— А вам рассказали, за что я задержал вашего делового партнера?

— В общих чертах, — осторожно сказал Милютин. — Дескать, какая-то ссора с проституткой, которая вытащила из его бумажника деньги.

Придется ввести городского голову в курс дела. Сделав значительный вид, начал рассказ:

— Да, произошла ссора. Я сейчас не беру во внимание — кто из них прав, а кто виноват. Со слов девицы — купец пообещал пять рублей, заплатил два. Со слов купца — он рассчитался сполна. Но если бы открыл уголовное дело, то доверял бы словам проститутки. Заметьте, Иван Андреевич — девушка не стала воровать все деньги господина Кузьмина, ограничившись десяткой. А с ее слов — даже сдачу хотела отдать. Наверняка в бумажнике лежало гораздо больше, нежели «красненькая», верно? А что делает наш купец?

— Да, а что он делает? — заинтересованно спросил Лентовский.

— А он, мало того, что избил девушку, так еще и потащил в полицию. Я бы не осудил Кузьмина, если бы он только ударил девку и выгнал ее. Или — застигнув ее на месте преступления, вызвал городового. Но дважды наказывать девицу легкого поведения из-за десяти рублей? Не перебор? И не мелковато ли для купца первой гильдии и кавалера? Кстати, какого ордена кавалер?

— Святого Станислава третьей степени, — отозвался Милютин.

Орден самой низшей степени, но для большинства чиновников и это предел мечтаний. Не разбрасывает государь-император награды.

— Понимаю, что в силу возраста не имею права кого-то жизни учить, — сообщил я, обведя взглядом Милютина и его зятя. — Все мы под богом ходим, все мы люди, все человеки. Любой мог оказаться на месте Кузьмина. Но честно скажу — если бы у меня проститутка десять рублей украла, я бы о том молчал, не позорился, в полицию бы ее не тащил. И не кричал бы в присутствии чинов полиции на судебного следователя — дескать, молоко на губах не обсохло, что он всех купит и перепродаст. Куда такое годится? Простите, Иван Андреевич, но серьезные люди, тем более, ваши деловые партнеры, должны вести себя более сдержанно. Впрочем, решать вам, не мне.

Иван Андреевич, опустив голову, оперся подбородком на рукоять трости и призадумался, а Лентовский спросил:

— И что вы решили делать с купцом?

— Да ничего не буду с ним делать, — пожал я плечами. — Самолюбие собственное тешить да открывать дело о неуважении к представителям власти нелепо, а долго держать человека в камере — глупо и жестоко. По моему разумению, пусть господин купец посидит до утра, подумает о своем поведении, а утречком его выпустят. Потом отдадим на поруки нашему городскому голове.

— Нет, Иван Александрович, — покачал головой Милютин. Поднимаясь с места, сказал: — Выпустить дурака нужно, но на поруки я его не возьму. И дел, пожалуй, иметь с ним не стану.

— А не слишком сурово? — заволновался я. — Все-таки, сто тысяч пудов зерна…

— Найдется у кого зерно покупать, — отмахнулся Иван Андреевич. Уже поворачиваясь к дверям, улыбнулся: — Знаете, господин следователь, что о вас наша полиция говорит?

— Сильно ругают? — забеспокоился я, вспоминая, как недобро смотрели на меня городовые, когда разбирались с убийством конокрада.

— Да как вам сказать… Исправник сказал как-то — дескать, хоть он и сынок вице-губернатора, но грязи и крови не боится, и что законник, и слишком настырный. Городовые его иной раз ругмя ругают, но любой за Чернавским в огонь и в воду пойдет.

[1] Не факт. Если бы купец заявил, что 10 рублей представляет для него значимую сумму, то дело бы возбудили.

[2] И это правильно, потому что Лев Толстой еще не написал роман «Воскресение» и про Катюшу Маслову никто, кроме главного героя, не знает.

Из своей прежней жизни помню про «подснежники», к цветам отношения не имеющими. Так сотрудники полиции называют трупы, обнаруженные после таяния снега. Убили кого-то зимой, закопали в сугроб и забыли до весны. Бац, и «глухарь». А если находка случилась в начале ноября, когда снега нет? Осенник? Ладно, пусть будет «обнаружение мертвого тела».

Увы, от тела мало что осталось. Прошу прощения за тавтологию — только останки.

— С полгода пролежало, если не больше, — сообщил доктор, осмотрев труп. — Потом попытаюсь сказать точнее, но не уверен.

— Навскидку, без подробного осмотра, можете что-то сказать? — спросил я, стараясь сохранять самообладание.

Как тут его сохранить? Даже полицейские, прошедшие службу в армии, а то и войну, вроде пристава и Егорушкина, слегка взбледнули лицом. А то, что тело пролежало не меньше полугода, я и сам понял. Сквозь пальцы пробилась травка, пусть пожухлая по осеннему времени, от кожи и мяса почти ничего не осталось — что-то звери погрызли, птицы склевали, что-то само собой разложилось.

Пока Федышинский пытался хоть что-нибудь разобрать, дал команду городовым:

— Пройдитесь вокруг, вдруг чего и найдете. — Посмотрев на стоявших поодаль мужиков, кивнул в их сторону. — И народ припашите. Нечего им без дела таращиться.

Полицейские уже начали привыкать к моим словечкам, поэтому отправились «припахивать» местное население, чтобы оно тоже прошлось, попинало лаптями и сапогами кусты и прихваченную морозцем траву.

Надежда, что за полгода сохранилась какая-то улика, весьма глупая. А вдруг? Отыщут, скажем, в соседнем кусту паспорт жертвы (ага, как же!) или под лопухом притаилась приметная вещь — часы или портсигар с гравировкой, позволившие идентифицировать труп. В моем любимом сериале об инспекторе Барноби, после обнаружения трупа, территорию, прилегающую к месту убийства, прочесывали граблями тамошние полисмены, в ярких желтых куртках и красивых головных уборах. Правда, не упомню, чтобы что-нибудь да отыскалось. Нет, однажды нашли обрывок старой фотографии, с помощью которой и раскрутили дело.

У нас же ситуация хуже. Климат не тот, чтобы что-то бумажное могло долго пролежать поверх земли. А вещи… Судя по истлевшим лохмотьям, по которым едва можно угадать кальсоны и нательную рубаху, тело раздето до нижнего белья. Убит и ограблен? Или раздели-разули уже после смерти, случайные мародеры? Да те же крестьяне из Ботова. Нашли мертвеца, чего добру пропадать? Вещи, если добротные, можно от крови отстирать со щелоком, потом продать. Про сапоги и содержимое карманов вообще молчу. Сельские мародеры, скорее всего, прикопали бы тело, убийцы-грабители спешили. Вон, даже веточками не прикрыли.

Вообще-то странно, что труп не обнаружили раньше. Не люди не наткнулись, ни собаки. Но и так бывает. Все ходят, не обращают внимания. Мальчишка углядел что-то странное недалеко от дороги и пошел посмотреть. Посмотрел, испугался и сразу же побежал к отцу, а тот к старосте. Староста, соответственно, отправил гонца властям. И вот, власти, то есть ваш покорный слуга, а с ним еще и пристав Ухтомский, да двое городовых здесь, в десяти верстах от Череповца, недалеко от деревни Ботово. Ах да, про отставного статского советника Федышинского чуть не забыл. А он сейчас главное лицо. Вот, легок на помине.

— Могу пока сказать только одно — смерть насильственная. Убили его сзади, на черепе наличествует вмятина, — сообщил доктор.

Значит, все-таки убийство. Ну, Михаил Терентьевич, да что бы тебя! Нет бы сказать — смерть наступила в результате острого пищевого отравления. Дескать, зашел будущий покойник в кустики, насобирал грибов, слопал их сырыми, тут же и умер. Еще вариант — залез на березу, спрыгнул и убился насмерть. А тут, видите ли, вмятина на затылке. Где она, вмятина-то? Если бы доктор не подсказал, не заметил бы.

И мы ехали десять верст по холодному ветерку. Блин, какое расследование? Дома надо сидеть и пить чай с вареньем. В общем — на хрен и эту дорогу, и этот труп, все равно больше ничего не найдем, возвращаться нужно. Мальчишку, наткнувшегося на покойника, мы уже опросили, а больше с него и взять нечего. Не прокатит, что первый подозреваемый именно тот, кто обнаружил тело.