После тщательной двукратной проверки скотного двора на отсутствие людей (Корчея старалась ничуть не меньше, ибо любой недосмотр мог самым негативным образом сказаться на и без того невеликой квоте) к небу взметнулись синие языки магического пламени. Оно имело температуру около пяти тысяч градусов, немногим меньше, чем на поверхности Солнца, а потому великолепно обеззараживало мгновенно превращая любую органику в атомарный газ. Скотина в стойлах испарилась, даже не успев испугаться. Впрочем, кроме скотины, в поместье были и другие обитатели, неизбежно проснувшиеся после рева и ударной волны, сопровождавших испарение скотного двора.

Возглавлял толпу крестьян сам помещик, бородатый и лохматый мужик, который, если и отличался от своих дворовых и крестьян, то в худшую сторону. И штаны и рубаха, сделанные из небеленого льна, давно нуждались в стирке, а сам мужик – в зубном лекаре. И не только в зубном – взгляд его был не просто тронут безумием, а буквально источал оное. Еще он очень старательно демонстрировал угрозу, размахивая вывороченной откуда-то оглоблей.

– Вы чаво тут безобразия безобразничаете?! – взвыла эта орясина с орясиной и попыталась ткнуть своей дубиной тайного сыщика.

– С кем имею.? – спокойно спросил барон, легким движением откинув оглоблю в сторону лужи расплавленного стекла на месте скотного двора. Что именно имеет, он уточнять не стал, но выражение лица не наводило на мысли, что честь или удовольствие. А вот вспыхнувшая оглобля навела сопровождавших помещика на верные мысли о вредности размахивания вилами и косами.

– Акакий Быстров, мои это земли. А вы кто? – уже вежливее ответил помещик, оценив судьбу своего оружия и пару-тройку быстрых шагов назад своего «войска».

– Старший сыщик Особого сыскного отдела Тайной канцелярии барон Орловец. И на предмет принадлежности земель вы ошибаетесь. В связи с крайне опасными действиями, направленными на создание угрозы жизни и здоровью подданных Его Императорского Величества, а также повлекших гибель оных в немалом числе, моим решением лишаетесь этих самых земель и направляетесь на каторгу пожизненно. Мое решение можно обжаловать перед государем лично. – сыщик взмахом руки «заморозил» будущего каторжника, чтобы не тратить сил и времени на транспортировку. У наряда полиции, который приедет за осужденным, будет специальный амулет для вывода из стазиса, а больше никому эту «статую» трогать не положено.

Барону же предстояла тяжелейшая работа по проверке всей окрестной скотины и людей на предмет заражения, которая заняла почти сутки. Впрочем, на утренний поезд до Москвы он успевал, так что еще мог спасти свой отпуск. Уже садясь в пролетку, он, поймав взгляд не менее уставшей Корчеи, которая лучше любой ищейки выискивала дрыхнувших по каким попало стогам крестьян, задумался.

– Корчея, до прибытия на каторгу его не трогай, нечего конвоирам работу осложнять. А вот как приедет – он твой. Сверх квоты.

– Благодарить не буду, сами понимаете, но… – лихорадка расплылась в довольной ухмылке.

Два понимающих взгляда человека и нечисти на мгновение скрестились и каждый отправился по своим делам.

Каким образом барону Орловку удалось сдать отчет, сбежать домой, а потом и на вокзал, чудом успев выкупить последнее купе первого класса, он и сам не понял. Чудо – оно и есть чудо. К сожалению, третьего билета на этот поезд не нашлось, а посему горничную Глашку, посовещавшись, решили оставить дома, присматривать за особняком. К тому же, как выяснилось, у нее болела мать, а эта дуреха стеснялась просить о помощи. Так что барон попросту оставил ей кошелек потуже на лечебные расходы и позвонил коллегам на предмет организации нужных консультаций в его отсутствие.

На следующий день они с поваром, старым немцем Фрицем, сидели в купе и с удовольствием поглядывали на окраины Москвы, скрывающиеся позади. Иногда, правда, ветер загонял в окно клок дыма, но закрывать его по летней жаре желания не было. Оставалась, правда, вероятность, что тайного сыщика в случае неотложного дела догонит телеграмма, но запыхавшегося посыльного с таковой не обнаружилось на пороге пупе ни в Харькове, ни в Лозовой, ни в Екатеринославе, ни в Джанкое. А в Симферополе барон с поваром благополучно сменили паровую тягу на гужевую, спокойно продолжив свой путь. Похоже, что все преступники устрашились скорого и праведного суда в его исполнении.

Дорога, построенная по велению Его Императорского величества Александра I усилиями блестящего инженера Августина Бетанкура и не менее блестящего организатора графа Михаила Воронцова радовала красотами, а неспешный ход упряжки усыплял. Так что на участках поровнее пассажиров одолевала дрема, не имевшая, впрочем, шансов на длительную власть – очередная неизбежная колдобина пробуждала пытающихся сократить путь сном.

К прибранному и подготовленному к прибытию хозяина дому приехали уже поздним вечером, попадав отсыпаться. Все же дорога из первопристольной была довольно утомительной. Наутро барон проснулся еще когда не сошел утренний туман. Завтрак из яичницы, поджаренной со свининой, бутербродов и кофе, ему традиционно подавал повар, а затем следовала длительная прогулка. На обед дома его никогда не ждали, а если таковое и случалось, то рукастый и предприимчивый Фриц быстро организовывал легкий стол. Ужин же, к которому прогулка в большинстве случаев благополучно заканчивалась, обычно был весьма плотным, дабы возместить дневные затраты сил.

В одну из прогулок он краем уха услышал причитания шашлычника, местного пожилого татарина, о том, что почти каждую ночь пропадает по овечке и так скоро вся отара изведется. Шалости местных бездельников, промышлявших бесплатным шашлыком, Тайную канцелярию волновали мало, так что сию горестную историю сыщик оставил без внимания…

Пока несколькими днями позже не услышал более развернутую версию. Оказалось, что овцы пропадали исключительно ночью из крепкого закрытого загона, охраняемого собаками. При это ни на изгороди, ни на земле не было никаких признаков перемещения самой овцы или ее туши, а собаки не лаяли. Можно было подумать, что сам шайтан за мяском повадился. И вот на этом месте профессиональные рефлексы сделали стойку – Шайтан там или нет, но в пропаже овец виновны явно не обычные воры.

Барон доел свой шашлык и начал расспрашивать татарина о прискорбных обстоятельствах несанкционированного исчезновения будущего сочного и поджаристого лакомства. Дедок понуро подтвердил все перечисленное и уточнил, что даже охранник не помогает. Вроде и не спал, а поутру одной овечкой меньше.

Последнее обстоятельство окончательно раззадорило сыщика, ибо указывало на то, что овец воровали или маги, которым это явно ни к чему, или некоторые магические животные, каковые в Крыму в диком виде не водятся, а к содержанию и разведению частными лицами строжайше запрещены из-за серьезной опасности для окружающих.

С учетом всего этого он напросился посмотреть на тот самый загон. Следы пришлось поискать, но они были. Сначала среди отпечатков овечьих копыт удалось разглядеть полузатоптанный след крупной кошачьей лапы с очень длинными когтями, которая, у уметом искажений, могла принадлежать двум видам, а позже с краю обратил на себя внимание чуть более чистый участок, почти лишенный мелкого мусора, явно сметенного, но чем? Понятно, что не веником заботливой хозяйки. А вот крыло очень даже могло поработать. Сыщик еще раз тщательно осмотрел забор и не нашел ни следа характерных перьев. Это значит, что грифоны, обладающие похожими задними лапами, к похищению отношения не имеют. Они, со своими длинными крыльями, неизбежно чиркнули бы ими при взлете с грузом по забору, оставив перышко другое. А значит, похититель имел более короткие и кожистые крылья. Мантикора. Дело как раз по его профилю. Отдохнул…

Вечером удобно и тепло одевшийся сыщик вновь заявился к загону. Местные ночи переменчивы – с гор внезапно может спуститься холодный воздух, превращающий субтропическую духоту в форменную колотыровку. Применять магию было пока нельзя – мантикоры ее чувствовали получше самих магов и попросту меняли место охоты. Так что охотнику на охотника не оставалось ничего другого, кроме как постараться спрятаться в самой густой тени.