— …на проведение тщательного расследования.
— Конечно, — кивнул Харт. — Сделаем все, что в наших силах.
«Вот бы удивился сморчок, узнай он, что те, кто убил Барнса, специально предупредили главного полицейского Роктауна, что необходимо провести самое настоящее расследование, которое, естественно, зайдет в тупик, но внешне будет чрезвычайно убедительным».
— Джоунс, — крикнул Харт, — примите самые серьезные меры, вплоть до биометодов. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Пожалуй, сэр. Вы, как всегда, правы, сэр. Я поехал?
— Угу, — кивнул Харт и добавил: — Закажите их на завтра. Прямо с утра. Предварительно узнайте прогноз погоды. Еслп ночью пообещают дождь, мы нс сможем ждать до завтра.
Харт говорил нарочно громко, и тип из прокуратуры не мог его не слышать. Тут же околачивались двое журналистов: с радиостанции и из газеты. Первый вообще не задавал, никаких вопросов никогда. Харт давно обратил на. это внимание и удивлялся: как же он готовит свои материалы? Второй был симпатичным парнем — Харт знал его не один год. Тот-только спросил:
— Когда можно будет, вы расскажете подробнее, что произошло?
— Разумеется, — пообещал Харт, — как только что-нибудь прояснится, дам знать.
Насчет «дам знать» он, конечно, перегибал, но если спустя денька два парень о чем-нибудь спросит, Харт охотно расскажет. Как был организован поиск, как он ничего не дал, как мало денег отпускают полиции для ведения подлинно эффективных расследований и так далее, минут на десять неспешной толковой беседы.
Подскочил тип из прокуратуры, он явно упивался принадлежностью к влиятельному государственному учреждению:
— Как вы полагаете, результаты будут скоро?
— Понятия не имею, — пожал плечами Харт.
— А кто имеет? — напирал тип.
— Английский парламент, — буркнул Харт.
— Парламент может все, он бессилен лишь превратить мужчину в женщину, — обнажил красные десны сморчок, поражая Харта давно не имевшими применения университетскими познаниями. — Так же, как он бессилен знать, что творится в Роктауне.
Харт отвернулся и с досадой подумал: «Чему их только учат в этих проклятых университетах? В голове так и кишит от скабрезностей, обрывков сомнительной мудрости и всякой чепухи, а поставь я перед ним дюжину пустых банок, ни в одну не попадет, сукин сын, или, еще хуже, наложит от страха при первом же выстреле».
Когда они с Джоунсом возвращались, было темно. Розовато-коричневый свет уличных фонарей окутывал пышные кроны деревьев, летящих вдоль улицы. Из многочисленных баров и клубов неслись звуки музыки. Сплошное стекло первых этажей на центральных улицах отражало вакханалию цветного света и тени.
— Как ты думаешь, его закопали где-то на участке?
Харт ослабил привязной ремень на животе, а потом и вовсе отстегнул его.
— Не думаю, сэр.
Джоунс держал руль одной рукой, даже как будто всего двумя пальцами, но Харт был абсолютно спокоен: Джоунс прекрасно водил — машину.
«Удивительный парень, — подумал Харт, — глядя на него, разве можно предположить, что он все делает великолепно и даже любовница у него очаровательная». Харт доверял Джоунсу, но все же узнал на всякий случай, от кого поступил вызов Барнсу, узнал и удивился: вот тебе и тихцня Лиззи. Впрочем, что же тут удивительного, тихони как раз и…
В этот момент Джоунс резко затормозил, п Харта бросило к лобовому стеклу. Он увидел лишь красные огни быстро удаляющегося автомобиля, который пересек перекресток на высокой скорости, и так внезапно, что даже Джоунса застал врасплох.
— Подонки, — бросил Харт, — совершенно распоясались!
— Пожалуй вы правы, сэр.
Джоунс довез Харта до дома. Остановил машину и спросил:
— Насчет дождя сегодня ночью вы для прокуратуры высказались?.
— Конечно. Какая нам разница, будет дождь или не будет, все равно мы ни черта не найдем на его участке.
— Почему? — Джоунс поправил трубку радиотелефона.
Только сейчас Харт сообразил: он же не говорил Джоунсу, кто именно занят чисткой, да и не мог говорить об этом. Есть вещи, о которых не стоит трезвонить ближним при любом доверии. Джоунс знал содержание записки. Он знал, что Харт почему-то нервничал, отсылая ее, и добивался макси7 мальной скрытности. Все это так, но Джоунс мог думать, в конце концов, что предупреждение Харта не имеет отношения к жизни Барнса. Мало ли что имел в виду Харт? Может, он предостерегал Барнса от вложения денег в какое-то гиблое дело? Может, намекал на опасность какой-то любовной связи? Может… Да, боже мой, таких «может» — легион. То, что Барнс исчез вскоре после записки, которую Джоунс переправил Лиззи Шо, в представлении Джоунса всего лишь случайность.
Так хотелось думать Харту о ходе мыслей своего подчиненного. Но Джоунс мог думать по этому поводу все что угодно, невзирая на любовь к Харту и хорошее отношение шефа.
— Почему не найдем? — повторил Джоунс.
— Так мне кажется, — нехотя ответил Харт.
— За вами заехать завтра?
— Нет. Приеду на своей.
Харт дотронулся до колена Джоунса — это был жест прощания, причем раньше таких жестов Харт себе никогда не позволял. Джоунс в который раз отметил, что после покушения па Дэвида Лоу с шефом творится что-то необычное. Достаточно сказать, что уже четыре дня он не стрелял по банкам.
Утром следующего дня корреспонденты местного вещания и газетные репортеры могли быть в восторге, предвкушая сенсационную информацию. По участку доктора Барнса ходили какие-то таинственные люди. Они держали в руках странной формы проволочные корзины, откуда исходило ровное низкое гудение. Людей с корзинами в руках сменили молодые ребята, которые вели на поводках маленьких рыжих собачонок с остренькими мордами. Собачонки крутили пушистыми хвостами и дюйм за дюймом обнюхивали участок… —
Харт сидел развалясь в зализанном «порше». Машина была местной достопримечательностью и гордостью полиции города, за нее уплатили сумасшедшие деньги, и она того стоила: самая совершенная радиоаппаратура, противоугонные устройства, устройства отрыва от погони и устройства, наоборот, помогающие любую погоню завершить в кратчайшие сроки. Харту часто казалось, что машина способна стирать белье, поджаривать хлеб и укачивать детей, просто неизвестно, на какой тумблер для этого надо нажать.
К машине подошел газетчик, Которому Харт вчера обещал кое-что порассказать. Смешной парень! Чем-то напоминает цаплю и, хотя идет не подпрыгивая, кажется, что с каждым шагом дюйма на два отрывается от земли. В руках «цапля» держал маленький фотоаппарат.
— Мистер Харт, я тут поснимал людей на участке, хотел с ними поговорить — молчат, ни слова, смотрят как сквозь стекло. Может, кое-что объясните?
Харт посмотрел на парня. Кого-нибудь другого он наверняка отшил бы, а вот этого нет. Почему один человек вызывает раздражение, необъяснимое и явное, а другой симпатию, такую же необъяснимую и такую же явную? Даже этого люди понять не в состоянии, а только и разговоров что о прогрессе человечества…
— Садись, — кивнул Харт и раскрыл заднюю дверцу машины.
Парень сел на сиденье боком и свесил ноги наружу.
— Чего тебе рассказать?
— Что за штуки в руках полицейских, которые обследуют участок? И потом, я никогда не видел таких собачек. Симпатяги, но породу, хоть убей, не признаю.
Харт, несмотря на толщину, был человеком подвижным. Он забрался на переднее сиденье коленями, как дети в вагоне метро, когда они всматриваются в проносящуюся темень, немного пожевал губами и начал:
— Знаешь, что у них в проволочных корзинах? Нет! И если я тебе не скажу, в жизни не догадаешься. В этих корзинах сидят трупные мухи. Они работают. Вот мы сейчас треплемся, а они работают. Когда они чуют или слышат — или как там у мух это происходит, не знаю, — одним словом, когда они чувствуют, что труп рядом, они от радости, как ты понимаешь, в предвкушении прекрасных денечков начинают гудеть. Да как! Что «дугласы» сорок лет назад. Где гудят сильнее всего, там и копай. Понял? (Парень согласно кивнул.) А собачки — вовсе не собачки! Это дрессированные лисы. Они пожирают падаль и очень чувствительны к трупному запаху. Опи скорее всего навели бы нас па труп доктора Барнса.
