Генерал молчал. Собравшиеся молчали.

– Спрятался в черных стенах, и носа не кажешь наружу. Развлекаешь себя детскими побоищами, пьешь и трахаешь собственных подчиненных. – Он брезгливо бросил взгляд на бездыханную Китаморэ. – Поразительно, – паскудно ухмыльнулся, – да вы все тут друг друга стоите.

Колкие на слух слова мальчишки злили Дзиро, он кипел изнутри от негодования, стиснул зубы и рычал, желая подняться на ноги. Однако обильная кровопотеря обрубила на корню любые попытки оказать сопротивление.

– Нобу-нага… ты…

– Не зови меня этим именем, я не желаю его больше слышать. Мое имя – Татсусиро Сабуро.

– Хах, – криво усмехнулся поверженный генерал. – Какой вздор…

Сабуро наблюдал, как он медленно разворачивает катану в руке, держа ее за лезвие посередине.

– Как наивно, – фыркнул насмешливо. – Думаешь, я позволю тебе совершить сэппуку39? Ты не достоин таких почестей.

И с этими словами, Сабуро выбил из рук Дзиро оружие. Все собравшиеся затаили дыхание, но ни один даже не подумал прервать казнь, когда седоволосый юноша демонстративно воздел клинок над головой генерала, устремил надменный взгляд в его побелевшие от страха глаза.

«Тень врага, чьи кости покоятся под пеплом, настигнет тебя холодной ночью! Белый демон утащит тебя в Дзигоку!»

«Ведьма оказалась права. Неужели от кармы не сбежать?! Как могло случиться, что этот крысеныш выжил?!»

Он метнул взгляд на толпу, выискивая в ней Акэти Мицухидэ.

– Мицу-хидэ… собака… предатель…

Дзиро лихорадочно затрясся, зарычал, будто хотел отпугнуть надвигающуюся на него смерть. Сабуро вперился в его глаза, желая выманить последние слова, прежде чем тяжелый нодати отделит голову от тела, но генерал лишь сплюнул кровь, судорожно ухмыльнулся и буркнул:

– Будьте вы все прокляты… Слышите?! Будьте прокляты все вы!!

Клинок тяжело обрушился на лидера Черной Цитадели, и его голова покатилась с глухим звуком по полу. Тело грузно повалилось на бок, выбрасывая из шейной артерии фонтаны крови, орошая лицо победителя карминовыми каплями.

Хисимура Сато не сразу пришел в себя от всего случившегося, но быстрей всех остальных. Все это время он не мог поверить в картину, что развернулась на его глазах. Он признал в седовласом убийце погибшего друга, но далеко не сразу. В его груди замерло волнение, он хотел выбежать вперед, позвать его по имени, но почему-то тело не подчинялось приказам, замерло в оцепенении, словно перед ним предстал разъяренный и очень опасный зверь.

Неуверенным шагом, рыжий протиснулся в первые ряды. Рубиновые глаза сразу переключились на него, но не было прежней теплоты в том взгляде. Сато смело сделал несколько шагов в сторону друга.

– Нобунага…

Черное лезвие так быстро метнулось в его сторону, что Хисимура еле успел среагировать. Конец нодати неотвратимо резанул кожу вдоль щеки от уха до переносицы, перечеркнув свежий вертикальный шрам.

– Не подходи. Лицемер.

И даже жгучая боль от свежей раны так не взволновала Сато, как эти болезненные на слух слова. Он пошатнулся на ослабших ногах, будто его ошарашили тяжелым обухом по голове, заморгал округлившимися глазами.

«Лицемер?!»

Заметив краем глаза, как Оити проплыла мимо, как уверенно двигается в сторону убийцы, он хотел схватить ее за руку, остановить, но рука дрожала, и не нашлось сил даже пальцем шевельнуть.

«Признай ее, Нобунага. Признай хотя бы ее. Прошу тебя. Она страдала. Все эти полгода, она страдала. Если ты ее отвергнешь, она сломается. Навсегда».

Капитаны, еле дыша, проводили отважную девушку взглядами, боясь засвидетельствовать очередную кровавую расправу.

Взор Нобунаги перетек на нее. Девушка двигалась легко, изящно и уверенно, словно дикое животное на охоте. И когда их глаза встретились, твердая рука, стискивающая покрытый кровью громоздкий меч медленно опустилась вниз. Убийца весь будто воспрянул, в одно мгновение стряхнул с себя ауру жажды крови, что все это время парила в воздухе. Рубиновый взгляд смягчился и тепло, что он источал, могла ощутить лишь эта юная особа.

Он не мог отвести взгляда, захотел дотронуться до сестры, но не смел себе позволить коснуться ее залитыми кровью руками. Она смотрела на него, широко раскрыв искрящиеся зеленые глаза и затаив дыхание. Смотрела, точно на героя из сказочных легенд. Смотрела, молясь, что это не сон, ведь в своих снах Оити слишком часто видела возвращение брата. Так часто, что, внезапно врываясь в реальность, бежала со всех ног в додзё, искала его взглядом, а потом все внутри нее будто осыпалось, когда приходило осознание, что это лишь жестокий обман, игры ее уставшего разума.

Но теперь, невзирая на зловещий облик, он стоял перед ней. Живой. А рубиновое море его глаз дарило тепло. Девушка собиралась наплевать на все и бросится в объятия возлюбленному брату, как вдруг легкое и бесшумное движение в толпе, моментально сменило блаженный настрой Сабуро на враждебный.

– Мицухидэ.

Капитан хотел воспользоваться трогательной сценой воссоединения брата с сестрой и незаметно улизнуть, однако не взял в расчет, что впредь от этих глаз ничто не ускользнет. Холод проскреб по спине Акэти Мицухидэ ледяным лезвием, и почудилось, что на него наставили тысячу мечей. Он замер, старался дышать ровно и унять дрожь в руках, но Татсусиро чувствовал его страх так же четко, как волки чувствуют запах крови. Недолго думая, Акэти развернулся, вышагнул вперед сбившейся в кучу толпы и без доли сомнений склонился в глубоком поклоне, коснувшись лбом пола.

– Татсусиро-сама! Я, Акэти Мицухидэ, с этого момента присягаю вам на верность!

– Мицухидэ, – прорычал красноглазый, – я должен тебе кое-что вернуть.

Акэти показалось, что его сердце вот-вот проломит грудную клетку и убежит в неизвестном направлении, он учащенно дышал, рассматривая пыль и капли свежей крови на полу, и подсознательно молился всем богам сразу. Новоиспеченный владыка Черной Цитадели упивался сим долгожданным моментом. Моментом, когда все те, кто насмехался и шпынял беззащитного мальчика, будут поглощены страхом, а в особенности эта змея – Акэти Мицухидэ.

Танто со звоном вонзился в пол, едва не угодив в руку капитана. В этот момент тот настолько сжался, что вызвал у Татсусиро ядовитую ухмылку.

– В тот страшный день ты вселил в меня надежду, Мицухидэ. Я принимаю твой меч к себе на службу.

Капитан прижался так плотно к полу в поклоне, что чуть ли не вдыхал пыль и обломки с досок.

– Но не думай, что я когда-нибудь забуду, какую службу ты сослужил Дзиро Куроносукэ.

В небе брезжал рассвет, окатив постельными красками небесное полотно от бледно-желтого цвета к фиалковому. Над острыми макушками сосен затаился острый месяц, звезды одна за другой таяли на холодном зимнем небосклоне. Снегопад, наконец, отступил. Великан Фудзияма на фоне предрассветного неба казался плавником огромного подводного чудища, вздымающегося над черным морем леса Дзюкай.

Солнечный свет только лизнул крыши домов, а центральная площадь уже собрала всех жителей города. Непонимание и волнение отражали их сонные лица. Стоял приглушенный гул, но, когда на площадь ровным порядком вышли достопочтимые офицеры Цитадели – обратился мертвой тишиной. Облаченные в белые кимоно, они покорно опустились на заранее подготовленные для грядущего обряда коврики. Собравшиеся могли видеть их бледные лица, но также ощущали смиренный настрой, обусловленный благодарностью к тому, кто осудил их и предоставил такой щедрый дар, как шанс смыть свой позор благородным обрядом сэппуку.

Шестеро самураев, не переговариваясь и не обмениваясь взглядами, подняли с ковриков ритуальные кинжалы. В этот момент на площади появился высокий седоволосый субъект, облаченный в дорогой наряд черного цвета.

Наката Сосуке с ужасом распознал в чертах лица юноши Оду Нобунагу. Он прижал обе руки к груди, раскрыл рот и не отводил ошарашенного взгляда. Другие же не признали в молодом самурае одного из казненных ранее учеников, перешептывались и спорили.