Плата Неспетых песен ритм тревожит душу, Стреножена газетных знаний рысь. На цыпочках, молчанья не нарушив, За словом сокровенным прокрадись. Прислушайся: со скрипом заржавелым Открылась в память в паутинах дверь. Доверь тропинку ту мечтаниям несмелым И в достижимость невозможного поверь. Забытых звуков клёкот журавлиный, Волшебных рифм дурманящий стозвон. Счастливый, молодой, почти былинный Смоленской юности состарившийся стон. Ах, диалектика и практики, и воли, И в юность рвись, и помни о былом. Я не хочу, я молодостью болен, Я нищ, я волен, крепок на излом. Со мной сразишься? Кто? Пустое дело. Я в шахматных сраженьях закалён… Вот так опять: уже и мысль созрела, Бестрепетная, как на саван лён. …Неспетых песен ритм тревожит душу, Стреножена газетных знаний рысь, Но в пересохшем горле песню душит «Уменье жить». Ему не покорись! Тоска по Смоленску Снятся мне города моей юности И ушедших друзей голоса. Сердцу трудно сейчас это вынести. Нелегко мне об этом писать… Мой Смоленск с вековыми сединами, Стен кремлёвских в заплатках броня, Остаёмся с тобою едины мы, В сердце дружбу и верность храня. И в каких ни живали бы странах мы, Дорога нам твоя седина. Твой собор, как маяк дальним странникам, Сквозь туман над Днепром светит нам. А наш парк – дорогое мне Блонье, Бывший пригород, выпас скота, Я не спутаю даже спросонья С красотою курорта Болонья. Красота? Да не та ведь, не та. Дорог мне нестареющий Глинка, Здесь стоящий на вечном посту, И знакома любая дождинка На деревьях, что рядом растут. В середине ушедшего века Вокруг парка царил людоход, Здесь искали друзей человеки, Отправляясь в вечерний поход. Телевизоров мы не знали И не ведали дискотек, Едва слышали о криминале, Не вылазили из библиотек. Вместе слушали репортажи: Репродуктор вещал на углу. Что сегодня Синявский расскажет? И заслужит ли Хомич хвалу? А меня увлекли шахматисты В свой загадочно-дерзкий мир, И не стал я, как папа, артистом, Хоть и был для меня он кумир. Зато в области стал чемпионом, И всего-то в семнадцать лет. Впрочем, в мире нас миллионы, Не оставивших такой след, Как известный всему народу Автор «Тёркина» дорогой, С кем встречался я в огороде И беседовал раз-другой. Ах, Твардовский, Пржевальский, Конёнков — Знаменитые земляки, Перед вами я словно котёнок, Увидавший вдали маяки… Свидание с юностью…
Здравствуй, вольная воля — Приднепровье моё! Счастлив я своей долей, Нынче вместе споём! С юных лет я здесь не был. Постарел Красный бор. Сосны – лесенка в небо, Травы – словно забор. Я лечил здесь отчаяние И мечтал стать Дерсу, И учился молчанию В предгрозовом лесу… Приходил сюда часто, Как послушник – в собор, Красный бор – ты мой пастор, Мой душевный убор. И сегодня, как прежде, Разреши здесь пожить, Чтоб воскреснуть надежде И хандру отложить. Чтобы сердце и душу Освятил птичий грай, Чтоб кукушку послушать, С белкой в прятки сыграть. Поклониться осинке За грибной урожай. И берёзке-блондинке: Ты сестре подражай! Заплутавши в трёх соснах, Встретить берег Днепра. С грустью вспомнить о блёснах: Сто лет в руки не брал. Здесь рыбачили с папой, Я учился удить, Когда дождик закапал, Не хотел уходить. А в вечернюю зорю У костра в первый раз О таинственном море Слушал папин рассказ. Что такое облога, Вабить волка зачем… Жито – пряжить немного… Сколько познанных тем! К языку – уваженье, И природе – поклон! Будешь вечно в движеньи, Не пойдёшь под уклон! Помню эти заветы. Трудно их сохранить. Разбрелись мы по свету, И потеряна нить, Что сшивала навеки Поколений судьбу. Привязав к каждой ветке Предков наших мольбу, Их обычаи, нравы, Их словарный запас, Их лечебные травы — Жизни крепкий каркас. Я прожил на Кавказе, Папа – в Минске, а брат, Как в нелепом рассказе, — В Нарве ищет добра. Но прошло четверть века, Папы с братом уж нет, Лишь в шкафу – фототека. Внукам будет нужней. Мне же – папины книги, Их лиричный настрой. В них так памятны миги У рыбацких костров. Сквозь витрину сравнений Проступает портрет: Каждый вздох – вдохновенье, В каждом слове – секрет, Простота и уменье Словом так ворожить, Что любое мгновенье Можно вместе прожить. …Замечтался я что-то. Жизнь сегодня не та. Ценят только банкноты Девяносто из ста. Красотой любоваться? Не в лесу! Во дворце! Шерлок Холмс либо Ватсон, Разберись в подлеце, Что повырубил сосны, Проредив Красный бор. Где был луг сенокосный, Вырос наглый забор. Землю – четверть гектара! — Схапать в соснах смогли. Обошлось – почти даром. Здесь куются рубли. Продаются коттеджи: Миллионы в карман. И накопят их те же, Чей хронометр – обман. Если это продлится, Позабудется бор. И в сосновой столице Будет царствовать вор. Ведь дворцы и поместья По плечу только им. А живущим в предместьях — Сказки про Аркаим. Про величье и славу Той и этой Руси, Про победы державы, Что должны воскресить! И молчок про зарплаты, Нищету работяг, И на платьях заплаты У невест-симпатяг… Замолкаю устало. Ты прости, старый лес! Я слабей капиталов, Не туда я полез. Но лелею надежду, Что настанет пора: Ворам сменят одежду На тюремный парад. |
