Я приехал в больницу. Меня проводили в палату.

Старик лежал, тяжело дыша. Волосы его были аккуратно собраны назад. Морщины на худом лице казались еще глубже, чем вчера. Глаза были тусклы, будто краски покинули их.

«И я таким однажды стану», — невольно подумалось мне. В моем сердце в этот миг странным образом сочетались сострадание и отвращение к этой воплощенной в обломке человеческого тела немощи.

— Как вы себя чувствуете, господин? — спросил я.

Тусклые, но живые глаза старика неспешно изучали меня.

— Живым благодаря тебе, сынок. — Голос его, на удивление, оказался звучным. — Ты вытащил меня из того света. Я твой должник. Только вот отплатить мне тебе нечем — карманы мои пусты, и ни на какую работу я уже не гожусь. Ушла сила из тела моего.

— Что вы, господин, вы мне ничего не должны. Вы живы — я рад этому. Как ваше имя?

— Домар, сынок.

— Я — Аксель. Вы бросились под колеса машины?

— Что ты… — Старик рассмеялся — почти беззвучно: лишь губы его обнажили беззубые десны, да затряслись плечи. — Не я призвал себя к жизни, не мне и отнимать этого небесного дара. Я ослаб, я умирал с голоду… вот и упал от бессилия.

— У вас есть дом?

— Нет, сынок, всю жизнь я служил у чужих людей, их дома и были мне пристанищем.

— Как вы оказались на улице?

— Граф, которому я служил последние пятнадцать лет, выгнал меня. Немощен я стал, чтобы продолжать вести дела его хозяйства, потому и судить господина не имею права — не обязался он меня за просто так кормить.

— Как зовут графа? — спросил я, чувствуя, как сердце сжимается от горечи и ярости одновременно.

— Викар Нильсон, сынок.

Ярость моя усилилась в сто крат.

— Домар, согласны ли вы…

— Ох, сынок, в жизни мне не выкали… давай-ка ты со мной по-простому…

— Хорошо, Домар. Согласен ли ты жить у меня и присматривать за моим питомцем?

— Хватит ли у меня сил…

— Хватит, мой питомец очень умен и особенно возиться с ним надобности нет.

— Тогда попробуем, сынок, почему нет…

Домар приехал в мой особняк из больницы. Рука его была перебинтована и подвешена на повязке. В остальном состояние его было неплохим, не считая возрастных болячек, из-за которых мужчина был слаб.

Скай произвел на старика необыкновенное впечатление. Восторг. Потрясение. Пьянящее восхищение.

Волк тоже сразу принял Домара за своего. Но на всякий случай я послал шерстяному другу сигнал, что старик — наш друг, и причинять ему зло категорически запрещено.

Я выделил комнату новому жителю своего дома. Конечно, мне не нужен был смотритель за волком — но я не хотел оскорблять старика предложением безвозмездной помощи. Вдруг он воспримет это как жалкую подачку от очередного господина? Я судил по себе — мне было бы унизительно оказаться в подобной ситуации.

За ужином мы с Домаром заговорили о Нильсонах. Незаметно я подлил ему в чай сыворотку правды.

— Плохо они к тебе относились? — спросил я.

— Смею ли я жаловаться, господин…

— Никаких «господинов» я здесь не вижу, — недовольно прервал я старика.

— Ну как же, если бы я сразу узнал, что вы барон…

— Очень жаль, что ты это знаешь, раз не можешь больше обращаться ко мне по-дружески, — сокрушенно вздохнул я. — Прошу, зови меня, как раньше.

— Ну, как скажешь, сынок… Смею ли я жаловаться? Господин Нильсон платил мне обещанные деньги за работу, лишнего не требовался, давал дополнительные выходные, если у меня возникала нужна брать их… что еще надо?

— А остальные как?

— Младшая госпожа любила подтрунивать, да она со всеми так.

— Кая?

— Она, — кивнул Домар. — За неделю до того, как меня выгнали, я случайно узнал то, что не предназначено было для моих ушей.

— Нильсоны поймали тебя?

— Что ты, — испуганно махнул рукой Домар. — Тогда мое тело покоилось бы уже в могиле.

— Расскажи, что ты узнал, — потребовал я властно.

— Не сносить мне головы, если Нильсоны узнают, что я рассказал, сынок.

— Теперь ты под моим покровительством, Домар.

— Замуж выходит госпожа Кая, через пару недель, что ли, запланирована свадьба, о сроках я что-то запамятовал…

— Замуж за кого?

— За нового главу рода Близзардов, сынок. Ох, что за напасти с этим родом, уму непостижимо… Старшего сына убил кто-то на дуэли, потом отец семейства скончался. При каких трагических обстоятельствах младший сын главой рода стал… — зацокал языком Домар.

— В чем заключается страшная тайна, которую ты узнал? — нетерпеливо перебил я его.

— Так Кая-то не собирается с суженым своим долго и счастливо жить. На тот свет она его отправит, когда забеременеет от него.

— Ты уверен, что правильно понял эту информацию?

— Дак господин Нильсон очень ясно выразился, так и сказал — надо, чтобы ты, мол, быстрее понесла от Близзарда, после чего можно от чего избавляться, чтобы главой рода его наследник стал, а до его совершеннолетия, конечно, госпожа Кая.

— Вот как! — произнес я задумчиво, чувствуя, как грудь наполняется осторожным ликованием.

— У тебя праздное любопытство, сынок, или личные какие-то счеты с Нильсонами? — Домар смотрел на меня с легким прищуром.

— О, у меня к этим господам такие счеты, Домар, что им вовек не расплатиться со мной.

Граф Исольв Близзард — младший сын покойного графа Близзарда, нынешний глава рода — жил в шикарном особняке, выстроенном в готическом стиле и окруженном эстетично-мрачным садом из камней.

Служанка провела меня в кабинет хозяина. Это был статный мужчина. Про таких, как он, принято говорить «в нем чувствуется порода». Темноволосый и темноглазый, он не был особенно красив, но так и лучился харизмой и обаянием.

— Был удивлен и одновременно обрадован вашему неожиданному звонку, господин Ульберг, — широко улыбаясь, встретил меня Исольв. — Многое слышал о вас, наконец, мы познакомимся с вами лично.

— Аналогично, граф, благодарю за гостеприимство, — кивнул я

Граф опустился на свое кресло, я — напротив.

— Весьма обескуражен тем, что вы оказали мне столь радушный прием — вопреки тому, что я тот, кто прервал жизнь вашего брата.

Я не считал нужным обходить эту щекотливую тему стороной, будто ее не существовало вовсе: лучше сразу понять реакцию графа, чтобы иметь представление о том, сложится наше общение или нет.

— Какой смысл в обвинениях, барон? Инициатором дуэли был, насколько я знаю, Сигар, а не вы, а вы лишь приняли вызов и одержали честную победу в поединке. — Выражение лица Исольва и его интонация казались вполне искренними.

— Это верно, господин Близзард, однако зачастую для нас кровные связи выше справедливости.

— Для меня правда выше всего остального, барон. А правда в том, что мой братец был тем еще засранцем, и я давно с прискорбием пророчил, что с таким характером он плохо кончит.

— Вот как? Что ж, я вас понял, граф. Собственно, с правдой я к вам и пришел. Мне есть, что сказать вам. И эта информация спасет вам жизнь, если прислушаетесь к ней и примете меры.

— Вы меня заинтриговали, господин Ульберг. — Близзард слегка подался вперед. — Но прежде позвольте угостить вас.

Граф сделал звонок служанке, и вскоре та вошла с подносом.

— Это вино, между прочим, сделано из вашего «кирпича», — с улыбкой пояснил хозяин дома, наливая в бокалы вино. — Я отправлял своего слугу в ваш книжный магазин. Мне так понравилось ваше вино, что я закупил тогда сразу много «кирпичей» с дрожжами.

— Вы меня удивляете, граф, — улыбнулся я, поражаясь совпадению. — Вот так вот встретить своего клиента в том, в ком ожидал этого меньше всего…

— Отчего же не ожидали?

— Среди моих клиентов были разные люди, но такого высокого положения, как у вас — не так уж много.

— Я же говорю, барон — для меня правда превыше всего. А она в том, что ваше вино отменно.

— Благодарю!

— За правду?

— За правду!

Мы выпили.