– Я была не дома, – успокоила помощница. – В любом случае, нам за это платят. В моей профессии ложная тревога – это хорошая новость.

Пожелав Шейле спокойной ночи, она вышла под ливень, коротко кивнув Лайне. Через миг взревел двигатель джипа.

– Уверена, что с тобой всё нормально? – спросила Лайна, разрушив тишину, оставленную отъезжающей машиной и заполненную стуком и плеском ливня.

Шейла кивнула.

– Спасибо… – неохотно сказала она. – Ну ты поняла.

Она не была уверена, что подумала Лайна. Благодарность за тревогу? Нет, несправедливо. Благодарность за заботу? Ну, заботы было по самое горло.

Благодарность, что ты сознательная гражданка? Это ближе всего к правде.

– Хорошо, – Лайна колебалась. – Эм, если ты уверена?…

– Да. Подтверждаю. И ещё раз прошу извинить.

– В извинениях нет необходимости, – Лайна продолжала стоять на месте, а ливень хлестал по её башлыку и плечам.

Она ждала, что её пригласят войти? Нет. Между ними объявлено перемирие, но это не значит, что они стали подругами. Шейла не хотела дружить. Она ничего не хотела от Лайны. Каждая встреча с ней – это болезненное напоминание о том, какой она оказалась дурой. Надеялась лишь, что Лайна не догадается, насколько близка Шейла была к тому, чтобы влюбиться.

Господи. Влюбиться в женщину, которой даже не существовало.

– Если тебе что понадобится, я… – сказала Лайна и указала в сторону своего коттеджа, через дождь сияющего красными огоньками.

Словно бы Шейла могла забыть место преступления.

– Спасибо. Спокойной ночи, – ответила Шейла и закрыла дверь.

Полчаса она была занята естественными потребностями, обработкой раны, которая, похоже, неплохо заживала и без её помощи и приёма лекарств, и ответами на звонки обеспокоенной семьи. Процесс шёл не быстро. В общей сложности тридцать сообщений. Звонили практически каждый час. Она не винила близких за беспокойство из-за отсутствия реакции.

– Клянусь, со мной всё абсолютно нормально, – первым делом Шейла успокоила папу.

Её папа, будучи ПАПОЙ, старался на всё смотреть с положительной точки зрения.

– Тогда тебе надо как следует отдохнуть, дорогая.

– Кажется, уже отдохнула. Мне намного лучше.

– Это здорово, – в его голосе всё ещё слышалось сомнение. – Но ты уверена, что тут тебе отдыхалось бы хуже?

– Я сказала Силе, что, возможно, прилечу утром в Рождество.

– Было бы отлично. А то очень непривычно будет не увидеть тебя рождественским утром.

– Знаю. Мне жаль, но это первое рождественское утро, когда я не смогу быть дома.

Нет, не совсем так, и тот факт, что папа с таким пониманием отнёсся к её бегству, заставлял чувствовать себя ещё хуже. Но именно это делало его четырёхзвёздным папой, а не каким-то обычным. Следующей на очереди была Шери, и уж она не стеснялась в выражениях.

– Ты хоть представляешь, что из-за тебя пережили папа и Силя? Я уже была в двадцати минутах от посадки в хренов самолёт.

– Это был бы самый идиотский поступок – лететь, не понимая здешней обстановки.

– Не понимать обстановки – это не знать, почему я уселась в этот проклятый самолёт!

– Это безумие какое-то, учитывая, что со мной всё хорошо!

– Те, с кем всё хорошо, не спят так долго. Тебя не должны были выпускать из этого чёртового госпиталя.

– Вообще-то, я не заключённая. Меня выписали, потому что я была к этому готова.

– Тебе надо погрузить свою задницу на корабль и сесть в самолёт…

– Слушай, даже если бы я была с тобой согласна, это невозможно. Паром по ночам не курсирует. На океане сильное волнение. И кажется, вылеты из Лос-Анджелеса тоже отменены. А кроме того, я с тобой не согласна и никуда не поеду, пока не буду готова!

Они покричали друг на друга ещё несколько минут, спуская пар. Потом Шери передала трубку Сильвестру, и Шейла прошла через то же самое вновь, но с меньшим количеством брани. Когда Сильвестр тоже проорался, он доказал, что мужчины намного более жестоки, выкатив главный калибр в виде девятнадцатимесячного племянника, приложенного к трубке.

– Тебе должно быть стыдно, потому что не приедешь на рождество, тётя Шейла, – сказал Люк.

Вот она – суть, изложенная неуверенной детской речью. Сообщение доставлено и получено.

– Ладно, милый, увидимся в субботу, – уверила Шейла племянника, продолжающего ворковать и угукать ей на ухо.

Боже правый, он ведь маленький ребёнок. И, наверное, думает, что она была рядом. Выпив несколько стаканов воды, Шейла потом напоила свою крохотную ёлку и переставила её на подоконник над раковиной. И что дальше? Успешно избавившись на эту ночь от любой компании, Шейла не знала, чем себя занять. Вряд ли ей скоро опять захочется спать, это уж точно.

Она отлично выспалась и отдохнула. А ещё проголодалась. Дом поскрипывал. Ночь за окном, казалось, сотрясается от шквальных порывов ветра. Почему бы не приготовить ужин? У неё был стейк, грибы, картошка, бутылка хорошего вина и пара отличных книг – всё необходимое для чудесного ужина, который она предвосхищала с тех пор, как у неё в голове материализовалась идея вернуться на Каталину. У Шейлы имелась небольшая стопка книг, которые она планировала прочесть. Шейла всегда старалась улучшать свои познания в искусстве, поэтому читала книги именно в этом направлении. Её основное образование было связано с историей, но, по счастливой или не очень случайности, попав в отдел криминальных расследований в области искусства, она нашла эту работу увлекательной и открыла в себе умение определять подделки. Что делало её влюблённость в Нори ещё более абсурдной. В своей работе Шейла была хороша, она наслаждалась ею, и сейчас выпала неплохая возможность наверстать упущенное в этой области. Проблема была в том, что ей было неохота готовить. Не хотелось сидеть дома и учиться. Хотя ночь не располагала к прогулкам. Если на улице бушевал не настоящий ураган, барабаня в окна, то очень неплохо ему подражал. В этом себя убеждала Шейла, даже когда уже надела куртку. Да какого хрена. Она по-быстрому спустится к Полумесяцу, поглядит, не открыто ли какое-либо заведение, и если открыто – перекусит, выпьет и вернётся домой. Небольшое физическое упражнение, немного свежего воздуха, и она будет лишь рада забраться с книгой в кровать. Она шагнула за порог и едва не передумала. Ночной воздух был влажным, холодным и солёным, как прибой. Листва на кустах жутковато шелестела под порывами ветра. Телефонные провода над головой словно бы натягивались и вибрировали, будто их дёргали невидимые пальцы. По улице спешили несколько человек – кто-то торопился в укрытие, другие бежали в гавань по срочным делам, но народа было не много. В окнах Лайны между жалюзи пробивался свет. Красные рождественские лампочки весело светились под карнизом. Повернувшись к ним спиной, Шейла двинулась в сторону проспекта Полумесяца. Она удивилась, увидев большинство ресторанов открытыми. “Эль Галеон” сиял огнями, привычная музыка восьмидесятых грохотала в динамиках, повёрнутых к океану. Шейла зашла внутрь, её поприветствовала барменша. Парочка в одинаковых дождевиках сидела за дальним столиком. Шейла решила не стеснять их и выбрала столик около входа. Она вытянула меню из под нагромождения баночек с ложками, ножами, солью, перцем и приправами. Подошла барменша, и Шейла заказала себе “Козье молоко”. Канун Рождества, как никак, а с алкоголем у неё всегда были нормальные отношения. Ожидая заказ, она лениво изучала обстановку, напоминающую впечатление рыбака о Марди Гра. Огромная, слегка пожелтевшая рыба-меч, водружённая на обитую светлыми панелями стену. С потолка свисали бусы, металлические шарики и пластиковые дублоны, по которым стекала вода. Капли настойчиво барабанили по большому металлическому ведру в центре комнаты. Балкон второго яруса был построен в виде корпуса корабля в комплекте с небольшими пушками.

Шейла находила антураж забавным, но это было место первой их встречи с Нори, поэтому ей больше нравились воспоминания о женщине, составлявшей компанию, чем еда и выпивка. Мысль видимо была волшебной, поскольку в то же мгновение в двери нарисовалась высокая фигура в тёмной куртке.