– Он жив! – уверяли друг друга мужики. – Борис Годунов подослал к нему убийц, но не таков наш царевич Дмитрий, чтобы им так просто поддаться. Нате. Выкусите. Он их всех перехитрил. Они тогда убили совсем другого мальчишку, а наш царевич Дмитрий живехонек и прекрасно себя чувствует. Живет сейчас где-то в тайне от всех и, может, даже сам не знает, кто он такой.

Эти разговоры, которые широко циркулировали по стране, болезненно повлияли на психику Отрепьева, который, как многие талантливые люди, кроме выдающихся способностей, обладал расстроенной нервной системой, болезненным воображением и большими тараканы в голове.

– А вдруг царевич Дмитрий – это я? – подумал он как-то, зябко кутаясь под одеялом в холодной монашеской келье. – Раннее детство свое я почти не помню. Вполне возможно, что я сын царя.

Дальше-больше. Мысль эта настолько привязалась к нему, что Отрепьев стал помаленьку свыкаться с ней.

– Такой блестящий ум, как у меня, не мог передаться мне через папу-офицера или деда, глупого монаха. Мои гены явно другого качества. Во мне безусловно течет голубая кровь.

Отрепьев навел справки и выяснилось, что царевич Дмитрий одного с ним года рождения. Это окончательно добило его.

Вначале Отрепьев хранил свой секрет в тайне, однако вскоре молчать ему стало невмоготу. Поделиться своим открытием он решил с монашеской братией. Однажды за общей трапезой (несмотря на близость к патриарху, он ел и спал среди рядовых монахов) он начал судьбоносный (как в последствии оказалось) для страны разговор:

– Есть у меня, друзья, одна тайна, которой хочу с вами поделиться.

– Не надо нам этого! – проворчал кто-то из монахов.

Надо сказать, что Отрепьева в монастыре не любили, считая выскочкой. Многие из братии жили в монастыре десятилетиями, однако никогда не разговаривали с патриархом. А тут появился молодой нахал, который ежедневно уходил из кельи и возвращался поздно вечером с рассказами о патриархе, царе, заседаниях Боярской думы и прочих вещах из другого мира. Сам того не ведая, он сильно раздражал затворников своими байками, которые они принимали за хвастовство. Но более всего они ненавидели его за образованность, которую считали происками сатаны.

– Как это так?! Мы учимся писать годами и все равно пока научились только нескольким буквам, а этот молокосос знает уже весь алфавит. Ясно, как день, что тут не обошлось без дьявола!

– Я все-таки расскажу вам свой маленький секрет! – не обращая внимание на протесты, продолжил Отрепьев. – Дело в том, что мною недавно установлен подлинный факт, что я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. На самом деле перед вами – царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного.

При этих словах несколько монахов одновременно уронили плошки, из которых кушали, еще один громко крякнул, а самый глупый, Леонид, дико заржал, как конь.

– А чему вы удивляетесь? – продолжал Отрепьев. – Во-первых, вы все знаете о моих литературных способностях. Стоит мне начать писать, и строки сами ложатся на бумагу и слагаются в великолепную книгу. Разве такими способностями может обладать обычный заурядный человек? По себе можете судить, что такого не бывает. Во-вторых, я бываю в Боярской думе, и, поверьте, что и там мои мозги работают гораздо лучше, чем у любого боярина. Теперь позвольте вам задать вопрос, который давно мучает меня. Откуда во мне такие гениальные задатки? Молчите. Но и это еще не все. Самое главное, что я родился в один год с царевичем Дмитрием. В один!!! Представляете, что это значит? Я как только про это узнал, так у меня в голове все прояснилось и встало на свои места.

– Послушай, щенок! – вскипел один из старейших монахов. – Если ты сейчас же не заткнешься, то я не посмотрю, что ты патриарха знаешь. В момент инвалидом сделаю!

– Какой скромный мальчик. Почему царевич Дмитрий? Говори уже сразу, что ты и есть Иван Грозный! – засмеялся монах Леонид. – Представляете, мужики, мы оказывается с самим Иваном Васильевичем в монастыре живем. Мы же теперь до самого гроба будем гордиться, что нас с таким человеком судьба свела! Можно у вас попросить автограф, месье Грозный?

– Чего вы ржете? У человека крышу снесло, а они ржут! – возмутился еще один монах. – Сходи к врачу, Гриша. У меня деверь был, так он возомнил себя птицей. Я тогда еще казаком был. Пришлось несколько раз стукнуть его рукоятью сабли по башке, чтобы там немного прояснилось.

– Почему вы мне не верите? – удивился Отрепьев (сам он уже давно свыкся со своими бреднями). – Все ведь один к одному: и талант у меня великий, и ум выдающийся, и в один год с царевичем родился!

– Слушай сюда, придурок! – к самозванцу подошли трое накаченных монахов (все они раньше были стрельцами, которых загнал в монастырь голод). – Сегодня постираешь нам рясы. Понял?! И не вздумай патриарху бегать жаловаться. Мы тогда царю Борису донесем, кем ты себя возомнил!

С этого времени Отрепьеву не стало житья в монастыре. Монашеская братия, которая и до этого не питала к нему нежных чувств, теперь не сдерживала свои эмоции и в волю отыгралась на «салаге» и «выскочке». Беднягу заставляли мыть пол, драить туалеты, стирать одежду и чистить лапти. Приходя из Боярской думы, он тут же вынужден был приниматься за черновую работу и ложился спать только под утро, чтобы, встав пораньше, снова бежать к патриарху. Через месяц такой жизни он сильно осунулся, стал непохож на себя и даже начал заикаться. Пару раз он пытался отказаться от особо унизительной работы (типа стирки засранных трусов), но монахи устраивали ему «темную». В конце концов, бедняга не выдержал и бежал.

Понимая, что в стране ему спокойно жить не дадут (к его поискам подключился сам патриарх) опальный монах перешел границу и оказался в Речи Посполитой. Там он пристроился в православном Киевском Печорском монастыре, однако до тамошней братии уже дошел слух, кем он себя считает. Монахи без лишних разговоров жестоко избили самозванца, а затем пинками выгнали вон.

После изгнания из второго монастыря Отрепьев осознал, наконец, что, если он продолжит рассказывать о том, что рожден царевичем Дмитрием, монахи, так и будут бить его и, в конце концов, забьют до смерти. Положение его было незавидное. Он оказался в чужом государстве без денег, друзей или покровителей. Где-то совсем рядом замаячила голодная смерть в канаве, и только иноческая одежда еще как-то гарантировала ему скромный достаток в виде подаяний.

Монахи в те годы были относительно защищенной в социальном отношении категорией населения, которым везде охотно подавали, и они могли выживать в самых сложных экономических условиях. В голодные времена многие бизнесмены, офицеры и чиновники, уходили в монастырь, чтобы не умерить от голода. Снять с себя монашеское платье означало отдаться на волю рыночной стихии и мало кто решался на такой отчаянный шаг, не имея надежного тыла.

Перед Отрепьевым стал выбор между рясой (и относительно сытой жизнью в придачу) и его идеей о царском происхождении. И он выбрал второе. Бывший референт патриарха переоделся в мирскую одежду и стал искать работу.

Трудовая деятельность будущего царя началась с должности прислуги на кухне в небольшом городке Гоща. Затем, поднабравшись опыта и сноровки в приготовлении кулинарных блюд, он начал много путешествовать, перебиваясь временными подработками в кафе, ресторанах или на сезонной уборке овощей. Везде, где он появлялся, самозванец тут же начинал рассказывать о том, что он на самом деле царевич Дмитрий, однако это не вызывало у его коллег (поваров, слуг и чернорабочих) особых эмоций. Все-таки эта была другая страна, а круг общения у него состоял из простолюдинов, большинство из которых даже не слышало о царевиче Дмитрии и его истории.

– Вы меня знаете, как обычного повара, но я далеко не повар! – хитро подмигивал Отрепьев, нарезая лук на кухне. – Я был рожден Иваном Грозным и наречен царевичем Дмитрием! Доказательств этому уйма. Первое и самое главное, что у меня тот же самый год рождения. Можете себе представить?