– И не вздумай! Никто не ведает как, но Маландрин всегда узнаёт, если кто переходит Кривые броды. Поначалу, когда он только появился в наших краях, нашлись смельчаки, нарушившие запрет вступать на земли башни Углынь. И вернулись, было, с добычей: зверя-то там видимо-невидимо, и грибов, и ягоды всякой. Да только недолго они, отчаянные головушки, веселились: и дня не прошло, как Азавид прислал за ними своих приставов. И сидят, горемычные, в темнице теперь, а семьи их бедствуют. С той поры Кривые броды переходят лишь те, кто идёт к звездочёту. А таких, правду сказать, всё больше и больше, – горестно добавила Верна. – Теперь почти все надеются на него. Только немногие не забывают Благословенного. Вот беды со всех сторон и обступили нас… – она печально задумалась.

– Но должны же они это понять! – воскликнула Ася. – Разглядеть, откуда приходят их беды!

Верна с сомнением покачала седой головой.

– Они не могут уже, – с тихим страхом сказала она. – Как сходит кто в башню Углынь – делается другим. Я заметила. Их точно всех подменяют! Становятся злыми, обижаются без причин, боятся всего, как будто лишились опоры… Что-то страшное делают с ними в башне Углынь…

– Да, беда… – потрясённо вздохнула Ася.

Она вспомнила тот завет, что дал ей и Сергею когда-то добрый хранитель храма в Радоплесе, провожая их в полный опасностей путь. «Вам надо, – сказал он тогда, – хранить свою совесть и не думать о суетном, и тогда злые духи – гизлы – не смогут вам повредить». «Вот бы здешним жителям кто-нибудь дал этот завет! – подумала Ася. – А то ведь так совсем пропадут!»

Вдруг из сеней раздался громкий нетерпеливый стук. Кто-то безостановочно барабанил железным кольцом о дверь.

Ася бросилась отворять. На крыльце стояла незнакомая женщина.

– Дома?! – вскричала она, и Ася, только вглядевшись, с удивлением поняла, что это соседка Верны ткачиха Нета.

Но как она выглядела! Не удивительно, что Ася не узнала её. И дело было даже не в том, что вместо обычного серого скромного платья на ней топорщилось ярко-красное, и не в том, что волосы были распущены и растрёпаны. Неузнаваемым было её лицо, искажённое исступлённой гримасой полубезумного возбуждения. Искривлённые губы, трясущийся подбородок, горячечный, беспокойный, скользящий взгляд так изменили лицо скромницы Неты, что казалось, что это была не она, а её злобный двойник.

– Ну, дома хозяйка?! Что уставилась-то?! – вскричала она и, отпихнув девочку локтем, направилась в горницу.

Ася в немом изумлении последовала за ней.

– Белку-то я нашла! – едва войдя, закричала та, даже не поздоровавшись с Верной. – Там и нашла: у Омутищ! А ты го-во-ри-ла! – презрительно протянула она. – Стало быть, Маландрин-то прав, а ты не права! Вот так-то!

Верна ничего не сказала в ответ, только с горечью посмотрела на Нету.

А та, как ни в чём не бывало, продолжила:

– Я чего зашла! Сейчас собралась в столицу, нынче базарный день. Хоть из-за Белки и припозднилась, ну да зато нашла! О чём это я?!. Ах, да! Еду холсты продавать, могу захватить девчонку твою – пусть твои коврики продаёт. А то даром же ест твой хлеб!

Ася покраснела до слёз, а Верна встала от возмущения.

– Она моя гостья! Да она и не нахлебница: и по хозяйству мне помогает, и коврики научилась ткать.

Однако Нета ничуть не смутилась.

– Вот и ладно, пусть теперь их продаст! С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я-то, видишь, боюсь ввечеру одна возвращаться, вдвоём-то повеселее! Собирай, словом, девчонку! Я буду ждать у ворот! – она криво, двусмысленно усмехнулась и ушла, не прощаясь.

– Я с радостью поеду! – воскликнула Ася. – Да и Сергея заодно поищу! Вдруг он там?!

– И то верно, ты ведь в городе ещё не была! – согласилась Верна.

И Ася поехала в Светодол.

Всю дорогу соседка рассказывала взахлёб, как она ходила в страшную башню Углынь к вещему Маландрину и как он ей помог. Ася всё больше и больше изумлялась тому, как она изменилась. Прежняя Нета носила скромные, неяркие платья, а волосы гладко зачёсывала назад, аккуратно собирая их в пучок на затылке. Прежнюю Нету невозможно было даже представить ни бестактной, ни грубой, ни такой исступлённо, фанатически взвинченной, как эту, теперешнюю. Сомнений не оставалось: она стала жертвой какого-то колдовства и Верна была права. Но вот вдали показался город, и надежда найти Сергея затмила в её уме и тягостное удивление, и пугающие догадки о тайнах башни Углынь, и смутные страхи.

Светодол раскинулся на высоком холме, среди золота осенних садов. Издали, озарённый полуденным солнцем, он походил на сказочный замок. Княжество охраняли не стены, а неприступные горы, и поэтому город не нуждался в защите. Крайние домики смотрели прямо в сады, а дальше виднелись нарядные стены, яркие черепичные крыши и круглые башни более высоких домов. Сложенные, как и в Ратини, из розового и жёлтого камня, они словно впитали в себя солнечный свет. Проезжая по городу, Ася внимательно смотрела по сторонам, надеясь найти Сергея, но ни на улицах, ни в оживлённой толпе на базарной площади его не было видно. Вскоре выяснилось, что коврики Верны пользуются большим успехом и спросом, и общение с доброжелательными покупателями временно поглотило всё внимание Аси…

За оживлённой работой она не заметила, как промелькнуло время. Но Нета вдруг спохватилась.

– Хватит нам торговать, – вдруг всплеснула она руками, – пора возвращаться! Собирайся!

– Почему? – удивилась Ася. – Никто не расходится.

– Солнце низко! – с возмущением прошипела Нета. – Пока доедем, стемнеет! – и принялась суетливо перекладывать на телегу непроданные холсты.

Кое-как уложившись, они поспешили в обратный путь. Вскоре город остался за их спиной и вокруг потянулись поля, рощи и перелески в пунцовом и золотом осеннем уборе. Ася не могла налюбоваться долиной. Переливчатая зелень полей венчалась вдали лиловыми, жёлтыми и багряными склонами пологих холмов, а за ними кругом надёжных стражей поднимались подёрнутые голубоватой дымкой островерхие горы. Солнце мягко светило с ясного неба, весело и приветливо заглядывая в глаза.

Но осенью солнечный путь недолог! А дорога была не близкой. Нета, правя телегой, то и дело поглядывала на алый огромный диск, быстро спускавшийся к горизонту. На лице её ясно читался ужас.

– Эх, пожадничала я! Не надо было сегодня ехать в столицу! – бормотала она. – Ведь поздно же выехала! Ясно было, что до темноты не управлюсь, да пожалела базарный день. А зачем барыши, коли Чёрный ужас нагрянет! Эх, бедная, шальная моя головушка! Маландрин-то, Ася, мне дал гороскоп, а в нём написал, что нельзя мне на этой неделе ввечеру выходить!!! Этот… Мруст… меня стережёт! Моя звезда ныне слаба… Эх, пропадать моей головушке жадной! – с подвыванием запричитала она, косясь на сумрачный лес.

Ася невольно поёжилась: ей тоже было не по себе от наступавшей тьмы.

А темнеющий лес подступал всё ближе к дороге, пугая тайной чёрных глубин, странными очертаниями кустов, необъяснимыми, резкими звуками, доносившимися из чащи…

Вдруг Каурка взметнулась, дёрнулась, заржала и встала как вкопанная, дрожа и прядая пугливо ушами. Ася и Нета едва не свалились с облучка. Девочка схватилась за бортик и в ужасе, не в силах пошевелиться, всмотрелась в лес. Она поняла, что Каурка почуяла Мруста.

В тот же миг из мрака донёсся уже знакомый ей жуткий звук: «Мру-у-у-с-с-с-т» – и громадное чудище, неестественно зависая в воздухе, выпрыгнуло на дорогу метрах в двадцати впереди. Мруст медленно повернулся и посмотрел прямо на них. Его глаза горели как угли.

Асю спасло лишь то, что среди прежних опасностей и приключений она научилась искать защиту в молитве. И теперь, перед Чёрным ужасом, молитва вспыхнула в ней сама.

– Господи, помилуй! – почти бессознательно пролепетала она, и сейчас же из глубины её памяти мгновенной защитой встали слова, когда-то прочитанные в псалме: – «Не предай зверям душу, исповедующую Тебя!»