьбу?
-Какую? – после паузы спросил Синеглазый.
-Дай слово, что не будешь драться с ним!
Взгляд парня мгновенно заледенел:
-Я не могу тебе этого обещать!
-Пойми, я не могу уехать со спокойной душой, зная, что стала причиной вражды между вами, - тихо произнесла я.
-А если он начнёт первый? – начал было Вадим.
Но я не дала ему продолжить:
-Он не начнёт! Главное, чтобы ты его не тронул!
-Ну, хорошо! Обещаю первым драку не начинать! – наконец, нехотя произнёс Синеглазый.
День 24 Как я решила, что пора уйти со сцены
Закрывшись в горнице, я рисовала, выполняя данное Женьке обещание. Темой моего рисунка была наша с ним дуэль на шпагах. До этого рано утром, когда все ещё в доме спали, я вывела Орлика из сарая и носилась верхом по полям до тех пор, пока мои ноги не одеревенели. Рядом со мной на полу лежал открытый чемодан. Все мои вещи были уже уложены, кроме халата и висевшего на спинке кровати сиреневого платья. Любины же вещи я вернула на место. На следующий год сюда должна приехать моя двоюродная сестра Ленка. Возможно, они ей пригодятся. Таким образом, у меня не осталось ничего на память о деревне. Что же касается Сергеевой финки, то я положила её в целлофановый пакет и зарыла под старой грушей. Наверно, Роман прав: нож – не женское оружие.
Едва я закончила рисовать, как кто-то постучал в дверь. Откинув крючок, я впустила в горницу Женьку.
-Марина! – воскликнул он прямо с порога. – Когда вы едете?
-Не знаю. Матери ещё нет.
-А я с работы отпросился, чтобы вас проводить… Что это? – дядька взял в руки рисунок.
-Ты доволен? – спросила я.
-Ещё бы!
Женька попросил меня подписать подарок и затем прочитал вслух: «Дорогому дяде от племянницы на память о днях моего пребывания в Святошино. Марина».
Поблагодарив меня, он прибавил:
-Марина, к тебе там деревенские пришли попрощаться.
-Где они?
-Во дворе.
Едва я вышла во двор, как святошинские сразу же окружили меня. Здесь собралась вся наша компания, кроме Зинки. Все говорили, перебивая друг друга, так что я не успевала отвечать им.
-Приезжай на следующий год, Марина! – просили меня деревенские.
В этот момент послышался шум мотора и к нашему дому подкатил «газик». Из него вышли мама с Толиком и Иван Михайлович. При виде меня последний весело сказал:
-Ну, что же, племянница, вот и лето, считай, прошло! Прощайся со своими друзьями и поехали!
Навстречу гостям из кухни уже спешила баба Тоня. Вместе с мамой она пригласила Ивана Михайловича в дом на прощальный обед. В зале уже был накрыт стол, посредине которого стояли две бутылки: с шампанским и с красным вином. Женька и муж тёти Нади, между которыми я сидела, наперебой подливали мне в бокал шампанское. Мама же, у которой было явно приподнятое настроение, на этот раз не делала мне никаких замечаний.
-За ваш благополучный отъезд! – подняв рюмку, провозгласил Иван Михайлович.
-Пора нам ехать, пора! Вот уже и муж письмо прислал, что соскучился, - ответила моя мама.
После обеда Женька понёс её сумку в машину. Иван Михайлович тоже вышел.
-Попрощайся с бабушкой, Марина! – сказала мне мама.
Я подошла к бабе Тоне и молча обняла её. В свой черёд, та, уткнувшись в моё плечо, запричитала:
-Ой, ты ж, внучечка моя золотая! Да когда же теперь я снова увижу тебя? Видно, так и придётся мне помереть, больше не повидавшись с тобой! Останься хоть ещё на недельку, не уезжай! Дай мне на тебя налюбоваться!
Слушая её, моя мама не выдержала и нерешительно произнесла:
-Может, и вправду останешься ещё на недельку, Марина? Раз бабушка просит…
Баба Тоня, обрадовавшись, тут же утёрла фартуком слёзы и они стали договариваться с мамой о том, что я ещё вполне могу пробыть здесь недельку-другую, а потом бабушка сама посадит меня на поезд. Ошеломлённая таким поворотом событий, я растерянно переводила взгляд с бабы Тони на маму, думая, что они шутят. Но, судя по их лицам, они говорили вполне серьёзно. В это время вошёл Женька и обратился ко мне:
-Где твой чемодан, Марина?
-Она остаётся! – ответила ему за меня моя мама.
Дядька недоумённо посмотрел на сестру, после чего снова перевёл взгляд на меня:
-Как это остаётся?
-Ну, ещё на недельку: бабушка просит!
Женька ещё немного постоял, а потом на цыпочках двинулся к двери. Через минуту мама с бабушкой последовали за ним. Одна лишь я, словно в оцепенении, продолжала стоять посредине комнаты. В моей голове мелькали обрывки каких-то мыслей и я не знала, на что решиться. В самом деле: что мне делать сейчас в городе? Все мои подружки разъехались, кто куда. К тому же, я ещё не успела вдоволь накататься на Орлике! А Роман? Ведь мы с ним только-только познакомились… Если я останусь, мы с ним таких дел натворим!
Я зажмурилась, представив себе, какие операции мы могли бы провернуть вместе с цыганом. А когда снова открыла глаза, то увидела в окне дядьку, который, довольно потирая руки, что-то говорил деревенским. Этот миг всё решил. Внезапно меня охватило плохое предчувствие и в голове всплыла неизвестно откуда взятая фраза: «Надо уметь вовремя сойти со сцены!» Сорвавшись с места, я бросилась в горницу и, словно в лихорадке, надела на себя платье и босоножки. Затем бросила в чемодан халат и захлопнула крышку. Не знаю, чего я больше боялась в этот момент: передумать или опоздать. Выбежав на улицу, я рванула на себя дверцу «газика» и забросила чемодан внутрь. Возившийся с мотором Иван Михайлович поднял голову и посмотрел на меня с удивлением. У Женьки же при виде меня на скулах проступил багровый румянец. Только мама, которая беседовала с бабой Тоней по другую сторону «газика», спокойно сказала:
-Так ты едешь, Марина? Ну, и хорошо!
Обогнув машину, я приблизилась к бабушке и прижалась к её груди:
-Прости меня, ба!
-Что поделаешь, - вздохнув, та ласково погладила меня по голове. – Раз решила – значит, езжай, Марина!
-Ты ведь приедешь к нам в гости, ба? А корову на время Сергею оставишь! Обещай, что приедешь!
-Приеду, приеду, - успокоила меня баба Тоня.
-Когда мы едем? – поинтересовалась я у мамы.
-Примерно через полчаса, - мельком взглянув на свои наручные часы, ответила она.
Значит, у меня в запасе было ещё целых полчаса. Внезапно в моей голове мелькнула мысль: флажок! И как я не додумалась до этого раньше? Вернувшись во двор, я приставила лестницу к чердаку и взобралась наверх. Приложив ладонь козырьком ко лбу, я пристально всматривалась вдаль, туда, где на горизонте темнел лес. Ветер развевал моё платье и волосы, а на верхушке шеста трепыхалось жёлтое пятнышко. «Успеет или нет?» - гадала я. Потом мне пришло в голову, что Роман, возможно, где-то неподалёку, но не хочет показываться из-за посторонних. Поэтому, спустившись с чердака, я решила напоследок прогуляться по саду. Однако, окинув внимательным взглядом ближайшие кусты, не заметила ничего необычного. Неожиданно со стороны плетня донёсся какой-то шорох и затем из-за дерева вышел Вадим. Не обратив внимания на мой удивлённый взгляд, он спросил:
-Ты всё-таки уезжаешь?
-Да.
-И больше не приедешь?
-В следующем году мы собираемся на море…
-Можно на прощание поцеловать тебя?
Мне вдруг стало всё безразлично. «Почему бы и нет? – подумала я. – Мы ведь всё равно больше не увидимся!» Но в этот щекотливый момент где-то совсем рядом треснул сучок. И я словно очнулась:
