К горлу подкатила тошнота, Джек отпрянул – да так и осел на землю, отплёвываясь от железистого привкуса во рту и путаясь в собственном меховом плаще.

С болот дул ветер, сырой и пахнущий дождём; он разгонял дым, пепел оседал на траве, и проступали постепенно очертания тела – человеческого тела, перекушенного пополам.

Крыс был неотвратимо и безвозвратно мёртв.

Флейту он продолжал сжимать в руке.

«Вот и всё», – подумал Джек.

А ещё подумал:

«Вот я и убил человека».

Хоть и не было другого выхода, хоть и вышло всё случайно, само собой, но чудилось отчего-то, что это уступка Неблагому.

Жор – то, что от него осталось, вернее, – валялся у самой границы поляны, там, где начинал расти вереск. Глаза щипало, скорее всего, от пепла; сильно тошнило. Джек кое-как выковырял из ушей воск и, скатав его в комок, сунул в карман. В голове звенело; что-то громыхало в вышине – может, и впрямь находила гроза. Он кое-как затоптал расползающийся от поляны огонь – не хватало ещё устроить на болоте пожар – пробормотал себе под нос:

– Женщина. Надо найти её и спасти, да…

Очень хотелось свалить отсюда подальше, но останавливала мысль о том, что кому-то сейчас хуже – и рассчитывать этому кому-то не на кого.

«Нужно допросить последнего».

Единственного выжившего из всей троицы Джек отыскал без труда – выволок из гущи вереска, несмотря на визг, и бросил на поляне, аккурат между располовиненным Крысом и останками Жора. Избавил от затычек в ушах, безжалостно раздавая затрещины, подобрал флейту и спросил в воздух:

– Правильно я полагаю, что хозяину, тому, кто играет, эта штука не вредит?

Пачкун, который до того, извивался, пытаясь уползти, и сучил ногами, замер и насторожённо обернулся.

– Ты, это, не надо, – попросил он заискивающим голосом. – Брось, я, это… всё, что надо сделаю! Правда-правда! – он пополз обратно, беспрестанно тыкаясь лбом в землю.

Видимо, это должно было изображать поклоны.

Отступив на полшага, Джек крутанул флейту в пальцах для большего эффекта и спросил:

– Та карта, которую ты смотрел… Она волшебная?

У Пачкуна аж лицо расплылось, как клякса, и губы затряслись от облегчения, когда он понял, что убивать его прямо сейчас не будут. Охотно, продолжая улыбаться и кланяться, он рассказал, что карта и впрямь волшебная – раз в день на ней можно увидеть расположение всех ключей. Путь до «замка», лабиринта, который открывали ключи, был на ней отмечен тоже. Джек забрал её себе; поколебавшись, он взял и золото, на которое указал ему Пачкун, и пузырёк сонного зелья, хотя и не представлял, куда его употребить и безопасно ли оно вообще.

«Ладно, пригодится».

– А очки, которые были у Жора… – начал было спрашивать он, собираясь уточнить, как к нему попала эта волшебная вещь и жив ли ещё её хозяин. Но Пачкун, вошедший в раз, яростно закивал, не дослушав:

– Достану, достану! – и пополз к останкам, смердящим кровью и содержимым кишечника.

Джек не стал его останавливать; очки он забрал тоже, и прихватил золотистую пластинку-ключ, который Крыс хранил у себя на груди… Всё ощущалось, как сквозь ватную перину; виделось, как через мутное стекло.

– И последнее, – с трудом выговорил Джек; с Пачкуна он, впрочем, взгляда не спускал и многозначительно поигрывал флейтой, чтоб тот не вздумал делать глупости. – Где ваша пленница? Она ведь жива? Одна или другие есть?

– Одна, одна, остальных Жор того, употребил, – закивал Пачкун подобострастно. И ткнул пальцем за верещатник: – Вон там, где раздвоённая сосна, можно дёрн сдвинуть. Будет яма, а в ней и баба… Там и лестница есть, поодаль, в траве лежит, да! Показать? – посмотрел он снизу вверх, складывая руки на груди в замок, точно собирался помолиться.

Джеку стало противно.

– Нет. Иди.

Лицо у Пачкуна стало недоверчивое – и потерянное.

– Я… и впрямь идти могу?

По-хорошему стоило бы подобрать топор и снести ему голову, но Джек не был уверен, что сможет, а потому просто кивнул. Пачкун встал с коленей и, постоянно оглядываясь, побежал прочь с поляны, бочком, бочком, по тропинке среди вереска…

«Постой, – промелькнуло в голове. – Там же ловушка была… или нет?»

Но окликнуть старикашку он не успел – тот сделал ещё шаг, два… и с воплем рухнул куда-то вниз, точно сквозь землю провалился.

…это действительно была ловушка – яма с кольями на дне, замаскированная сверху дёрном на тонких-тонких жердях. Погиб Пачкун почти мгновенно: один кол пробил ему шею, а другой – грудь. Поразмыслив, Джек стащил в ту же яму тело Крыса, и туда же кинул проклятую флейту, переломив её о колено, а сверху закидал ветками и дёрном. Жор был слишком тяжёл, и потому он просто забросал его кое-как хворостом и землёй, обернувшись лисом: лапами рыть было сподручней, чем руками. На погребение это походило мало, но больше ничего Джек сделать не мог, а жечь не рискнул – он и так еле стоял на ногах и побоялся, что от вони попросту вырубится.

А дела ещё были – и важные.

Яма с пленницей, по счастью, обнаружилась именно там, куда указал Пачкун. И лестница тоже. Сдвинув в сторону щит из веток и дёрна, Джек посветил вниз импровизированным факелом из сушняка и крикнул:

– Эй, есть кто живой? Мне в трактире сказали, что люди пропадают… Вы там как, совсем пропали или ещё нет?

Внизу послышались странные звуки, не то кашель, не то смех, а потом женский голос, дрожащий и осиплый, ответил:

– Ну, конечно, пропала, но вроде жива…

У Джека отлегло от сердца: если человек может шутить, то надежда всяко есть. Он спустил вниз лестницу – до дна оказалось не так далеко, метра четыре – и кое-как, с горем пополам вытащил наружу средних лет женщину спортивного телосложения, с коротко остриженными тёмными волосами и ясными серыми глазами. Возможно, когда-то она и была красивой, но сейчас выглядела чудовищно – одна сплошная гематома. От одежды остались лохмотья; бок кровоточил. Почти не встречая сопротивления, Джек промыл ей рану чистой водой, жалея, что не запасся в городе лечебными мазями у какой-нибудь ведьмы в лавке. Затем порылся в дорожной сумке, достал чистую рубаху и помог пленнице одеться… Стягивая воротник, она растерянно глянула на него и сказала, кажется, впервые полностью осознавая происходящее:

– Так ты правда пришёл меня спасти?

– Ну да, – кивнул Джек. И добавил честно: – Правда, не обязательно тебя. Просто кого-нибудь.

Женщина растерянно моргнула… и вдруг привалилась к его плечу, беззвучно всхлипывая. Джек не знал, что делать, можно ли её обнять или лучше не стоит, а потому только пялился в редеющую темноту над болотами, ощущая, как начинает накрапывать тихий дождь… и гладил вздрагивающие под рубашкой плечи, легонько, почти невесомо.

Через некоторое время рыдания смолкли. Женщина почти перестала дрожать, дыхание её выровнялось… а потом она попросила очень-очень тихо:

– Отведи меня в деревню Потерянных Голосов. Отведи меня к её королеве.

И Джек понял, что отказать не сможет.

Не сейчас.

Пообещать, конечно, проще, чем исполнить; но иногда случается и так, что даже говорить – и то невыносимо тяжело.

Заночевать вблизи от лагеря Крыса они не рискнули и почти сразу отправились в путь. Спасённая женщина оказалась куда сильнее – и упрямее – чем можно было предположить. Хотя на первый взгляд она была похожа на треснувший хрустальный бокал: и смотреть-то страшно, не то что притрагиваться – лопнет же, рассыплется колючими прозрачными осколками… Как назло, Джеку изменила привычная болтливость. К тому же соображал он туго, что куда хуже; а ведь где-то поблизости могли шнырять другие члены банды – да и помимо них тварей на болоте хватало.

– Я видела больших чёрных птиц, – рассказывала пленница, кутаясь в рубашку, пока Джек обыскивал лагерь в поисках хоть какой-то сносной сменной обуви – сапоги у женщины отобрали с самого начала, чтоб сложнее было бежать. – С человека ростом, наверное. Клюв вот такой, метр почти… А лапы похожи на человеческие руки, только искалеченные. Я этих птиц и севернее встречала, но там они мельче. И трусливее: кинешь им кусок мяса – они долго примеряются, прежде чем схватить… А когда убегают, то тень у них становится лошадиная, и они кричат: бурби-бурби-бу! Смешные такие.