Свежий воздух кружил голову.

Будто через толщу океана он протянул руку. Каких же сил потребовало это действие! Ладонь коснулась шелковистой ткани платья, чуть выше изящного пояска. Теплота девичьего тела, несмотря на вечернюю прохладу, моментально переросла в жар. Не помня себя, не замечая растворившегося мира, Эрик прильнул к Лании всем телом. Он получил всё: аромат волос, душистый запах кожи и горячие губы той, кого всем сердцем любил.

Тонкие пальцы упёрлись в его грудь, заставляя сделать шаг назад. Он так и не смог почувствовать вкуса её губ.

— Эрик… — багрянец смущения расползся по бледным щёчкам. — Зачем?

Он смотрел на неё и не мог понять, в чём дело.

— Извини, — потупился Эрик, — я поторопился.

— Поторопился? — удивилась девушка. — Ты же знал, что я обручена.

— Да я… — начал было Эрик, но сказать ему было нечего. — Мы тут вдвоём, поэтому я подумал… А, не важно. Глупо получилось.

— Не обижайся, Эрик. Это я виновата, должна была подумать наперёд, как всё это будет выглядеть для тебя. Ты мне интересен как человек, как друг. И я надеюсь, что всё так и останется.

Было заметно, что девушка старалась говорить аккуратно, но каждое слово, будто тяжёлый молот врезалось в голову Эрика. Он не знал, куда себя деть. «Вот бы прямо сейчас рухнуть на самое дно этой проклятой башни и больше не попадаться на глаза Лании!»

— Дружить мы не сможем, — глядя вниз через борт, сказал парень.

Лания казалась собранной, будто готовилась узнать, что сейчас потеряет нечто важное.

— Почему?

— Ты знаешь.

Она молчала, потому что действительно знала. Но молчание причиняло ей неудобство.

— Мне жаль, — тихо сказала девушка.

Похолодевший ветер проник под рубаху. Эрик поёжился.

— Мне тоже, — сказал он, смущённо улыбаясь и стараясь не показывать, что на самом деле он разбит. — Сам не знаю, какая муха меня укусила. Здесь холодно. Давай вернёмся в зал.

Лания поспешно кивнула и первой развернулась к лестнице.

Эрик не двигался. Всё его существо рушилось в бездну, казалось, сам мир отделился от него. Он смотрел на город, но не видел его. Что-то человеческое умирало в груди прямо сейчас. Умирало с криком, заставляя душу стонать, а сердце биться через раз. Кровоточащий кусок чего-то родного отслаивался где-то в груди. Ещё бьющийся, ещё живой, он терял силу в конвульсиях. Это умирала несбывшаяся мечта. Что значат кулаки и кастеты гоблинов по сравнению с таким ударом?

Дождавшись, пока эльфийка скроется в проёме, Эрик устало сел на холодный пол и прислонился спиной к бортику. Руки впились в волосы.

Всё пережитое относительно Лании, весь мир, что создал в мыслях, всё это было иллюзией, которую ему предстояло сжечь.

Часть третья. Стать частью вечного огня. Глава 1. Перо и память

Причудливая вязь Шиту, подобно вьющейся нити, расползалась по листу бумаги. Писать приходилось подолгу не отрывая пера, и чтобы не оставлять клякс, требовалась завидная сноровка: где-то нажать сильней, где-то ослабить, а где-то еле касаться листка самым кончиком. Тяжёлый фолиант, раскрытый на середине, покоился на краю стола. Когда рождался вопрос, только он, ветхий хранитель магической мудрости, всегда был готов помочь с решением, нужно лишь было упросить вредную книгу, долго перелистывая страницы, и ответ находился.

Факелы в библиотеке никогда не гасли. Днём и ночью в их свете нуждались жители огненной обители, непрерывным потоком приникавшие к древним знаниям предков. Но этим вечером помещение пустовало. От единственного занятого стола по залу разлеталось и терялось среди книжных шкафов мерное скрипение заточенного пера о бумагу.

Эрик привык работать именно в это время. Большинство учеников и адептов стремятся разобраться с вознёй в библиотеке сразу после занятий, и тогда здесь поднимается жуткий гомон, каждый что-то спрашивает, кто-то подшучивает, некоторые судачат о городских происшествиях. Те же, кто работает по-настоящему, приходят позже или раньше, ещё до занятий. Вставать ранним утром Эрик не любил. Пока разгуляешься, заставишь мозги соображать — уже пора на занятия. Зато вечером на юношу нападала небывалая работоспособность, и любое дело поддавалось быстро, а главное — с энтузиазмом.

Даже ненавистные всеми задания по мёртвым языкам выполнялись куда проще именно после занятий. Раньше Эрик не чувствовал разницы между наречиями великого мёртвого языка магов, различал их разве что по названиям. Ещё в главной башне Фил пытался вдолбить в рыжую голову хоть какие-то крупицы древнего знания, ведь самому эльфу языки давались легко, но все попытки приобщить друга к занятиям натыкались на холодную стену под названием Иллут. Эрик настолько ненавидел бывшего некроманта, что ни разу не выполнил ни одного задания.

Позже всё изменилось. Из-за озлобленности и отсутствия терпения Эрик не видел, как на самом деле мудр таинственный магот, и как много опыта он хранил для достойных учеников. Однажды Шпиллер во время занятий поддержал короткий диалог с Иллутом на Шиту. Пусть коряво, но ведь он понимал, что говорит магот, а Эрик не понял даже слов Шпиллера. Это взбесило Эрика, но гнев удалось быстро погасить элементарным дыхательным упражнением. Когда сердце остыло, он открыл худой конспект и начал читать.

С того момента утекло много времени, знания заняли полагающееся им место в сознании юноши, и поняв их цену, он постоянно стремился к пополнению и улучшению того, что уже знал. Как так вышло, что Шпиллер мог что-то лучше, до сих пор оставалось загадкой, но как бы странно это ни звучало, за тот урок Эрик чувствовал себя должником перед тупым задирой.

Новая порция чернил на пере. Избыток стёк в чернильницу, острый кончик устремился к листу. Эрик заглянул в книгу, вспоминая, на чём остановился. Перо в напряжённом ожидании замерло над чистой гладью. Юноша не опасался неожиданной капли, он точно знал, что ещё пару мгновений можно не касаться поверхности бумаги. Когда за плечами десятки исписанных тетрадей, чувство уверенности в собственных навыках крепко поселяется в руках. К тому же постоянные занятия по черчению не прошли даром, ведь перед ответственным ритуалом, в момент начертания фигуры силы, рука должна быть твёрдой. И проявлялось это не только в черчении. Многие дисциплины тесно переплетались в магическом искусстве. Эрик узнал это далеко не сразу.

Настал день, когда младшей группе учеников огненной обители выдали долгожданные балахоны, красные, без нашивок. Это говорило о том, что носитель балахона в ордене занимает низшую ступень. Произошло это знаменательное событие через пару дней после выпуска магов и неприятного разговора с Ланией. К подавленному состоянию тогда ещё прибавились неприятности на улицах.

В глазах подвыпивших мужичков вскипал боевой азарт, стоило им завидеть юношу в орденском наряде. Городская шпана считала делом чести придраться к будущему магу, да и отношения с обитателями огненной обители заметно накалились после получения балахона. И всё это как раз в тот период, когда Арон запретил пускать в дело кулаки. Попадая в щепетильные ситуации, Эрику казалось, что земля под ногами разъезжается: разговаривать с пьянчугами или шпаной не имело смысла, а убегать стыдно. Мешала гордость.

Первое время приходилось подбирать слова, выкручиваться, как последнему трусу, лишь бы избежать драки. Получалось паршиво. И вот тогда приходилось переступать через себя и с позором ретироваться. В тот нелёгкий период своей жизни Эрик уяснил, почему начинающие маги не ходят по городу в одиночестве и собираются в особых местах. И тогда же он осознал ценность старого доброго «Логова» для младшего магического сообщества.

На логичный вопрос, почему в народе живёт такая нелюбовь к магам, Фил нашёл не менее логичный ответ: «Простой люд пашет, а мы задницы просиживаем в палатах, и только ежели надобность какая, то соизволим явиться, почертить в воздухе, пошептать по ветру, да вернуться в палаты. Вот и вся работа. А простой люд снова — паши». Если б простой люд знал, что нужно пройти, чтобы научиться правильно «почертить» да «пошептать», то харкнули бы с обиды, да назад на поле. Авось привычней.