Розалин, вызвал своего адвоката и сказал ему: «Хочу сделать ее своей женой». Тот пришел в ужас: «С ума сошли». Конечно, мой информатор не ручался, что дословно такой был разговор, но смысл был такой — надо же было знать мисс Ламсдорф и ее репутацию. А мистер Лоу: «Хочу сделать ее своей женой», — и ни в какую. Надо сказать, он овдовел за год или два до встречи с юной Розалин и детей не имел. «Я вам устрою сегодня вечером долларов за десять», — говорит адвокат. «Чудак, — отвечает мистер Лоу, — я сам себе ее устрою, и не к вечеру, а сейчас, и не за десять долларов, а за пять. Но дело-то в другом, совсем в другом, поймите меня». Адвокат насупился: «Я, кажется, всегда вас понимал, но сейчас — не могу». Мистер Лоу был человеком с юмором, он посмотрел на адвоката и говорит: «Старина! У меня столько денег, что даже если бы мне было не пятьдесят четыре, а сто восемь, и притом ни одного уха, ни одного глаза и ни единого волоса вообще нигде, то и тогда я, наверное, не испытывал бы сильного одиночества. Мне нужен ребенок! А на то, что его будущая мать такая тварь, мне, в общем-то, наплевать. Неужели вы думаете, я сделал столько денег в своей жизни и до сих пор свято верю в непорочное зачатие? Бросьте чепуху молоть. Она мне подходит. Фигура красивая, и кожа, и волосы, так почему бы ей не стать матерью моего ребенка? Не расстраивайтесь, старина. Она для меня вроде как колба, и ничего более». Адвокат тоже был тертый малый и возражает: «Я сколько раз слышал: колба, колба, а потом от этой колбы достойнейшие джентльмены начинают выть и просят господа поскорее призвать их к себе». — Капитан хохотнул. — В общем, поженились. Адвокат оказался прав. Мистер Лоу чах на глазах. Миссис Розалин Лоу расцветала тоже на глазах. И что интересно, те же ребята, которым она систематически демонстрировала нижние юбки на любом подходящем стожке на расстоянии не более двух-трех миль от города, почтительно с ней раскланивались. Вот так. Знаете — почему? Деньги и их магическая сила. Я иногда возьму такую бумажку с водяными знаками, смотрю на нее и думаю: боже мой, я не самый никчемный человек в Западном полушарии, воевал вроде бы за правое дело, здесь тоже стараюсь как могу. Штрафую нарушителей, расследую всякие делишки, у меня, между прочим, дырок тут и тут, — капитан ткнул пальцем в грудь и живот, — штук семь. Одна такая здоровенная, что кажется, я сам мог бы в нее провалиться. Ну, так вот. Я — человек. Как уверяют наши ученые мужи, венец природы. Одних нейронов миллиарды, всякие там синапсы,
все заверчено, закручено, даже вот то, что я сейчас болтаю с вамп вроде бы безо всякого напряжения, означает, что бог ого знает сколько всяких клеток, мембран и прочих штучек, которым даже названия до сих пор не придумали, замыкаются, размыкаются, гудят от работенки. И вдруг оказывается, что я, венец природы, со всей своей невероятно сложной начинкой, пи черта не стою по сравнению с этой дрянной бумажкой. Каково? Бред какой-то. — Он бросил на Элеонору острый взгляд. — Думаете: он, наверное, от жары рехнулся и понес совершенную околесицу. Нет. Просто хочу, чтобы вы поняли: любое заранее задуманное преступление начинается с денег. Вроде бы из ревности убийство, а копни глубже, и торчат денежки. Вроде бы месть, а ковырнешь, и опять денежки полезли. Вроде бы любовь, а на поверку те же бумажки кружатся. Они кружатся вокруг места преступления, как вороны вокруг падали. М-да. Не хотел говорить, ну да ладно. Лиджо тоже покупной мальчик, мальчик за деньги, так сказать расфасованная любовь в упаковке по фунту. Да и вообще, посмотрите, что за тип, — Харт протянул досье.
Элеонора несколько минут листала дело, вслушиваясь в то, что продолжал говорить Харт.
— Что-то я разболтался, — Харт наконец поднялся, подошел к холодильнику и, не найдя там воды, крикнул в коридор: — Джоунс! Если через минуту у меня не будет бутылки ледяной воды, ты лишишься начальника, а значит, и работы. Кто же в здравом рассудке будет тебя держать? Кроме меня, дураков нет.
Из коридора донеслось привычное: «Я так не думаю, сэр».
— Думаешь не думаешь, а воду тащи! — Начальник полиции сел, ошалело покрутил головой и выдохнул: «Меня хоть отжимай КЛЗидно, на солнышке никакого энергетического кризиса не наблюдается, если оно так шпарит. — Он сцепил пальцы, положил на них голову и продолжал: — Отвлеклись мы. Перейдем к денежкам. Когда Лоу-старший покидал наш бренный мир, ему хватило мозгов так состряпать завещание, что Розалин, кроме почета и уважения, доставался кукиш. Из этого шедевра юридического крючкотворства следовало, что Лоу-старший, несмотря на недолгую совместную жизнь, неплохо изучил свою молодую жену. Номинально Розалин Лоу была самой богатой женщиной Роктауна, но только номинально, — ее возможность черпать деньги, оставленные мужем, были существенно ограничены
интересами сына, о котором отец позаботился в первую очередь. То есть без соизволения сына миссис Лоу не могла получить ни-че-го. Она визжала от злости, когда узнала, как муженек ее обошел. Сам не слышал, но ничего бы не пожалел, чтобы хоть из-за двери послушать, как визжит миссис Лоу. — Говоря это, капитан выглядел довольно свирепым. — Сынок ее, Дэвид, тоже парень не простой. Гулял, конечно, миллпонерски. Выпить не дурак. Но парень крепкий: выпьет десяток коктейлей, а это вовсе не коктейли. Чистяк это — вот что. Возьмет свой «уитерби» и начинает палить на участке. По этому поводу у нас с ним возникали разногласия. Он мне обычно'говорит: «Вы же сами балуетесь во дворе, а мне почему-то нельзя». Как ему объяснишь, что, во-первых, у нас двор изолированный, ни одна шальная пуля никуда не денется, во-вторых, я все же не прикладываюсь перед пальбой, ну если пивца только хлебну, и, наконец, я-то при исполнении. Какой я, к черту, полицейский, если не укокошу любого ублюдка раньше, чем он успеет даже подумать о том, чтобы такое же сотворить со мной.
«Видно, мастер своего дела и гордится этим», — с удовольствием подумала Элеонора.
— В молодости Лоу таскал к себе вашего, извините, брата без разбора. Была, правда, какая-то история, когда он вроде бы взялся за ум и даже хотел жениться то ли на англичанке, то ли на француженке. Но что-то там не заладилось. Подробностей не _знаю, а сейчас уже все быльем поросло. Говорили, будто его невеста покончила с собой. Похоже, что треп. Всегда, если у человека денежки водятся, о нем бог знает что говорят. Тут все логично. Обычный человек не может понять, как совладать с такими деньгами, вот он и думает: эге, парень, не может быть, чтобы с кучей таких бумажек ты не вытворял чего-то такого… Спроси его, что он, обыкновенный человек, понимает под этим «чего-то такое», — никогда не скажет, а трепаться все равно будет. Я тут насмотрелся всяких богачей, большинство — скучающий народ, собранный, даже аскетический. Видно, главное для человека — знать, что он все может. А когда все можешь, желание-то попользоваться, скорее всего, пропадает. М-да. Иначе как объяснить, что многим богатым людям на все наплевать?.. Вообще этот Лоу — скрытный парень. Что там у него творилось в особняке, никто толком не знает. Бывали и гулянки, и из других городов гастролерши приезжали, но чтобы чего-то там по нашей части происходило: порошок, или мордобой, или чтобы кому кровь пустили — такого не бывало. Лоу родился в канун второй мировой войны. Видно, в воздухе тогда что-то носилось. Должно быть, впитал в себя — отнюдь не с молоком матери: откуда бы у Розалин такое совестливое молоко? — может, из недобрых взглядов вокруг, тревожных сообщений из Европы, шпиономании… чувство вины. За что? За миллионы жертв кризиса тридцать третьего года, за разгул фашизма, за бойню в Европе, за лагеря, расстрелы, крематории. Дети впечатлительны и замечают гораздо больше, чем подозревают взрослые… Я рассказываю сумбурно, а что поделаешь? Я же полицейский, а не мистер По, Эдгар Аллан. Что вам нужно усвоить? Первое — Розалин Лоу деньгами без ведома сына распоряжаться не может. Второе — он сам, Дэвид то есть, парень пе простой. Третье — у пего есть любовница, тоже наша, из Роктауна, — Нора Розенталь, а ее отец, Сол Розенталь, имел кое-какпе дела с Дэвидом. Говорят, Лоу сильно его прижал по финансовой части. Сами понимаете, иудеи не очень любят, когда их прижимают по финансовой части. Да и никто не любит.
