– Ну так, я ж предупреждал, – угрюмо отозвался другой, выдыхая дым от сигареты. – Теперь-то всем ясно, что нельзя с ними спорить.

Валера молча допил свою кружку, чувствуя, как "ёрш" разогревает его изнутри и глушит все лишние мысли. Этот мир становился все более жестким, и каждый понимал, что слабости не прощаются. Он знал, что теперь нужно быть осторожным, но решительность уже заполняла его, вытесняя страх.

Допив, он поднялся, бросив несколько копеек на стол в знак благодарности. Проходя мимо стойки, он бросил короткий взгляд на буфетчика, который, казалось, понимал всё без слов. На улице его вновь встретил морозный воздух и темнота. Валера крепче затянул воротник пальто, взглянул на дорогу, ведущую в неизвестность, и решительно шагнул вперед, зная, что этот путь ему уже не остановить.

Выйдя из пивнушки, направился к трамвайной остановке, где под тусклым светом фонарей собиралась небольшая группа людей. Вечерний холод пронизывал до костей, но Валера продолжал свой путь, затянув воротник пальто. Вскоре он увидел, как из-за угла медленно показался старый трамвай. Старая модель, знакомая с детства, скрипела, поднимаясь по рельсам, покрытым снегом и льдом.

Он вошел внутрь, стараясь не обращать внимания на усталые взгляды пассажиров. В вагоне было тесно, люди сгрудились у окон, пытаясь согреться. Кондуктор, женщина лет пятидесяти, подошла к нему с потрепанным кошельком для мелочи. Билет стоил всего 20 копеек, и Валера достал из кармана мелочь, передав её ей.

Трамвай тронулся, скрипя на поворотах, и в вагоне началась обычная для таких поездок глухая суета. Люди обсуждали цены, ругали власти, кто-то просто молча смотрел в окно. Вдруг тишину прорезал крик:

– Кошелек украли! – закричал мужчина в затертой шапке, нервно осматриваясь вокруг.

Все пассажиры насторожились, но никто не решился вмешаться. Валера инстинктивно оглянулся на двери, вспомнив, что незадолго до крика с трамвая сошел старый дед. Эта мысль засела в голове – до чего же жизнь довела этих людей, если даже пожилой человек мог решиться на такой отчаянный шаг. Мог ли этот дед когда-то думать, что в старости он будет воровать, чтобы выжить?

Трамвай, скрипя и дребезжа, остановился на его остановке. Валера, с трудом поднимаясь с жесткого сиденья, направился к выходу, пробираясь сквозь плотные ряды пассажиров. На улице его встретил резкий порыв холодного ветра, заставивший его инстинктивно втянуть голову в плечи. Утопая в снегу, Валера поспешил прочь от остановки, стараясь не поскользнуться на обледенелом тротуаре. Однако в какой-то момент его нога неожиданно поехала, и он, резко взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, всё-таки поскользнулся и едва не упал. «Черт!» – вырвалось у него, когда он, балансируя, вернул себе устойчивость.

Стиснув зубы от злости и холода, Валера продолжил свой путь, злясь на всё вокруг. Вдруг впереди, из темноты, появились три фигуры. Их шаги эхом раздавались по пустой улице, и Валера, вспомнив недавний случай в электричке, напрягся. Они приближались, и его рука инстинктивно сжалась в кулак, готовая к любому повороту событий. Но когда они прошли мимо, даже не взглянув в его сторону, Валера только тяжело выдохнул. Молодёжь, шумно переговариваясь между собой, просто исчезла в темноте.

Дойдя до своего подъезда, Валера открыл тяжелую дверь, и сразу в нос ударил запах затхлости и сырости, характерный для старых домов. Он начал подниматься по лестнице, гулко стуча ботинками по ступеням, каждая из которых была дряхлой и коварно скользкой. На каждом этаже он замечал следы жизни других жильцов: где-то старые велосипеды, где-то мешки с углем, а на одной из площадок стояли старые ботинки, оставленные кем-то на ночь.

На своём этаже Валера остановился перед облупленной дверью своей комнаты в коммунальной квартире. Длинный и мрачный коридор тянулся в обе стороны, двери в комнаты других жильцов были закрыты, а из-за них доносились приглушенные голоса и звуки старых телевизоров. Он вставил ключ в замок, но прежде, чем повернуть его, услышал за спиной знакомое раздражающее ворчание.

– Это ты, гад, мою туалетную бумагу взял? – услышал он за спиной хриплый голос соседки Галки.

Он повернулся, не скрывая раздражения. Галина Ивановна, женщина средних лет с вечным недовольством на лице, стояла в дверях своей комнаты и сверлила его взглядом.

– Да не трогал я твою бумагу, – грубо ответил Валера, стараясь быстрее покончить с этим разговором. – Найдешь потом, где оставила.

Но она продолжала что-то ворчать, пока он наконец не скрылся за дверью своей комнаты. Закрыв дверь, Валера глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от накопившейся за день злости. В комнате было холодно, стены украшали обои, местами отклеившиеся от влаги. Единственный источник тепла – старый радиатор – едва справлялся с задачей.

Валера снял пальто и тяжело опустился на свой старый диван. Из кухни доносились звуки скандала между соседями, а из соседней комнаты – плач ребенка. Он сидел в своей комнате, окруженный скромными вещами, чувствуя, как тишина и холод медленно заполняют всё вокруг. В этой тишине он мог бы наконец отдохнуть, но покой был столь же эфемерен, как и теплота в его квартире.

Коммунальная жизнь, где каждый знал о каждом все, была невыносимой, но альтернативы не существовало. Здесь, в этих стенах, все было общественным, и даже редкие минуты уединения становились роскошью, которую невозможно было позволить себе без того, чтобы кто-то не вмешался. Он сидел на диване, в тишине своей комнаты, погруженный в тяжелые раздумья. Мысли о сегодняшнем дне не давали ему покоя, особенно момент в электричке, когда все вдруг перевернулось с ног на голову.

"Чёрт, что я натворил?" – промелькнула мысль, как вспышка, но он тут же отогнал её, будто боясь признать реальность. Он вспомнил, как нож скользнул в его руке, как он почувствовал сопротивление ткани и плоти. "Это ведь он полез на меня… Я просто защищался", – пытался оправдаться Валера, хотя где-то в глубине души понимал, что всё было иначе. Но эта правда была слишком ужасной, чтобы с ней столкнуться лицом к лицу.

Он мысленно возвращался к тому моменту снова и снова, каждый раз представляя, как могло бы быть по-другому. "Если бы я тогда не поддался, если бы просто оттолкнул его, ушел бы… Но нет, они бы не остановились. Они бы нашли меня позже, и тогда всё было бы еще хуже". В голове мелькали образы – холодный вагон, лица пассажиров, полные страха и безразличия. Никто не встал, никто не вмешался. "Чёрт, да ведь они все просто отвернулись, будто ничего не случилось", – с горечью подумал Валера. Он чувствовал, как мир вокруг него становится всё более враждебным, и ему пришлось адаптироваться, чтобы выжить.

"Кто я теперь?" – этот вопрос возвращался, но он избегал прямого ответа. Всё, что он чувствовал, это смесь ужаса и странного облегчения. Он выжил, и это было единственное, что сейчас имело значение. "А что дальше? Что будет, если кто-то заговорит? Но ведь никто не видел… Да и кому это нужно?" – мысли путались, переходя от одного к другому, но в них была одна общая линия – желание уйти от реальности, спрятаться от собственных решений и поступков.

Он поднялся и прошелся по комнате, стараясь не думать об этом дальше. "Завтра нужно будет встретиться с Митькой. Да, надо двигаться дальше. У меня нет выбора. Нельзя оставаться на месте… Это был всего лишь первый шаг". Эти мысли постепенно вытесняли страх и сомнения, оставляя лишь холодную решимость идти вперед, несмотря ни на что.

Валера знал одно: мир вокруг него изменился, и теперь он тоже должен был измениться, чтобы выжить. "Нет пути назад", – твердо решил он, чувствуя, как внутри него что-то затвердело, как лезвие ножа, который он так крепко держал в руке.

Валера, уставший от тревожных мыслей, наконец начал погружаться в сон. Однако его сон был не спокойным – в голове мелькали разрозненные образы, словно старые пленки, перемотанные на высоких скоростях. Картины сменяли друг друга, как безумные мультфильмы: то он видел себя в электричке, то вдруг перед глазами возникали сцены из прошлого, где всё казалось таким простым и безопасным. Но эти образы были размытыми, как в плохом кино, и не несли утешения.