На этот раз руками разводить не стал, сделав изумленно-глуповатое лицо. Ишь, начальник дает рекомендации своему подчиненному — где лупить другого подчиненного. Видимо, что-то не так с господином помощником прокурора, если иных методов воздействия нет.

Лентовский вытащил из кармана портсигар, выложил его на стол, крутанул его вокруг своей оси. Наблюдая, как затухает движение, Председатель спросил:

— Так говорите, полиция портсигар отыскала случайно?

— Не так, чтобы совсем случайно, в процессе расследования убийства неизвестного, — принялся я рассуждать. — Но, если специально вашу пропажу не искали, выходит, случайно.

— Философ вы, Иван Александрович, — усмехнулся Лентовский. Спасибо, что демагогом не назвал. Посмотрев мне в глаза, сказал: — А если я вам скажу, что портсигара я не терял, а он был украден? И мои подозрения падали на господина Виноградова?

— Ничего не могу сказать, — покачал я головой. — Может, лучше нам с вами придерживаться такой версии — портсигар вы где-то уронили, кто-то нашел, передал в полицию?

— А Виноградов? — хмыкнул Николай Викентьевич, еще раз раскрутив портсигар. — Не понимаю, отчего вы его выгораживаете? Он, заметьте, сразу возвел на вас поклеп.

— Самого Александра Ивановича мне не жалко, дочку жаль. Я из-за Татьяны хотел все тихо-мирно провернуть.

— Почему из-за Татьяны? — нахмурился Николай Викентьевич. — Разве ваша избранница — не дочь Георгия Николаевича Бравлина? Ее, если не ошибаюсь, зовут Елена?

Ну да, Председатель знаком с моим будущим тестем по Белозерску. Пришлось пояснять:

— Татьяна Виноградова — лучшая подруга моей невесты. Как я перед Леной стану оправдываться, если отца подруги под суд отправлю? Если бы не это…

— Понимаю, перед невестой неудобно, — согласился со мной Председатель. — Думаю, в конечном итоге Елена все поймет. Вы думаете, портсигар — это первый случай? Бывало, что после визитов Александра Ивановича и ложечки серебряные пропадали, и колечки с бусами. И деньги, само-собой. Вы человек новый, можете и не знать, что с некоторых пор господина Виноградова не приглашают ни в гости, ни в ресторации. У вас, кстати, во время банкета, он бутылку водки со стола утащил.

Ишь, а я думал, что кроме меня это никто не заметил. Нашелся кто-то глазастый. И, мало того, что заметил, так и начальству настучал. Доложил, хотел сказать.

— Не он один, — улыбнулся я. — Пару порционных судачков (чуть было не ляпнул — скомуниздили, успел прикусить язык), увели, вместе с горшками. Бутылку, положим, можно в рукав засунуть, а как они горшки утаскивали? Так что, бог с ней, с этой бутылкой.

— Портсигар нынешним летом пропал, когда я приболел, а Виноградов мне на дом бумаги привез, посоветоваться хотел — стоит ли дело до суда доводить, или нет. Пока болеешь, так и курить-то особо не хочется, потом, спохватился — портсигара-то нет. Помню, что в кабинете лежал, на подоконнике. Не так денег жалко, а то, что подарок. Обидно. Не скажешь ведь — мол, Александр Иванович, вы у меня под подозрением находитесь? Не пойман с поличным, стало быть — не вор.

— При желании, прямо сейчас можно дело открыть, — твердо сказал я. — Вы, хотя и председатель окружного суда, у вас все права подданного Российской империи. (Болтал — а про себя думал — кому я все это говорю? Человеку, который в законах разбирается в сто раз лучше меня!) Если вы официальную жалобу напишете, я полицейских допрошу, ростовщика этого, вот и все. Виноградов, хоть и под чужой фамилией портсигар в залог отдавал, но я очную ставку проведу, опознание, ему и деваться некуда будет. Так что, вполне себе можем Александра Ивановича под суд отдать

— Можем, — поморщился Лентовский. — Только зачем нам огласка?

— Это точно, — согласился я. — Не дай бог, петербургские газеты узнают, что помощник прокурора из Череповца нечист на руку, да еще у собственного начальника дорогой портсигар украл. Про своих, про питерских, газетчики побоятся тявкать, а тут провинция. Оторвутся на нас, всех собак спустят. И читатели будут газеты из рук выхватывать.

— Еще, хочу вам заметить — суд над титулярным советником будет не у нас, а в Петербурге. Потерпевший — председатель Окружного суда, подозреваемый — помощник прокурора того же суда. Судебная палата сразу же дело отберет.

Высказавшись, Николай Викентьевич еще раз поморщился. Понимаю. Мало газетчиков, так еще и дело станут рассматривать в столице. Это удар не только по репутации Окружного суда, а по репутации самого Лентовского. Полагаю, в Судебной палате, да и в министерстве юстиции, у генерала недоброжелатели имеются. Да и государь обо всем узнает. Конечно, мы молодцы — сами подсуетились — дескать, сорную траву с поля вон, что это меняет?

Все-таки, сволочь Виноградов. Мне вещал, что под лопушком нашел. Вроде — бес попутал. Надо было ему не одну оплеуху дать, а две.

Николай Викентьевич продолжал играться с портсигаром, я продолжал рассуждать:

— Большой срок титулярному советнику не дадут — год, а то и меньше. Верно? (Лентовский кивнул, соглашаясь с моим предположением), но места лишится. Я ведь о чем с Виноградовым хотел поговорить? Собирался предложить такой вариант: возвращаем вам портсигар, а если у вас претензий к нему — не к портсигару, а к воришке не будет, то титулярный советник переходит на другую службу. Правда, не знаю куда. И как он ростовщику деньги возвращать станет, если полиция заклад конфисковала, тоже не знаю. Зато на свободе останется, честь мундира не запятнает.

— Вы Виноградова избили, оттого, что честь мундира задета? — спросил вдруг Лентовский.

— Отчасти, да, — не стал я кривить душой. — Главное, что он меня оскорбил. И про орденок сказал — мол, папаша похлопотал, да и еще высказал нехорошее слово. Я бы многое стерпел, но, если меня назвали прыщом из губернаторской семьи — не удержался. И не бил я его, всего лишь затрещину дал. Если бы бил, тут вы правы, забил бы до смерти. Да и чего его бить? Хватило бы пары ударов.

— Опасный вы человек, Иван Александрович, — покачал головой Николай Викентьевич. — Сможете человека с двух ударов убить?

— Нет, два удара — это я так, для красного словца (при желании, можно и с одного). У меня в университете приятель был — англоман, увлекался английским боксом, — соврал я. — Мне любопытно стало. Думаю — что такого? Комплекция позволяет, попробую. Я и попробовал. Вначале меня били, потом сам стал бить. Понял, что свои навыки имею право применять лишь тогда, когда имеется опасность для жизни.

— Вы знаете, что Виноградов вас ненавидит?

— Знаю, что он меня очень не любит, но, что ненавидит —догадался только сегодня. У Александра Ивановича какой-то нездоровый комплекс, касающийся происхождения. Я ему как-то Сперанского приводил в пример, как сына священника, добившегося больших высот, про ученых рассказывал из его прежнего сословия. Показалось — проникся. Оказывается, нет.

— Комплекс неполноценности, — досказал за меня Лентовский. — Есть такой у нашего брата.

— У вашего брата? — не понял я.

— Именно так, — усмехнулся Николай Викентьевич. — У тех, кто из церковного сословия в чиновники вышел.

— Разве вы тоже из церковного сословия?

— Дедушка настоятелем собора в Херсоне служил, и отец тоже. Старший брат место отца унаследовал[3]. А я, младший в семье, на службу подался.

— Я отчего-то думал, что вы из шляхты.

— Боже упаси, — фыркнул Николай Викентьевич. — У вас тоже фамилия на ий заканчивается, и что? Фамилия моя от слова лентус происходит, что по латыни медленный или медлительный означает. Деда в семинарии наградили.

Николай Викентьевич опять замолчал, о чем-то размышляя. А я решил высказать то, что на душе. В общем — полнейшую несуразицу.

— Если честно, то я не знаю, как быть. Виноградов, вор. Хуже всего, что он у своих крадет. Уголовники таких крысами именуют, а то, что они делают — крысятничаньем.

— Крысами? — оживился Лентовский. — Никогда не слышал, надо запомнить.

— Сам раньше не слышал, недавно узнал, — вновь соврал я. — Не помню, от кого именно. Повторюсь — Татьяну мне жалко. Не только из-за того, что она моей Леночки подружка, хотя и это имеет значение. Барышня очень умная, собирается на Бестужевские курсы поступать. Уже думал — как ей помочь? Хоть подписной лист составляй. Я бы на ее учебу рублей сорок пожертвовал, а то и больше. Отца бы попросил, но не могу, не имею права. Но нужно, чтобы не я один помогал и чтобы помощи на три года хватило. Девчонка не виновата, что отец ей такой достался. И Александра Ивановича не могу винить — из-за дочери жилы готов сорвать. Поэтому, Николай Викентьевич, воля ваша. Как вы решите, так все и будет. Вы и поопытнее меня будете, и поумнее.