Довольно долго ничего не происходило, нагоняя скуку и заставляя зевать, но уже далеко за полночь послышались характерные негромкие хлопки крыльев, а на сыщика начала наваливаться сонливость. Впрочем, как навалилась, так и отвалилась, оставив вместо себя неестественную боевую бодрость.
А вот татарский сторож замер стойким солдатиком – характерная особенность магической атаки мантикоры. При навеваемом ею сне тонус мышц не снижается, а посему заснувший не падает, давая тем самый шанс на своевременные пробуждение и отпор себе и другим потенциальным жертвам. К тому же мантикоры предпочитают не взлетать с грузом с места, а сначала подпрыгнуть с земли или спрыгнуть сверху, а уже потом, на втором-третьем взмахе крыльев закогтить добычу. Такой вариант дает им серьезную фору в отношении скороподъемности.
Сыщик внимательно следил за средних размеров мантикорой, сидящей на крыше овина и вдумчиво выбирающей себе овечку на ужин. Расстояния совсем немного не хватало для уверенного захвата ловчей сетью, а посему даже дышать следовало через раз – у жертв магического сна дыхание уряжалось. Наконец, после долгих размышлений, киса определилась с меню и спрыгнула вниз, попав, наконец, в зону гарантированного захвата. Магическая сеть сомкнулась на звере, не позволяя ему бежать, а следующее заклинание погрузило в глубокий сон. Тут и охранник встряхнулся, с изумлением уставившись на невесть как появившуюся посреди загона крылатую зверюгу.
И с этого-то момента и началась серьезная работа. Мало было поймать мантикору, нужно было еще и выяснить, каким образом запрещенное к содержанию и разведению животное попало в Крым. Ее природный ареал обитания включал центральную и северную Африку, а также Ближний восток. Самые северные места, куда мантикоры добирались добровольно, располагались в Закавказье. Склонности к альпинизму, дальним полетам и преодолению крупных (типа моря) водных преград вплавь они не проявляли и проявлять не желали. В норме максимальным по дальности маршрутом полета мантикоры был «логово-овца-логово», да и тот не беспересадочный. А посему добраться до места поимки без посторонней помощи киса не могла ни коим образом. Вот этого-то помощничка и следовало сначала найти, а потом суду предать, предварительно выяснив, кого он там еще успел притащить и каких дел эти притащенные успели натворить.
И тут тайного сыщика постигло неожиданное разочарование. Несмотря на явные следы ошейника и не очень давно аккуратно подрезанные когти, хозяина у киски не было. Точнее – не было в числе живых. Слепок ауры вел в никуда. Судя по всему, хозяин мантикоры не так давно скончался, что ставило важные вопросы в отношении причин его смерти и будущей судьбы животинки.
Впрочем, мантикоре повезло – стандартный магический тест для хищников показал, что человеческой крови на ней нет ни капли, что позволяло не уничтожать объект, а передать, например, в зоосад. А, для живности попроще, в цирк или ведьмам в фамильяры. Магическим животным, представляющим реальную опасность, полагался или зоосад, где они выступали в качестве учебного пособия, или центр репродукции для редких и исчезающих видов, представляющих хозяйственную ценность или занимающих важное место в биоценозах. Да и то не для всех. Те же василиски, хоть и числились исчезающими уже не первый век, окончательно исчезать никак не желали, регулярно добираясь на север примерно до Вышнего Волочка, а в годы с жарким летом – и до самого Питера. Они при обнаружении давали немало каменных статуй неудачливых охотников, которые потом приходилось отыскивать в лесах и расколдовывать, а также ценные, не знающие сносу сапоги для удачливых и их родни. Тем не менее в зоосад василисков никто не определял, дабы не заниматься потом окаменевшими служителями и посетителями, а разведением никто заниматься не хотел, предпочитая все те же сапожки.
Мантикора к исчезающим видам не относилась, но убивать ни в чем не повинную животинку было жалко. С памяти ее, с горем пополам, считывался образ темноволосого коренастого мужика, но толку с этой картинки было немного – таких на любой дороге по пучку на обоз. А то и по два. Ну а обонятельные, тактильные слуховые и прочие ощущения формирующие у животного картину хозяина, с человеческим восприятием сочетались не очень хорошо и поиску помогали мало. И, если при живом хозяине мантикору можно было использовать в качестве детектора для выявления преступника, то в нынешней ситуации никакого разумного применения киске, кроме помещения в зоосад, не усматривалось.
Барон стребовал с шашлычника подводу с возницей для перевозки мантикоры в Симферополь. Старик чуть в обморок не упал, когда узнал, кто его овечек устерег, а как проморгался, то подогнал подводу аж с пятью образцовыми барашками, так и просящимися на шампур. Ближе к вечеру неспешно ползущая подвода доползла до зоосада. Поскольку зоосад был обязан своим существованием как раз периодически отлавливаемым живьем опасным магическим животным. Здесь они приносили существенную пользу, служа наглядным пособием школярам, будущим лесничим и магам, да и много кому еще. Посему парочка «дежурных» свободных вольеров, куда можно было поместить новую добычу, имелась всегда.
Впрочем, бардак с финансированием имел место и здесь, так что руководству зоосада пришлось поставить большой ящик для пожертвований, прямо намекающий на немалые аппетиты обитателей зоопарка. Наполнялся он не дюже ретиво, но пережить очередные финансовые передряги помогал. По этой самой причине директор зоосада не только радовался новому редкому экспонату, но и вздыхал по немалой дыре в бюджете, каковую этот самый экспонат неизбежно выгрызет. Барон, посмеиваясь, приказал занести в избранный для размещения мантикоры вольер одного барашка, а остальных приберечь на будущее. Затем туда же занесли сладко дрыхнущую мантикору и он снял заклинания. Мантикора осоловело осмотрелась, дернулась, было к барашку, однако заметила людей неподалеку и быстро скрылась за изображающей густой кустарник изгородью. Он проводил взглядом свою бывшую пленницу, усмехнулся и полез в карман.
– На прокорм этой киске. – сказал он, протягивая выловленную пачку ассигнаций директору. Тот, оценив сумму, чуть не повторил маневр давешнего шашлычника, но тоже удержался и рассыпался в благодарностях.
А тайный-претайный сыщик еще раз глянул на вольер, по которому пока бродил несостоявшийся шашлык, и приказал возчику править на ближайший приличный постоялый двор. Ездить ночью по крымским дорогам было не самой разумной идеей.
На следующий день барон вернул подводу и попросил поспрашивать, не знает ли кто о том, что кто-то с описанной внешностью регулярно покупал овец, но недавно помер. Впрочем, повезло ему наутро на ближайшем рынке. Уже вторая торговка, рассказала про бывшего моряка Ваньку Каштанова, который барашков у разных продавцов чуть ли не каждый день брал. Деньги у него были – нашел в плаваниях что-то дорогущее, а вот куда он такую прорву баранины девал – то никому не ведомо. Хороший покупатель был, но помер от удара о прошлом месяце…
Осмотр дома подозрения подтвердил. Видимо, котенка мантикоры он зачем-то привез, а потом мантикора выросла и жила у него. Судя по тому, что обитала скотинка в деревянном вольере, была она ручной и хозяина слушалась. А как тот пропал, то оголодала, разворотила вольер и отправилась за любимой бараниной.
Сыщик еще раз посмотрел на обломки прошлой обители мантикоры, тщательно просканировал участок и дом на предмет возможных опасных сюрпризов и, к своему удовлетворению, ничего не обнаружил. Оставалось написать краткий отчет и спокойно продолжить отдыхать.
Дело о гремлинах
Отпуск, к некоторому удивлению барона, протекал без особых отвлечений и осложнений. Ну не считать же за работу утихомиривание соседского домового! Там вообще и смех и грех! Купил домик парень из молодых, тех, что в науку веруют, а в церковь не ходят и домовых не привечают. Домик был как домик, но со временем и полы слали скрипеть и окна щелями пошли и двери то не закрываться, то клинить… По полчаса хозяин войти-выйти не мог! А по ночам мыши хороводы водят, спать не дают. На все это и плакался красноглазый и окосевший с недосыпа молодой человек, случайно оказавшийся рядом с бароном все в той же шашлычной. Когда сыщик выслушал сию грустную историю и таки перестал смеяться, он предложил молодому олуху поспособствовать. Парень, оказавшийся инженером по паровым машинам, готов был на любую помощь, даже не совсем научную.