Повторюсь, что повествую обо всем со слов своего приятеля, присутствовавшего на чтении документов. Но он ручается, что говорит чистую правду. Да и нет сомнения в его словах.

Так вот, сын мой: государь-император заявил, что вице-губернатор Чернавский воспитал не просто достойного сына, а такого, который может послужить примером для прочих детей сановников Российской империи. Мол — по совокупности заслуг Чернавский-младший заслуживает не перстня, а ордена и, не меньше Анны третьей степени. Когда министр двора г-н Воронцов-Дашков пытался возражать, что Анну давать коллежскому секретарю рановато, можно ограничиться и Станиславом, государь рассердился и заявил, что если судебный следователь рискует жизнью ради спасения нижнего полицейского чина, то он достоин и более высокой награды. Дескать — за расследование преступлений он уже заслуживает Станислава третьей, за задержание преступника — Анны третьей, а за спасение человеческой жизни — Станислава второй. И приказал составить Указ на св. Владимира четвертой степени. Еще (не уверен в правдивости, но так говорят) государь спросил — не желает ли сам Воронцов-Дашков получить орден Андрея Первозванного? Дескать — если желает, то пусть возьмет полено и схватится с каким-нибудь пьяным преступником. Пусть даже у оного не будет того полена, которым был вооружен противник Чернавского. Как только министр сумеет завалить с одного удара преступника, то быть ему кавалером св. Андрея.

А чтобы не казалось, что орден получил младший чиновник, пусть Чернавский отныне станет титулярным советником. Мол — заслужил.

Ванюша, мой дорогой сын. Твоим орденом я горжусь больше, нежели своими! Еще я был удостоен Высочайшей благодарности за воспитание своего сына, а это я приравняю к ордену св. Александра.

Ваня, хочу еще поговорить с тобой и о твоей сердечной привязанности. Ты нам сообщал о том, что познакомился с Еленой Георгиевной Бравлиной — дочерью статского советника Георгия Николаевича Бравлина. Не сомневаюсь в искренности твоих чувств к девушке и в ее ответных чувствах. Как тебе неоднократно говорили, мы с матушкой не станем мешать твоему счастью.

Род Бравлиных — из древних дворянских родов, он внесен в Бархатную книгу, а батюшка твоей невесты (будущей!), зарекомендовал себя как прекрасный чиновник, удостоенный орденов. И чин Г. Н. вполне подходящий, чтобы породниться с вице-губернатором.

Мы с матушкой дозволяем тебе просить руку и сердце Елены Бравлиной, более того — мы намерены списаться с Георгием Николаевичем, чтобы обсудить вопросы вашей свадьбы и будущей совместной жизни. Было бы совсем хорошо, если бы Г. Н. вместе с семьей смог выбраться в Новгород, чтобы мы могли лично все обсудить.

Но прежде чем мы начнем обсуждать эти вопросы, хотелось бы спросить — не лучше ли тебе повременить и с помолвкой, и со свадьбой?

Ты мне ответишь, что даже помолвка состоится не скоро, но на самом-то деле время пролетит быстро. Не пожалеешь ли ты о своем скоропалительном решении?

Может так получиться, что по истечении какого-то времени — год или два, тебя переведут на службу в столицу. Если ты приедешь туда с молодой женой, тебе будет гораздо труднее обустраиваться.

Кроме того — прошу на меня не обижаться за слова, которые могут показаться тебе странными и нелепыми, но не принял ли ты желаемое за действительное? Череповец — город очень маленький и достойных барышень на выданье там наперечет. Елена Бравлина могла показаться тебе прекрасной, потому что она выгодно выделялась на фоне иных девушек. Но что произойдет, если ты приедешь в Санкт-Петербург уже не как студент, а как чиновник, имеющий определенный статус? Если ты встретишь женщину, которая покажется тебе более подходящей кандидатурой в жены?

Решать, разумеется, тебе, но очень прошу тебя еще раз подумать.

Любящий тебя отец.

Матушка передает тебе свой поцелуй и сообщает, что скоро пришлет и свое письмо. Также передаю тебе поклон от Виктора Ерофеевича Пажитного'.

Письмо я прочитал, аккуратно сложил. Ответ напишу завтра. Нужно как следует все обдумать. На отца я нисколько не обижался, он прав. В Череповце мало красивых девушек, в Санкт-Петербурге их больше. Но я твердо знаю, что таких, как Леночка Бравлина, нет нигде.

[1] Имеется в виду — на мундире на груди. Писали в мою бытность следователем такое: «Схватил милиционера за грудь». Ладно, если бы это была женщина, но где грудь у мужчины и как за нее ухватить — загадка.

[2] Марков Павел Алексеевич, министр юстиции

С утра пораньше (вру, часов в десять) явился в полицейский участок, чтобы покапать на мозги милейшему Антону Евлампиевичу. Тот меня еще не видел с петлицами титулярного советника, но уже знал и о новом чине, и об ордене.

— Поздравляю, Иван Александрович, — крепко пожал мне руку старый служака. — Искренне рад.

Приятно. Ухтомский и на самом деле радовался искренне, словно за старого боевого товарища, а это, поверьте, дорогого стоит.

Хотел сказать, что благодарить нужно Фрола Егорушкина, ринувшегося под полено и исправника, ратовавшего за справедливость, но не стал. Батюшка, хотя и не написал, что информация, полученная им конфиденциально, разглашению не подлежит, это подразумевалось само-собой. Детали награждения я поведал только Наталье Никифоровне, но от нее у меня секретов нет или, почти нет. Тем более, что хозяйка — женщина умная, сама сразу «вычислила», за что меня наградили Владимиром.

Наталья отправила меня в фотоателье, сделать несколько карточек. Дескать — и родителям нужно отправить, и Леночке подарить. Да и ей самой будет очень приятно, если оставлю о себе память. Дескать, неизвестно, как жизнь сложится, память, а нет, то фотография жильца с орденом святого Владимира — неплохое украшение для дома.

О банкете мы с Натальей тоже поговорили, решив, что толпу чиновников из Окружного суда домой зазывать не станем, а вот тех, с кем сдружился — этих можно. Я бы позвал Абрютина и Ухтомского, а еще Книсница с Лентовским. Еще парочку человек, и хватит. Не знаю, звать ли господина Виноградова? Мне самому Александр Иванович нафиг не нужен, но Танечка обидится, если жених лучшей подруги не пригласит ее батюшку. Эх, придется.

Еще, по просьбе хозяюшки и, скрипя сердцем[1], приглашу Литтенбранта. Создам молодежи повод для встречи. Напишу записочку, пусть Наталья вложит в конверт, но с условием, что аглицкий джентльмен остановится в гостинице. Готов даже оплатить проживание. Нечего до свадьбы мою женщину совращать! Пусть погулять сходят, на Шексну полюбуются, стихи почитают. Если Петр Генрихович заодно и официальное предложение сделает, не письменное, а Наталья Никифоровна согласится — повздыхаю, но переживу.

А пока я в кабинете пристава, сижу на табурете и докапываюсь до господина Ухтомского. Понимаю, что дело двигается и без меня, но не могу сидеть просто так и ждать.

— Есть что-то новенькое? — поинтересовался я.

— Отрабатываем частный сектор, — важно заявил пристав.

Е-мое, отрабатывают они, да еще частный сектор! И к бабке не ходи — мои термины, занесенные из двадцать первого века. А, ну да, про частный сектор упомянул позавчера, на совещании, а когда умудрился внести слово «отрабатываем»? Не помню. Сам-то я эти словечки откуда взял? Не иначе, смотрели мы с Ленкой сериал, вроде «Крепких орешков» или какую-нибудь серию из бесконечного «Следа».

— Пока никого, подходящего под описание, не нашли. Нет такого, чтобы квартиру снимал или гостил. Ищем. В Череповце почти тысяча домовладений, а городовых у меня восемь. Девятым Фрол был, но его, как велено, к конной страже отрядили, чтобы прилегающие территории прочесал.

— Гостиницы и постоялые дворы не проверяли?

— Учетные журналы пока не трогали, потом посмотрим. Да и куда гостиницы денутся? Там народ ученый, знают, что несовпадение их журналов и наших учетов чреваты, а мы раз в три месяца сверяемся. Списки временно прописанных приезжих сразу же прошерстил, подходящих под описание — от сорока до пятидесяти лет, обнаружил четверых. Два купца приезжих — эти живехоньки, летом еще несколько раз у нас бывали, на учет становились; еще двое, хотя возраст и соответствовал, оба мещане. Один из Вологды, второй из Кириллова. Вряд ли у них перстни с гербом имелись. Но, на всякий случай, фамилии выписал.