В Нью-Йорке мы прожили восемь месяцев, но работы не нашли. Зато Катя, не окончив советской школы, без аттестата зрелости поступила в Барнард-колледж Колумбийского университета. Первое предложение Вите пришло из Бостона, из Научно-исследовательского глазного института, где он и начал работать программистом. Мои попытки вклиниться в геологию увенчались единственным интервью в бостонской проектной конторе «Стоун и Вебстер». Это интервью я с блеском провалила. Мы, советские эмигранты, простодушно полагали, что чем ярче наши регалии и чем выше занимаемые в Союзе должности, тем шире раскроют нам объятия американские фирмы. То есть начальники освободят кресла, научные сотрудники предложат нам свои места, а сами встанут в очередь за пособием по безработице.

На вопрос начальника отдела, умею ли я делать гидрогеологические откачки, то есть простейшую полевую работу, я, снисходительно прищурившись, сказала:

— Это делают у нас первокурсники. Я перестала заниматься откачками пятнадцать лет назад.

Интервьюеры уважительно закивали головами. Могла ли я предположить, что идиотским своим ответом подписала себе приговор? Через несколько дней пришло письмо, уведомлявшее, что я

overqualified

, то есть больно образованная для предлагаемой мне скромной должности. А была бы поумнее, радостно лыбясь, воскликнула бы: «Да я специально эмигрировала из Советского Союза, чтобы делать откачки!».

Кстати, год или два спустя, когда в Бостон понаехали толпы соотечественников — и среди них инженеры и техники — в «Стоун и Вебстер» наняли тьму наших эмигрантов. Как-то я была на обеде у своих американских друзей, и один из гостей, оказавшийся сотрудником отдела кадров этой фирмы, рассказывал, что с появлением в компании русских отдел кадров завален их доносами друг на друга. «Этот окончил не тот институт», «тот вообще не окончил института, у него диплом поддельный», «этот врет, что работал там-то», «тот приписал себе десятилетний стаж».

Я же полтора года не могла найти себе места ни в прямом, ни в переносном смысле. Решив забыть о своем геологическом прошлом, стала искать любую работу. Увидела объявление в окне магазина чемоданов, зашла туда… О том, что из этого вышло, я впоследствии написала рассказ «По знакомству». Хозяин этой «чемоданной» лавки (в коею он меня не нанял по причине отсутствия опыта продажи чемоданов), послал меня к своему сыну, профессору Массачусетского технологического института, а тот — к внуку Альберта Эйнштейна, тоже профессору. Внук по имени Герберт Эйнштейн позвонил своему другу, и меня приняли на работу во вполне пристойную геологическую компанию. Все свои похождения я описывала в письмах на родину.

Непонятно, почему он назвал рыбу барракуду баракукудой, но суть не в этом. Суть в том, что идиоткой и романтиком Сергей меня «обозвал» по делу, потому что я написала ему о своей встрече с «хемингуэевскими» рыбаками. Флоридское местожительство нашей феи Луизы — Ки-Бискейн — очень напоминало Ки-Уэст, где находится дом-музей Хемингуэя, а Ки-Уэст, в свою очередь, напоминает Гавану. Во всяком случае, море и берег с перевернутыми для просушки лодками выглядят и там, и сям одинаково.

Рядом с Луизиным домом находилась гавань, или

marina

, где рыбаки держали свои рыболовные суда и моторные катера. Подошла я как-то к этой пристани и вижу: трое рыбаков поднимают краном огромную меч-рыбу. Вокруг собрался народ, и молодые люди возбужденно рассказывают, как эту рыбу ловили. Мне, едва говорящей и еще «едвее» понимающей быструю английскую речь, почудился прямой текст из повести «Старик и море». А сами ребята — рослые, белокурые, в клетчатых рубахах нараспашку, на загорелой груди сверкают рыбные чешуйки и морские капли — сами эти ребята напомнили мне Гарри Моргана из романа «Иметь и не иметь».

Я так разволновалась, что забормотала на своем инвалидном английском, как я обожаю Хемингуэя, и какое счастье, что мне удалось встретить почти что прототипов его героев. Рыбаки в изумлении уставились на меня. Наконец, один сказал: «

What are you talking about, ma-am

?» («О чем это вы толкуете?»). Второй, более учтивый, протянул мне руку: «

Jim Hogan.

Nice to meet you. And what is your name?

» («Приятно познакомиться. А вас-то как зовут?»). А третий, грубиян, пробормотал: «

What a nuts

» («Ненормальная какая-то»).