— А коли помрёте? — уточнил младший, взвыв от мощного удара ботфортом от Хонака.

— Тогда на глаза — по золотому! — затребовал я. — И чтоб было! Вернусь — проверю, — посулил я. — Принимаете ряд?

— А ряд будет?

— А как же без него, — покивал я, набрасывая первичные пункты. — Так согласны? А то я торгуюсь только вверх, силы свои ценю, — уточнил я.

— Согласны, почтенный! — махнул лапой Хонак.

В общем — трудоголизмом заниматься не очень хотелось. Но Лисы нет, а если не попрусь в этот мухосранск — Потап меня тренировками затрахает. И самому интересно, если начистоту. И деньги — не лишние. Кстати, уже на пути из Золотого оказалось, что в деньгах прибыток будет в любом случае: у Барибалычей была вполне типичная для беролаков проблема с кониной. Точнее — у конины с ними. Ехали они на телеге с гелеакулюсом, но и старший, и младший на аркубулюса слюни роняли, даже уточнили, что и как. И, что не может не радовать, скидку, оперируя названием «Медвежье Товарищество», требовать не стали — а то пришлось бы дать, процент-другой, не больше. Но пришлось бы, из чувства лингвистической справедливости.

Заночевали в какой-то придорожной корчме, где я, наконец-то, выспался как приличный беролак… Вообще — как неприличный, приличный бы на пару дней завалился после моей шебуршачей жизни… Но уж как есть. Девок, парней и всякие мешающие предложения я послал в жопу, ну а пошли или нет — не знаю. Не проверял, отсыпаясь.

И к полудню мы подъезжали к Лакоте — не слишком большой, но и немаленький городок, низкоэтажный, с двухметровой городской стеной и мощёный деревесными пнями. Я чуть было не подумал, что меня в навь занесло случайно — но нет, просто срезы древесных пней и вправду использовались в виде этакой деревянной мостовой. И первым делом я направился в местный Пантеон — самое высокое здание-шпиль в городке. Правда, толку никакого: жрец валялся и страдал.

— Не хочу говорить, почтенный собрат. Сильная навка, ОЧЕНЬ… — страдающе простонал с ложа этот тип.

— Так что ж ты Барибалычей успокаивал, светлый⁈ — возмутился я. — «Сильная навка» весь город сожрёт, да и на нём не остановится!

— Яр изрёк… — умирающе выдал жрец, поморщился и рассказал.

В общем, в навь он даже не попал. Переступил порог родного (Барибалычем был, морда религиозная) особняка, после чего стал стучаться о пол, стены, потолки и прочие детали интерьера. И «жуткий, поганый рёв!» — жаловался он. Пробовал хоть что-то сделать, но толку от силы Барибала просто не было. Обратился, метелимый, к Яру. Получил от того СМС-ку: «проблемы нет, а что есть — дома не покинет». И всё, после чего навка просто выпнула жреца из особняка, полного звиздюлей средней тяжести.

— А на душу покушалась? — допытывался я.

— Вроде и нет, но уж прости почтенный — не до того мне было. Может, обращение к Любящему помогло, не ведаю, — буркнул жрец.

— И никаких барьеров, молитв и ритуалов?

— Сам Яр рёк!

— Ясно-понятно. Ну, прощай, светлый собрат, — распрощался я.

И, не вылезая из храма, присел на какую-то скамеечку, думать и совещаться с внутренним голосом. На тему «как делать?» Потому как «что делать?» — на первичном этапе и без того было понятно.

— Домовой? — мысленно предположил я, посылая Потапу образ.

«Нету таких. Хотя… смотри», — отправил он пакет весьма занимательных данных. — «Может, первые щенки так настоящих зверей», — под последними он имел в виду тотемных духов, — «и вырастили».

А пакет информации заключался вот в чём. Когда трава была зеленее, а Потап — простым, хоть и сильным зверодухом, рассекающим леса нави Зиманды с напарником-Апопом (и устраивали некислый шорох подвернувшимся под лапы и копыта), в яви Зиманды копошились и подпрыгивали люди. Так вот, теория (потому что точно Потап не знал) была очень похожа на правду. А именно: прирученные и домашние животные, умирая, становились зверодухами. И не все из них, даже одержимые голодом жадины, забывали хозяев. И всякие племена и трибы получали защитника от нави. Ещё не тотемного духа, но уже близко к тому. И теория Потапа заключалась в том, что сам механизм становления тотемным духом (или создания щенков — не принципиально, вопрос точки зрения) зародился как раз от одомашненных животных, с которыми хорошо обращались при жизни и со страшной силой уважали после смерти.

— А ведь очень и очень похоже на правду, — признал я. — Но в качестве тотемных духов я всяких собак-кошек чего-то не наблюдаю.

«Конечно», — фыркнул Потап. — «Они же лесному зверю в подмётки не годятся, ни по силе, ни по уму. Хотя не всем, но всё равно — слабаки. Те, первые — как раз боги, наверное. Самые первые — Ороци этот психованный, Ветер и Трахаль. А потом и нормальные звери научились. И сравни шавку дворовую и волчару позорную. Про приличных со всех сторон беров», — последний образ был именно «со всех сторон»: Потап во всей красе, с эмоцией его невозможной толщины, крутизны и красоты, — «можно даже не говорить — достаточно увидеть. Так что и не остались псов и кошаков. Но в начале — были они».

— И тут, ты думаешь, что-то вроде того: собака какая-то или даже кошка?

«Кошаков драных — пинать!» — отэмоционировал Потап. — «Но сам смотри, шебуршень: там такая сильная навка-обжора, что пинков в яви раздаёт, в тело не влезая. Такие должны быть огромными, злобными… А эта — даже не сожрала никого насмерть!»

— Пасть маленькая…

«Пасть — херня. Они жадные и безумные. Да и нормальные звери ВСЁ сожрать не могут, если друг друга жрут. Не все хрень с дыркой, как некоторые шебуршени», — в очередной раз хамски представил деревенский сортир с моей физиономией наглый мохнатый. — «Коррроче: он хоть кого-то должен был задрать. Даже не по злобе, а по жадности и глупости. А он не задрал, даже этого щенка Трахаля об дом постучал и выкинул. И с места не уходит».

— Пёс, охраняющий дом. Или что-то такое.

«Во-во».

— А то, что он Барибалычей отпинал в нави? Там народ до сих пор валяется. И до того тоже, про него же не просто так узнали.

«Так псы — разные. Для кого-то вся семья — хозяин. А для кого-то — хозяин один. А остальных терпит. Ну а чернышей помял — так сам прикинь: ввалились к нему и стали кусать и когтями тыкать. Но не убил!»

— Так, допустим, — обдумал я. — И два вопроса… точнее, первое — утверждение: в этот особняк я в теле не полезу! Потапыч в качестве пипидастра — не мой выбор!

«А эта пипидастрина — что такое?» — заинтересовался Потап, на что я ему послал образ более «образный». — «Смешная штука, красивая. Сделай своим людишкам, пусть с пылью ими воюют, красиво будет», — проявил медвежий эстетизм топтыгин. — «А лезть туда — не надо, даже таком шебуршеню, как ты. Через навь доберёшься и заломаешь. Ты — хрень, справишься. И помогу, если надо, хоть и ле-е-ень».

— Тогда второй вопрос: ну если там кошатина какая — то пинка, это понятно, — под одобрительное рычание Потапа продолжил я. — Но вот если пёс, то как-то не хочется его ломать. Придётся — сделаю, но…

«Ну-у-у… думаешь псину завести?» — догадался топтыгин.

— Или отпугнуть. Вот и уточняю у тебя — возможно?

«Вроде как да, хотя я такой хренью не занимался», — задумчиво протянул топтыгин. — «Посмотрим, что там, а дальше разберёмся. Может, там бешеная шавка, которую только ломать — кусать противно», — на последнем он представил совершенно озверелую, лохматую-взъерошенную, с косящими глазами навыкате псину, тявкающую, забрызгивая слюнями округу.

— Такую — да, — только и оставалось признать мне.

В общем — примерно поняли, что за хрень завелась у Барибалычей. Ну а по месту посмотрим. И, что важно — нужно место для входа в навь, поближе к особняку. Но для начала — «принюхаться» вблизи. Так что поехал я на площадь перед особняком. А там мы с Потапом коллективно немножко ни хрена не поняли: от особняка хреначило навью, люто, мощно. Только… Барибалом.

— Потап, а этот черношкурый поехать мог, своих медиумов пиная? — поинтересовался я.