– Верно… – прозвучал ответ. – Всё равно… Теперь уж всё равно.

– Однако ты выбрал свет, а не семейную жизнь во мраке, – заметила Дженна.

– Я хотел бежать, – усмехнулся бывший маг из-под груды тряпья.

– С чего ты взял, что это возможно?

– Рассказывают истории: мол, есть некто, кто знает путь назад…

– Любопытно. Кто же придумал эти истории?

– Кто придумал, того уже нет, – фыркнул собеседник.

– Но есть ты, – напомнила Дженна. – Теперь ты знаешь истории и можешь их рассказать…

Серая ветошь шевельнулась, в складках сверкнул сердитый взгляд. Чавкнуло, будто облизали губы. Ощутив вибрацию желания, Дженна протянула куче тряпья свой кувшин.

– Угощайся, – предложила она. – И расскажи мне свою историю…

В старой таверне за холмом посреди пустоши постепенно собирались люди, бывшие маги, хранители. Они считали себя никем, называли грязью, тленом, того хуже, да и выглядели не лучше. Но единило их то, что, по мнению жителей тьмы, было злом – стремление к свету, движение и… раскаянье.

Дженна угощала их напитком из своего кувшина, и, повинуясь её воле, тот не заканчивался. Драконица слушала истории и удивлялась: как все они были похожи друг на друга, на её собственную. Враг, пожирающий имена, обманывал их. Или же они обманывали себя? Не утихшая с годами злость питала силы этих созданий.

Свет – зло, считалось в нижнем мире. И это было правдой. Но было ли добром смирение? Являлось ли добром стремление к любви и деторождению? Всё в этой плоскости будто перевернулось вверх дном, исказилось, как лица этих не то живых созданий, не то мертвецов.

Дженну пронизал озноб. Страшно представить, во что мог превратиться Катан! Что если он не выдержал? Сдался? И всё напрасно! Всё равно…

В следующий миг чародейка отвлеклась от очередного рассказчика, взгляд её привлекло движение вовне, за решёткой. Драконица вздрогнула, потому что на сцену выплыл новый герой этой странной пьесы. Именно выплыл, самым непостижимым образом!

Женщина появилась из-под земли с другой стороны решётки. Её лицо было наполовину изъедено могилой, сухая кожа свисала с черепа, миниатюрный нос ввалился, а рот изогнула беззубая улыбка. На голове будто в порывах невидимого ветра слабо колыхались землисто-седые волосы.

Женщина протянула к Дженне худощавую руку… Все вокруг замерло, затихло, потеряло значение. Немой диалог длился долю мгновения. Не до конца понимая, что она делает, Дженна взяла свой бездонный кувшин с питьём и протянула сквозь решётку женщине.

Та не отказалась. Она неловко поднесла горлышко к губам и сделала глоток. Жидкость, просочившись сквозь рваные уста, потекла по подбородку. Женщина отстранила сосуд, утёрла лицо и улыбнулась шире.

Дженна неуверенно ответила на улыбку. Женщина потянулась к ней и коснулась чёрными пальцами сморщенной руки.

– Пойдём со мной? – предложила она.

– Куда? – спросила Дженна.

– Сегодня праздник… – ответила та. – Но я не помню его… Ты мне поможешь, объяснишь.

С этими словами она привлекла Дженну к себе. Сопротивляться сил не было, и девушка, словно вода, проскользнула сквозь решётки. Женщина увлекла её дальше, вниз. Мгновение – и тьма поглотила обеих. Земля сомкнулась над головой Дженны.

Вынырнули они в полу мрачной хижины.

В затхлом воздухе воняло разложением и гноем. Комнатушку освещало несколько лучин. В их свете Дженна смогла различить людей на узких койках. Лица, руки и ноги их были перебинтованы. В углу хижины Дженна приметила рисованное изображение – единственное украшение этого места.

Внизу лежали сухие еловые ветви. Подле них, взирая на изображение, на коленях сидела женщина. Бинты на руках размотались, и было видно, что кисти, сложенные в молитвенном жесте, усыпают страшные волдыри. Собранные в пучок редкие волосы открывали язвы на месте ушей и ввалившиеся щеки.

– Кто они, ты знаешь? – любознательным тоном ребёнка спросила Дженну её странная знакомая.

– Прокажённые… – как во сне ответила чародейка.

– А что они празднуют? – продолжила женщина.

– Я не знаю… – призналась Дженна.

– Они говорили, что кто-то родился… – промямлила её знакомая. – Кто-то, кто вызволит нас всех, как рыб из моря… Но это будет не смерть, а спасение. Он – наш рыбак.

– «Сьидам», – вырвалось у Дженны. – Иногда переводится как «рыбак»…

– Кто это? – спросила женщина.

– Сын… – выдохнула Дженна, осенённая внезапной догадкой. – Отверженный сын богов, выросший в мире без света… Он набрался сил, знаний, сотворил новую жизнь и… – девушка вздохнула. – И научился прощать.

– Я думала, здесь нет богов, – тряхнула головой женщина, как будто раздосадованная собственной глупостью.

– …Я бы вышла на воздух, – вдруг осознала Дженна.

В мире тьмы не было боли, но здесь сам воздух словно превратился в яд. Дженна поняла, что задыхается от чужих страданий. Ещё немного – и ноги потеряют опору. Она упадёт от бессилия и больше не сможет подняться, останется здесь навсегда.

– Как хочешь, – согласилась женщина, крепко взяв Дженну за руку.

Они оттолкнулись от пола и, миновав стропила, будто тех и не было, выплыли на поверхность крыши. Дженна полной грудью вдохнула жаркий воздух, застонала.

Неужели всё это наяву? Люди, будто одетые в помои и сотканные из них же. Мир – иссохшая степь. И небо – ярко-алое небо, словно одно большое солнце с красным зрачком, дарящее много жара, но мало света.

– Ты кого-то искала, – завязала разговор женщина. – Ты была ко мне добра и ответила на вопрос. Я у многих спрашивала, они молчали. Теперь я хочу помочь тебе, ведь на твой вопрос тоже никто не может ответить…

– Но я ведь ничего не сказала, – всхлипнула Дженна, потирая глаза, на которых так и не появились слёзы. – Это лишь предположение…

– Умение прощать пригодилось бы здесь многим, – собеседница не обратила внимания на сомнения Дженны.

«Ты сделал достаточно, – вспомнила девушка свой последний разговор с Владыкой Панирисом. – Ты рассказал мне свою историю. Ты знаешь, что совершил зло. Ты признал, что не хотел этого. Знай же, Агару прощает тебя. Прости и ты себя…»

Драконица устремила взгляд на кровавое небо и бесцветные степи под ним. Теперь ей показалось, что с высоты крыши открывается странный, но прекрасный вид. Будто рисунок маленького ребёнка, что не знает, как выглядит небо, солнце, море. Рисунок примитивный, наивный, но искренний и полный скрытого потенциала.

Тогда она вздохнула и произнесла в который раз:

– Я ищу мужчину…

– Ты любишь его? – женщина уставилась на неё с интересом. – Я чувствую… Я чую.

– Он мой друг, мой старший брат… – не стала спорить чародейка. – Он очень дорог мне и нужен миру.

Повисла тишина. Некоторое время они сидели на крыше дома, глядя на окрестности.

– Я могу отвести тебя к самому красивому мужчине на этом свете… – решительно проговорила женщина.

– Разве не все здесь уродливы? – Дженна удивлённо подняла брови.

Её знакомая рассмеялась:

– Не-ет, здесь все красивы! Только не знают об этом, забыли. А я знаю. Я вас чую. Вижу изнутри…

– Ты… – собравшись с духом, произнесла Дженна, всматриваясь в обезображенное тленом лицо собеседницы. – Ты чувствуешь и чуешь… Ты видишь красоту… Ты, – она замялась, – любишь нас и… этот мир?

Ничего не ответила ей женщина, лишь улыбнулась. И в этой страшной улыбке мертвеца Дженна увидела более того, что ожидала услышать.

Сухая степь с редкими клочками растительности сменилась бесплодной каменистой долиной. Покрытые белым налётом большие и малые глыбы топорщились подобно раскрошившимся клыкам. Пройти сквозь долину было бы невозможно, но путницы не шли. Как и прежде, они плыли сквозь слои нижнего мира, не различая, где воздух, где твердь – не рыбы и не птицы, не живые и не мёртвые.

Дженна предположила, что белый налёт – не что иное, как соль, и оказалась права. Спустя время перед ними открылась безбрежная белая гладь – не вода, но и не почва. Некая студенистая субстанция, крепкий соляной раствор, в котором не могло быть места жизни, переливалась под красным солнцем розоватыми оттенками.