- Слушай, дружище, - вкрадчиво обратился я к Фильке, когда после ужина, во время которого он великодушно и снисходительно согласился откушать сладкого чаю с кунжутным печеньем, мы сидели в моей спальне. - Помнится, ты говорил, что последний раз Талисман попадал в руки обычного смертного лет сорок назад?

Развалившийся в изголовье моей кровати на подушках Филька царственно кивнул. Маленький сукин сын был занят. Он лениво перелистывал санькин журнальчик и похотливо сверкал синими глазками. Я его честно предупредил, что если он начнет мастурбировать прямо на моей постели, то его трезубец воткнется ему же в сраку.

- Говорил.

- И этот тип херово закончил жизнь, да?

- Было дело.

- Одного не пойму, - признался я. - Если вашему спящему богу так скучно в той долине грез, где дрыхнет его разум, почему за сорок лет не подвернулся больше никакой кретин на роль донора сексуальных фантазий? Что, все были такими осторожными, что в отличие от идиота вроде меня, не велись на этот лохотрон? Жрицы Эроса вели хреновую пропаганду? Сам Эрос пребывал в таком коматозе, что срать хотел на всякие сны? Или же я чего-то не понимаю?

Филька неодобрительно нахмурил детские бровки и сказал:

- Остерегайся смеяться над древними богами, плебей. Пусть они давно спят, но у них много ушей. Ты просто глуп. Что такое сорок жалких земных лет для бессмертного божества? Так, миг, вздох, один удар сердца. Для тебя, недоразвитого дрыща, это целая жизнь, для Эроса незначительный промежуток между сновидениями. Что ему каких-то сорок лет. Эрос даже не заметит разницы. Он видел сон, ему нравилось. Но вдруг он зевнул, перевернулся на другой бок, сон растворился... Богу вновь стало скучно. Подавай новые фантазии. И сейчас он особенно голоден до новых, страстных и невиданных развлечений. Так что тебе придется крепко попотеть, чтобы удивить его! Ха-ха-ха!

Подвывая от хохота, Филька повалился на спину и смешно задрыгал в воздухе маленькими пухлыми ножками. От распирающего его хохота амурчик не удержался и знатно перднул, словно выражая все свое невысокое отношение ко мне. Я же сидел в кресле, повернувшись к нему, как обосранный, и беззвучно матерился. Зараза!

———————————————

Ближе к десяти я решительно спровадил Фильку на кухню. Терпеть его присутствие еще и ночью я не собирался. Тем более как представлю, что он не раз видел меня на кровати голым... Впрочем, дух камня и не противился. Спать купидончик мог где угодно. А бережно засунутый в трусы порножурнал ненавязчиво намекал, что скучать этой ночью он точно не будет. Надеюсь, утром я не прилипну к полу в ванной комнате!

Выключил свет в комнате, разделся догола и улегся на кровать. С удовольствием потянулся и прислушался. Тишина. Соседи по лестничной площадке у меня спокойные, к приглушеннуму уличному шуму привык еще с детства. Машинально перебирая пальцами серебряную цепочку оправы камушка, прикидывал, чтобы пожелать. Мысли текли вяло, словно ленивые волны в штиль. Сильно хотелось расслабиться. Но теперь к плотским вожделениям добавлялась капелька настороженности. Все верно, ребята, будьте осторожны в своих желаниях. Иногда они способны, скажем так, завести не туда. Я смежил веки и положил ладонь на Талисман, ощущая его прохладную гладкость. Погружаемся...

Я с наслаждением втянул ноздрями свежий, щекочущий ароматами полевых трав и свежескошенного сена, запах. Благодать! Куда не кинь взгляд - тучные поля и жирные пажити, на горизонте стена густого, полного дичи, девственного леса, с другой стороны, в низине, журчит широкая река. А на возвышенности расположена шикарная усадьба с многочисленными пристройками и большущим подворьем, обнесенным высоким резным забором. Оттуда доносятся удары по металу, вжиканье ножовки, лай собак, голоса челяди и мычание домашней скотины.

Я сам в надраенных до блеска хромовых сапогах, дорогущем суконном камзоле и лихо заломленной набекрень фуражкой возвращаюсь в свое поместье с охоты. Как раз из лесу вышел, за спиной на ремне винтовка, вокруг пояса патронташ, из охотничьей сумки выпадает лапка подстреленного упитанного зайца. Сегодня на ужин будет знатное жаркое.

К усадьбе вела расчищеная укатанная тележными колесами ровная дорога. От дома до леса было не более версты, поэтому ходил пешком. Чего зря выгонять коня? Так же не брал и собак. На одного зайчишку то к чему? Я радостно щурился в безоблачное синющее небо и не переставал наслаждаться потрясающими запахами природы середины девятнадцатого века. Вот же люди жили! Особенно аристократы и зажиточные барины, к которым относился и я. Ну не стану же я в своей фантазии пашущим на волах крепостным! Крепостные как раз таки вкалывали на меня.

Я прошел через распахнутые ворота усадьбы и направился на задний двор, раздавая по ходу улыбки и принимая ответные от занятых повседневными делами людей. Похоже, меня искренне любили. Значит я был добрым и справедливым хозяином, с понятиями. Впрочем, иного и быть не могло. Передав зайца Пелагее, толстой кухарке, я поманил пальцем Афанасия. Худой как жердь управляющий вытянулся передо мной во фрунт и пожирал глазами, как пехотинец фельмаршала.

Я с облегчением избавился от охотничьей омуниции и нагрузил Афанасия. Подошел к бочке с дождевой водой и, пофыркивая от наслаждения, умылся. Тут же подбежала дворовая девка и услужливо поднесла рушник. Еще и кокетливо подмигнула, чертовка! Хорошенькая.

- Ну что, Афанасий, как оно тут без меня, хозяйство-то, бдишь? - с достоинством протянул я, обращаясь к приказчику. Тот, кланяясь, отозвался:

- Исправно бдю, батюшка. Оказий никаких не случилось. Да и как иначе, когда ваше высокоблагородие все лишь как с часок и отсутствовало! А добычу принес справную!

- Мастерство не пропьешь.

- Настька вашу милость искала давеча, - доверительно сообщил мне управляющий. - Очень просила словечко замолвить...

Я понимающе ухмыльнулся. Настька значит.

- А не говорила, где она хочет со мной пообщаться? - как бы промеж делом поинтересовался я.

- А как же! Возле конюшни дожидаться вас будет.

Хм, понятно. Возле конюшни у нас имеется шикарный сенник, до верху забитый душистым кормом для лошадей. Строение надежное и изнутри от посторонних глаз скрытое.

- Схожу узнаю, о чем таком ее сердечко девичье печётся, - я принял озабоченный вид обеспокоенного хозяина. - А ты прекрати ухмыляться во всю рожу, черт плешивый!

Афанасий, пряча улыбку в усы, прыснул по своим управленческим делам. Я же, зачерпнул ковшиком воды из другой бочки, напился, довольно крякнул и отправился в сторону конюшни. Чувствую, меня ждёт достойное завершение трудового дня. Настюшка была девкой очень уж аппетитной и игривой.

Обойдя конюшни с негромко пофыркивающими внутри лошадьми, я подошел к сеннику и толкнул досчатую воротину. Внутри был приятный глазу полумрак, одуряюще пахло сеном, сложеным у трёх стен аккуратными тюками, а на небольшой, напоминающей гнездо копне, уже было разостланно толстое одеяло, на котором смущённо улыбаясь, лежала одетая в легкий сарафанчик босоногая девушка. Я прикрыл за собой створку, накинул крючок и подмигнул Настьке. Та озарилась, как солнышко.

- Барин вернулся!

- Вернулся-вернулся, - я с удовольствием плюхнулся на мягкий стог и был тут же осыпан жаркими поцелуями. Одобрительно отвечая, я пробурчал:

- Хоть сапоги с меня стащи.

Настька со счастливым хохотом стащила с меня и сапоги и одежду, оставив в одних кальсонах. Я внимательно рассмотрел ее. Невысокая, плотненькая, но стройная. Про таких говорят - кровь с молоком. Румяная, с густой, пшеничного цвета косой, и большими, с поволокой, голубыми глазами. Крутобедрая, с полной грудью и тонкой талией. Загляденье, а не дворовая девка!

Я уселся поудобнее и приглашающе махнул. Настенька знала, что нужно делать, чтобы угодить мне. Она через голову скинула сарафан и подбоченилась.

- Люба ли я моему хозяину?

- Очень люба, - не стал скрывать я, стягивая кальсоны.

У девушки была крупная тугая грудь, с выпуклыми коричневыми сосочками, небольшой животик и поросший светлыми волосами лобок. Широкие бедра переходили в чуть полноватые ножки, что только красило ее.