Потом была больница. Я обгорела очень сильно, но чудом выжила. А баба Нюша… Моя любимая баба Нюша жила еще только три дня. И, видимо чувствуя свой конец, попросила медсестричку принести меня к ней, попрощаться. Я была еще слишком слаба, говорить не могла, но слова моей бабушки слышала четко, и они врезались в мою детскую головку навсегда. Баба Нюша рассказала, что когда они с моими родителями пошли на дальнее болото за морошкой, случайно забрели на странную поляну, которой в лесу никогда раньше не было. На ней росли вроде обычные цветы, стояли обычные деревья. Но… листья на деревьях и лепестки на цветах, как, впрочем, и сами цветы, не шевелились. Вообще! Бабочки тоже не летали, птицы не пели. Там стояла такая непривычная, не лесная, абсолютная тишина, все будто замерло и заглохло. А посреди поляны была массивная каменная дверь.

Каким-то непонятным образом баба Нюша почувствовала, что, несмотря на безудержную тягу к двери, ТУДА идти нельзя. И вдруг ее, как цветы на поляне, сковало холодом неподвижности. Словно парализовало. В ту минуту она все видела, слышала, понимала, но ни остановить, ни окликнуть своих близких, идущих в неведомое, не могла. А родители мои между тем, словно ничего не замечая вокруг, подошли к каменной двери и легко открыли ее…

Изнутри, баба Нюша увидела это совершенно четко, лился нежный сиреневый свет. Мама и папа зашли внутрь, свет померк, дверь плавно закрылась и исчезла вместе с людьми. В то же мгновение вдруг откуда ни возьмись налетел сильный ветер. Поляна моментально ожила, листья и цветы послушно покорялись ветру, изгибаясь и трепеща во все стороны. С бабы Нюши оцепенение тоже спало, и она со всех ног кинулась к дому, словно предчувствуя беду…

Уже подбегая к деревенской околице, она увидела молнию, которая, лишь на миг озарив раскаленной иглой летнее небо, точным ударом смертоносного копья вонзилась в наш дом. Так я в один день потеряла родителей и дом. Да и бабушки вскоре не стало. Но самыми странными были последние Нюшины слова. Тут Прасковья как-то странно на меня посмотрела, видимо оценивая отношение к услышанному. Не принимаю ли я ее за сумасшедшую, которой в период обострения просто дают возможность выговориться, прежде чем запихнуть в психушку? Но, очевидно, не прочитав на моем лице ничего, кроме искреннего, неподдельного сочувствия и абсолютного доверия к ее словам, девушка продолжила свою грустную историю. – Баба Нюша сказала, что… В общем, наш род по женской линии не совсем обычный. У нас всегда рождаются только девочки, по одному ребенку в семье. Но самое важное то, что через поколение, от бабушки к внучке, передаются кое-какие способности. И именно благодаря им бабушка, несмотря на непреодолимый, магнетический зов двери, не пошла вслед за родителями. Ее словно невидимой рукой остановила неведомая сила. Сама-то она осталась, но родителей моих остановить ей было неподвластно.

Внезапно Прасковья осеклась, вновь задумчиво взглянув на меня. А потом вдруг едва слышно произнесла, будто кто-то смог нас услышать:

– А может, это и есть КРЕСТ? Те самые необычные способности, которые передаются через поколение от бабушек к внучкам? Может быть… Может быть. У девочек, про которых говорила баба Нюша, есть характерная отметина – маленькая родинка в виде креста на запястье левой руки.

Прасковья глубоко вздохнула и произнесла почти полушепотом:

– Больше баба Нюша ничего не успела сказать. Она умерла. Повзрослев, я пыталась неоднократно проверить те способности, о которых говорила бабушка, но у меня это как-то не очень получалось.

– А родинка?– невольно вырвалось у меня.

Прасковья загадочно взглянула в мои глаза и закатала часть рукава, оголив запястье. И тут на ее руке я увидела маленькое родимое пятнышко. Приглядевшись, с изумлением обнаружила, что оно действительно напоминает контуры креста. Моя новая подруга задумчиво посмотрела на меня. Ее взгляд, словно рентген, пронзил меня с головы до пяток. По телу, словно живые, побежали, толкаясь во все стороны, мурашки. На мгновение стало немного не по себе.

– Знаешь, я еще никогда и никому не рассказывала ЭТОЙ правды. Для всех остальных история была немножко другой. Родители с бабушкой пошли в лес, на болото, за морошкой. Потом они заблудились. Попали в трясину. Мама стала тонуть. Папа пытался ее спасти. А бабушка побежала за помощью в деревню. В это время началась гроза, молния ударила в наш дом, отчего он и загорелся.А дальше ты знаешь. Поэтому деревенские до сих пор уверены, что мои родители утонули в том болоте. Но я-то знаю, что они живы, и когда-нибудь вернутся ко мне. И… почему-то я, как только увидела тебя, подумала, что Ты им в этом поможешь.

Словно выдохнув самую тяжелую последнюю фразу, Прасковья закончила исповедь. Легкий озноб пробежал по моему еще не совсем отошедшему от всего услышанного телу. А Прасковья между тем внимательно, словно изучая меня снова и снова, невозмутимо продолжила:

– Бабушка Нюша, сколько себя помню, очень часто рассказывала на ночь сказки. Они были странные, эти сказки, не похожи на обычные – те, что рассказывают детям или читают в книжках. Лишь повзрослев, часто и подолгу думая о невероятном исчезновении моих родителей, о бабушке Нюше, о способностях, которые должны передаться мне, я поняла, что это были не просто сказки. Бабушка постепенно вводила меня в мир реально произошедших событий, и тех, которые должны будут произойти. Когда я увидела тебя впервые, то узнала. В одной из этих сказок… была ТЫ.

Прасковья вновь пронзила меня насквозь своим странным взглядом, отчего я окончательно поняла – пора раскрываться и мне. Только ей я могу довериться. Только эта девушка не укажет мне после исповеди на дверь психушки. И вдруг, ошеломленная, я услышала уверенный голос Прасковьи, который даже не спрашивал, а вполне отчетливо утверждал:

– Ты ведь тоже оттуда, верно?

Хорошо, что я в этот момент сидела на добротно сделанном стуле, и не оказалась от неожиданности на полу, потирая ушибленные места. Глубоко вздохнув, я взглянула на прозорливую подругу, и тут, помимо воли, как-то само собой, из меня просто полились слова, которые я вряд ли смогла бы остановить, даже если бы захотела.

Я рассказала моей собеседнице все с самого начала – с момента распределения. Про поезд, обстрелянный камнями, остановку, каменную дверь, сиреневый свет… И опять по кругу с точностью до наоборот: другой состав, другой мир. Не то место, не те люди. А впрочем, почему не те? И места здесь замечательные, и люди…

Слова летели из меня, точно патроны из пулемета. В этот момент я была похожа на мою подругу Ольгу – она так же быстро отстреливалась словами в минуты особого волнения. И только когда я выложила Прасковье ВСЮ историю, мой тараторящий рот захлопнулся сам собой, пересохший, как оазис в пустыне, и заметно уставший.

Тем временем в глазах внимательной слушательницы вместо ожидаемого (ну хоть какого-нибудь) изумления, удивления после моего совсем невероятного бреда, читался полный восторг и … вера. Вера, как это ни парадоксально, в меня. Прасковья молнией ринулась ко мне, заключив обессиленное от неожиданных признаний тело в свои пламенные объятия.

– Дашка! Милая моя Дашка! Я знала, что когда-нибудь ты появишься в моей жизни и поможешь! Ты же не случайно оказалась здесь! Все именно так и произойдет! И вы с моими родителями просто поменяетесь местами. Вернетесь туда, где вы и должны быть – ты там, они здесь.

Нескончаемый поток слов теперь лился из Прасковьи. «Просто, как все просто, – пронеслось в моей голове, – они где-то там, я где-то здесь….»

Подруга, словно прочитав мои мысли, невозмутимо ответила вслух:

– Дашка, это правда оччччень просто! Надо только верить! Я буду рассказывать сказки. Все, что вспомню. А потом мы их сложим, словно пазлы, вместе с твоей историей в одно целое полотно, и тогда будем думать. Я полагаю, что ключ ко всему находится именно в сказках бабы Нюши!

…Следующий рабочий день мало чем отличался от предыдущего. С утра состоялась летучка, которую весьма конструктивно провел наш «главный» —Тимофей Тимофеевич. Затем мы с Прасковьей провели плановый осмотр наших стационарных пациентов. Моя помощница тщательно записывала все в журнал: общее состояние, проводимое лечение, динамику и т. д. Справедливости ради надо сказать, что первое время прием животных и все сопутствующие манипуляции осуществляла исключительно Прасковья. А я находилась с ней рядом только в качестве обязательного приложения, абсолютно радуясь этому обстоятельству, просто помогала, смотрела и училась.