На крышке вытравлен герб Российской империи и надпись «Экспедиція заготовленія государственныхъ бумагъ Россійской имперіи». Как я понимаю — акции, после того, как выходили из-под типографского станка, складывались в такие чемоданчики и опечатывались. Вон, сбоку кусочек сургуча остался.

Замок сломан, а сам чемодан, как и думал, оказался пустым. Могли акции выкинуть, сжечь, но могли и продать.

— Молодцы, служивые, — полушутя похвалил я полицейских и кивнул приставу. — Антон Евлампиевич, прикажите отвезти чемоданы ко мне, в Окружной суд. Желательно, поднять все к дверям кабинета, потом приберу.

Спиридон Савушкин, довольный, что закончилась тягомотина, погрузил все в коляску и посмотрел на нас с приставом.

— Пройдемся? — предложил я Ухтомскому. — Тут и идти-то всего ничего.

— Можно, — кивнул пристав. — Савушкин, вези чемоданы в Окружной суд, к господину следователю, а ты, — кивнул Смирнову, — неси службу дальше.

Городовой Смирнов уныло кивнул. Гостиница нынче стоит пустой, без хозяев, полезных в хозяйстве вещей много. Оставить без охраны — горожане, словно трудолюбивые муравьи, проложат тропы и все растащат. И кони в конюшне — две штуки, их тоже нужно кормить и поить.

Парню можно лишь посочувствовать. Не из-за его «тяжкой службы», а по другой причине. «Англетер» как раз и расположен на том участке, за который он отвечал. Смирнову положено и книги учетные проверять, и правильность прописки сличать. И тот чиновник, что из Кириллова — тоже просчет унтера.

Исправник городового пока не видел, скоро увидит. Эх, тяжко парню придется. Впрочем, сочувствовать не стану. Если бы не головотяпство унтера, события пошли бы по другому.

— Василий Яковлевич у себя? — поинтересовался я, когда мы вышли на проспект.

Ухтомский сделал неопределенный жест. Дескать — не его дело отслеживать, где начальство пребывает. А оно подчиненным не докладывает.

— Если что, говорите всем — его высокоблагородие работает дома, с бумагами, — подсказал я, сдерживая смех.

Василий Яковлевич, судя по всему, вместе с Николаем Ивановичем ушли в «штопор». Но мне они оба пока не слишком нужны.

— С извозчиками разобрались? — поинтересовался я.

— Так что разбираться? — пожал плечами пристав. — Темно, а два дурака не захотели дорогу друг другу уступить. Один в больнице, второй на почтовой станции отлеживается.

— А лошади?

— Слава богу, в порядке. В почтовое ведомство бумагу отпишем — пусть дураков накажут.

Кони не пострадали, а дуракам впредь наука. Жаль, нельзя их прав за ДТП лишить, потому что и прав-то нет. Но почтовое ведомство сделает свои выводы. Скорее всего, уволит обоих кучеров. Там не церемонятся, а желающих возить почту и пассажиров, за твердую зарплату, то есть, жалованье, предостаточно.

За компанию с приставом дошли до полицейского участка. Антон Евлампиевич спросил:

— Парни мои вам еще понадобятся?

Я прикинул. Вроде, полиция мне пока особо и не нужна, теперь только допросы пойдут, разве что, одно дело осталось.

— Обыск у нашего канцеляриста, который Петров, следует провести. Печатку поискать и кольцо обручальное.

Конечно, надо было сразу проводить обыск у оборотня, но мне не раздвоиться и не расстроиться.

— Сами пойдете или кого-нибудь послать? — деловито поинтересовался пристав. — Егорушкина можно, он на обысках бывал, и знает, где Илья квартиру снимает.

— Его и пошлите, — кивнул я, памятуя, что фельдфебель у нас нынче вроде стажера. — Только пусть он еще кого-нибудь с собой возьмет. Акт изъятия подскажите, как правильно составлять. И про понятых напомните.

— Все подскажу, все напомню.

— Да, Антон Евлампиевич, пусть Фрол обратит внимание — если в вещах Петрова окажется нечто такое, чего не должно быть у канцеляриста, пусть тоже изымает.

— А что именно?

— А хрен его знает. Золотые украшения, шкатулки какие, сундучки… И деньги, если отыщет. Если наткнется на непонятное, пусть сам изымает либо меня зовет.

Ухтомский отправился в участок, а я зашел в Окружной суд, пристроил сундук и оба чемодана в своем кабинете. Теперь, вместе с кистенем, вещдоков для суда предостаточно.

Теперь можно и на обед сходить.

На своей квартире я застал господина Литтенбранта, сидевшего в столовой. Между прочем — столовой, за пользование которой я плачу деньги Наталье. Ну да ладно, не на кухне же гостю сидеть. Петр Генрихович, он почти жених хозяйки.

Пока умывался, успел быстренько чмокнуть Наталью в щечку. Сказал шепотом:

— Вот, вы расстраивались. Не письмо прислал, сам прибыл.

Наталья Никифоровна, занятая делом, таким же шепотом отозвалась:

— Сказал, что сам будет и зайцев свежевать, и уток щипать. Идите, Иван Александрович, развлекайте гостя. Сейчас на стол накрою.

Собственно-то говоря, это не мой гость, а ее. Но придется.

Кстати, а почему Петр Генрихович второй день болтается в Череповце, если ему положено находится на рабочем месте? И куда смотрит начальство? Хм…

— Иван Александрович, замолвите за меня словечко, — попросил «аглицкий джентльмен».

— А что такое?

— Наталья Никифоровна не желает прямо сейчас отправляться ко мне, в Нелазское. Зачем ей мотаться в Устюжну? Ладно бы в сам город, но еще и в уезд? Это же месяц, не меньше.

— Кажется, собирается родню навестить, — осторожно сказал я.

О перипетиях в отношениях между Натальей и Литтенбрантом мне не положено знать. Только детали, которые хозяйка поведает своему жильцу. Не более.

— Разве Наталья Никифоровна вам ничего не рассказывала? — удивился Литтенбрант.

— Только в общих чертах, — сказал я. — Наталья Никифоровна — женщина не болтливая.

— Вот, это мне в ней и нравится, — с удовлетворением сказал мой коллега.

Между тем, хозяйка принялась расставлять на столе миски со щами, принесла хлеб. Кивнула, давая понять, что теперь можно помолиться перед едой.

В молчании съели первое, потом Наталья принесла котлеты с гарниром из овощей.

Старательно разделывая котлету, Литтенбрант сказал:

— Я считаю, что Наталье Никифоровне незачем с кем-то советоваться, что-то обсуждать. Ей нужно приехать, осмотреть мой дом. Если что-то не понравится, готов сделать необходимые изменения, произвести ремонт. Да что там — я готов выстроить для нее новый дом! Сколько можно тянуть?

Хозяйка посмотрела на своего будущего жениха с неудовольствием, а я предположил:

— Наверное, для Натальи Никифоровны это просто повод навестить родственников.

— Совершенно верно, — кивнула хозяйка. — Сестер с родителями не видела года три, если не четыре. То дела какие-то не дают возможности съездить, то денег нет.

— Да? — удивился Петр Генрихович. Пожав плечами, сказал: — Почему-то об этом я не подумал. Наверное, потому что сам давненько не видел своей родни, но и надобности в этом не испытываю.

— А я соскучилась, — покачала головой хозяйка.

— Конечно-конечно, — закивал Литтенбрант. — А кто вам мешает вначале заехать ко мне, а уже потом отправиться к родственникам в статусе моей невесты?

Наталья Никифоровна задумалась. Ишь, думать она будет. Соглашаться надо. Но если согласится, то как же я?

— Кстати, не хотите мне немного помочь? — спросил я у Литтенбранта — Сейчас дело свалилось, очень сложное, ничего не успеваю. В тюрьме у меня сидят человек пять, их нужно допросить. Уверен, что Председатель суда возражать не станет. Думаю — наградные за это дадут неплохие. Поговорить с Николаем Викентьевичем?

Господин Литтенбрант поскучнел.

— Я бы с огромным удовольствием вам помог, даже без всяких наградных, — сказал он. — Но вот, беда — мне сегодня придется уезжать. У нас там спокойно, не чета городу, но все может быть.

Я подавил улыбку. Ишь, жениться человек хочет, а трудиться — не очень. Но дальше мой сельский коллега продолжил:

— Еще опасаюсь, что без меня мужички бревна и тес растащат.

— Вы уже к ремонту готовитесь? — улыбнулся я. Молодец джентльмен, заранее готовится к будущей семейной жизни.