— А главного откуда знаешь?

— Торбат разыскивался королевской разведкой, как ответственный за разбои на дорогах Объединённого Королевства, но когда мы его нашли, то решили, что от живого вожака самой большой гоблинской банды толку будет больше, чем от повешенного. Он кладезь полезной информации. Тем более к тому моменту он отошёл от разбоя. Видать, награбил впрок. Он не дурак, всё понимал, и согласился на любое сотрудничество, а сейчас не знает, как от меня откупиться.

— Что же это получается, я, сам того не подозревая, ограбил освободителей их родины? Нехорошо как-то…

— Успокойся, Эрик, знал бы ты, сколько невинных жизней они забрали, пока зарабатывали на войну. Поделом. С печаткой или без неё они погибнут. Кстати, покажи-ка мне эту игрушку.

— Тоже мне игрушка! В ней столько золота, что палец гнётся, — Эрик выудил из кармана носок.

— Э-э-э, мне твоего имущества не надо.

Эрик стянул носок и спрятал назад в карман. Ниггед безжалостно разворошил мешок, нашёл печатку, а остальное содержимое высыпал на мокрый снег.

— Ты прав, это золото, — с ходу определил Ниггед. — А вот о магических свойствах я бы не торопился говорить. Покажу вещицу Арону, если не возражаешь, — не дожидаясь ответа, дворецкий убрал печатку под плащ.

На территорию ордена пробирались тем же путём. Оказавшись под окном купальни, Ниггед подсадил Эрика, и тот ловко влез в башню.

— Ни шагу за стены, ты понял? — наставительно произнёс дворецкий. — В следующий выходной буду ждать тебя у ворот. Если решишь остаться, выйдешь и скажешь.

Эрик на миг задумался.

— Можешь не ждать. Разве что через месяц, раньше я домой не соберусь.

— Как скажешь, — Ниггед развернулся в сторону забора.

— Ниггед! — окликнул шёпотом юноша. — После того, как вчера проводил меня до башни, куда ты отправился?

— На рынок. За хлебушком, — оскалился Ниггед и бесшумно скрылся в ночи.

«Он точно знал, что на меня могут напасть. Вот только как он это узнал?» — размышлял Эрик, закрывая за собой окно.

[1] «Зачем пришёл, Ниггед?».

[2] «Я хотел поговорить, удели пару минут».

[3] «Слушаю».

[4] «Помнишь, я просил не трогать мальчика?».

[5] «Вчера на мальчика напали тринадцать гоблинов». Язык гоблинов не содержит местоимений, кроме «я», у гоблинов принято уточнять по именам или статусам, как в данном случае, местоимение «него», Ниггед заменяет словом «мальчика» (rupity).

[6] «У меня (дословно — «мой») хорошая память, таких распоряжений я не давал».

[7] «За мальчиком долго следили. Я полагаю, разрешение на это, гоблины получили у тебя, Торбат».

[8] «Откуда синяк?».

[9] «Соно» — одна из гоблинских банд Новых Ветров.

[10] «Парни нападали на мальчишку?».

[11] «Такого не было».

[12] Освободители Вейи, родной земли гоблинов, в настоящее время заполненной враждебными племенами диких кентавров.

Глава 6. Испытания сердца и духа

Иногда Эрику казалось, что безумие накрывает разум горячей рукой. Мысли путались, добиться сосредоточения на чём-то одном становилось невозможно. Но бывало и наоборот, просыпаясь, он никак не мог перестать думать о чём-то, кроме того, что уже крутилось в голове. И так весь день.

Бесконечное наблюдение за собственными мыслями выматывало, вытягивало душу. Голос внутри всё время пытался о чём-то говорить. Доходило до того, что Эрик заговаривал вслух с самим собой во время лекций.

Борьба со сном была ещё одним фронтом. Спать хотелось везде и всегда. На лекциях засыпала половина группы, но Эрик, удивляясь собственной стойкости, вновь и вновь разлеплял тяжёлые веки, заставляя себя слушать. В таком состоянии он иногда не мог понять, в каком лектории находится в данный момент, и кто сидит рядом, и сидит ли кто-нибудь вообще. А рядом всегда сидел Фил. Бесконечные практики и самоограничения сломили даже устойчивую к умственным нагрузкам психику эльфа. Фил по несколько ночей подряд не мог заснуть. Он не жаловался на недостаток сна, но его выдавали запавшие, покрасневшие глаза. И подобное состояние преследовало всех слушателей. Башню заполнили юные зомби.

Маготы всего этого будто не замечали, они лишь увеличивали продолжительность практик и заданий для свободного времени. Лишь однажды Иллут обмолвился о том, что все навыки мага: широта мысли, красочное воображение, глубина памяти, мощь воли — должны работать сами по себе, без какого-либо внутреннего усиля. Для этого нужно сломать барьеры сознания, сдерживающие потенциал мысли. Единственная возможность этого добиться — изнурительный труд.

Эти слова Эрик вспоминал каждое утро, потом забывал на весь день, погружаясь в работу, и вновь вспоминал перед сном.

Выходные вечера… Бывало, Эрик вспоминал о них, когда они оставались позади…

За долгую северную зиму он вырывался из башни считаные разы, но неизменно делал это в одиночестве, отвергая предложения Фила, Ловиса и даже Лании. О том, чтобы развеется, прогуливаясь по городу, не могло быть и речи. Ниггед запретил любые вылазки, вероятность нападения гоблинов сохранялась несколько месяцев.

Однажды, ближе к весне, Ниггед, как всегда, ждал Эрика у ворот, чтобы проводить до дома. В тот день дворецкий сказал, что освободители Вейи покинули город месяц назад, но нападение по-прежнему не стоит списывать со счетов, возможно, из города вышел лишь основной отряд, а какая-то часть осталась доделывать незаконченные дела. В список этих дел мог входить и Эрик. Всё это было лишь предположением, но для перестраховки дворецкий попросил ещё четыре-шесть недель не выходить на улицу в одиночестве, то есть ни с кем другим, кроме самого Ниггеда.

Просьбу Эрик принял легко — затворничество перестало угнетать ещё в середине зимы, когда на плечи слушателей свалилась лавина заданий, начиная от докладов по общемагии, переводов целых книг с мёртвого языка на общекоролевский, и заканчивая донельзя продолжительными практиками, проходившими теперь не только в лекториях, но и в тренировочных подвалах башни.

Трижды за зиму Эрихто устраивал собрания в главном зале, чтобы выявить чувствительных к движению маны, и с каждым разом сознание теряли всё больше слушателей. Фил вместе с эльфийками почувствовали воздействие заклинания сразу вслед за Эриком. Ловис, так же как и Тод, оказался среди последних. Даже Шпиллер умудрился ощутить магическую волну, получив билет на продолжение обучения. Но были и те, кто даже после всех четырёх попыток так ничего не прочувствовали. Четверо лодырей и двое отличников отправились домой, так и не пройдя слушательского курса.

На одном из собраний декан пояснил случившиеся отчисления, сказав, что научить магии можно любого, но потенциал у всех разный. Для обучения одного ученика может потребоваться пять — шесть лет, а для другого будет мало и двенадцати. Трудно обучаемые слушатели не станут успешными магами, легчайшие задачи будут даваться им с трудом, и настоящая сила обойдёт их стороной. Поэтому нет смысла продолжать обучение таких слушателей. Затраченные на них деньги и время — лишь напрасная потеря и того, и другого. А уровень знаний вторичен. Неважно, как хорошо соображает слушатель, но если он не способен ощутить ману, то с магией лучше завязать, и как можно быстрее найти другую профессию.

За себя Эрик не переживал. Всякий раз, когда ученики из соседних башен выходили тренироваться во двор, он чувствовал колебания их неуверенных заклинаний. Со временем Эрик начал различать интенсивность и силу колебаний, и таким образом определял опытность заклинателя. Когда заклинание творил ученик, Эрик чувствовал, как через него самого рывками тянут незримую нить, но стоило за дело взяться маготу, и нить силы уже ползла ровно и быстро, нигде не задерживаясь, нигде не прерываясь.

В подвалах башни слушатели собирались для особых практик. Бывало, Чэмери завязывала глаза всей группе и просила выполнять следующее упражнение: в полной тишине необходимо было сосредоточиться на собственной коже. Чтобы усилить ощущения через осязание, магот предлагала представить, что в каждого из слушателей со всех сторон целятся лучники, и они вот-вот выстрелят. Попадания стрел имитировали заклинания Чэмери, коловшие то одного, то другого слушателя.