– Да вы и для диплома еще слишком молоды, – Корнилов прервал серию из одних вопросов.
– Для таких комплиментов я еще действительно не созрела, – сказала Аня разочарованно. – Проходите, следователь Корнилов. Но не чувствуйте себя, как дома.
– Откуда такое негостеприимство по отношению к нашему брату?
– А с вами надо быть все время настороже. Поднимайтесь сюда, на антресоли. Мы здесь обычно принимаем гостей. Присаживайтесь. У нас в классе был такой рыжий хулиган. Все время больно щелкал по лбу или делал «сливку». Не знаете? Это когда двумя пальцами стискивают нос, и он становится синим, как слива. Или «саечка»… «Саечку» вы знаете. Так вот, все девчонки его знали хорошо, и как только он приближался, поднимали портфели или мешки с обувью для удара. Он тогда стал хитрить. Попросит задачку помочь сделать или что-нибудь по секрету захочет сказать, а сам – хвать за нос! Вот и следователи все такие, рыжие. Только один сразу за нос хватает, а другой поближе подлезет, поразговаривает, а потом как схватит за нос или за ухо…
– За ухо – это еще не беда, – усмехнулся Корнилов. – Вот в ухо – это уже серьезно… Кстати, а когда придет Анна Алексеевна?
Аня удивленно посмотрела на следователя.
– Что такое? – он правильно прочитал ее взгляд. – Неужели это вы? Вы не обидитесь, если я попрошу вас показать мне документики. Чтобы снять все вопросы, так сказать…
Он так по-милицейски произнес «документики», что Аню передернуло. Она спустилась в прихожую, как всегда, долго рылась в сумочке, прежде чем найти свою двуглаво-орловую паспортину. Немного подумав, вложила в него сторублевую бумажку и вернулась к гостю.
Корнилов взял паспорт. Полистал его, достал купюру двумя пальцами, как насекомое.
– А это что такое?
– Закладка. На какой странице я остановилась. Вы, наверное, недавно в милиции? Не знаете, что лицу при исполнении пустой документ не подают.
Корнилов засмеялся, довольно сильно постукивая себя по носу указательным пальцем.
– Вы обиделись, Анна Алексеевна, а теперь решили обидеть меня, – сказал он. – Я понимаю. Пришел в чужой дом незванно, уселся тут, да еще и документы у хозяев спрашивает… У нас такой случай был на участке. На лестнице нашли труп. Стали опрашивать соседей. Один оперативник позвонил в дверь. Открывает ему парень. Опер его опросил, к тому же тот ему какие-то детали важные рассказал. Один записал, другой расписался. А на следующий день к нам обращаются хозяева этой самой квартиры по поводу кражи. Опер, оказывается, разговаривал с квартирным вором, даже снял с него свидетельские показания. А если бы спросил документы…
– Вы это сейчас придумали? – перебила его Аня.
– Только что, – вздохнул Корнилов. – А что, плохо получилось? Неправдоподобно?
– Не очень… Хотите кофе?
– А можно чаю… зеленого?
– За здоровьем своим следите? Ведете правильный образ жизни?
– Нет, просто люблю. Как говорят китайцы, чань чи ча.
– Я сначала заварю вам зеленый чай, у нас как раз есть очень хороший, даже настоящий, а потом вы мне скажете, что это значит. Или вы опять соврали?
Она встала, и следователь тоже встал.
– Видимо вы не большой специалист в зеленом чае, – сказал Корнилов. – Позвольте мне уж самому его заварить.
– Сделайте одолжение, – сказала Аня.
Они прошли на кухню, в Анины владения. Сюда, в основном, она и вкладывала свои деньги и теперь по праву гордилась ее комфортом, чистотой и даже дизайном.
– У вас тут довольно мило, – сказал Корнилов, оглядываясь вокруг и чему-то ухмыляясь.
– Вы попали не в мещанское болото, а на современное производство завтраков, ужинов и домашних заготовок. Поэтому ваши ухмылки тут неуместны, – заметила Аня.
– А я и не сомневался, – он пожал плечами. – Евроремонт, в холодильнике европродукты, в продуктах – еврокалории.
– Вам, видимо, не очень нравится «евро»?
– Предпочитаю Восток, – Корнилов сложил ладони и закивал, как китайский болванчик.
– Похвально, что у следователя вообще есть какие-то предпочтения, кроме уголовного кодекса и стакана водки в конце рабочего дня.
– Стереотипами питаетесь, – обиделся Корнилов.
– Послушайте, следователь Корнилов, – строго сказала Аня. – Вы еще даже словом не обмолвились о цели вашего визита, а уже стоите тут на моей кухне, пытаетесь быть остроумным, чай вот собираетесь заваривать. Не кажется вам, что пора выпускать злого следователя?
– Не понял.
– Вы же работаете попарно – добрый и злой следователь. Добрый уже был, понаврал тут всякого, а теперь, Корнилов, запускайте гориллу. Или вы сочетаете в себе два этих качества, как в китайской философии: черная и белая рыбки, кусающие друг дружку за хвост?
– Вы имеете в виду знак «тай-цзи», «великие перемены»? Вы все правильно говорите, но я хочу усыпить ваше внимание процессом заваривания чая. Вы и не подозреваете, насколько коварно может заваривать чай простой российский следователь…
Корнилов долго манипулировал с фарфором, кипятком и сухой китайской травой.
– Чань чи ча, – повторил он и на этот раз перевел: – Чань есть чай. Имеется в виду, что чань-буддизм и чай – это одно и тоже. Сейчас мы будем чай женить…
Следователь три раза вылил из заварного чайника мутную жидкость и столько же раз залил ее обратно.
– Вы будете пить чай? – спросил он Аню.
– Выпью за компанию, – кивнула она.
– Тогда давайте сюда ваши руки.
Корнилов вместо фарфоровой крышечки накрыл горячий чайник своей ладонью. Потом заставил Аню сверху положить свою ладонь, затем опять легла его ладонь, а уже последним слоем стала ее левая рука.
– Вам не горячо? – спросила Аня.
– Ни капельки. Надо только расслабиться. Расслабились?.. Теперь подумайте о чем-нибудь хорошем, – сказал Корнилов.
Аня закрыла глаза, хотя он об этом не просил. В голову сначала лезла всякая чепуха и ничего действительно хорошего. Девушка попробовала сосредоточиться, но тут откуда-то из художественной коллекции подсознания выплыл автопортрет художника Василия Лонгина с мачехой. Третьей фигурой на портрете был Вилен Сергеевич с торчащей из уха рукоятью заточки.
– Что с вами, Анна Алексеевна? – спросил Корнилов участливо. – Понимаю. Вы еще не отошли от утреннего происшествия. Переживаете?
Аня вырвала свои руки, едва не перевернув заварной чайник.
– Это новые методы допроса? Следователь-экстрасенс? Сначала идентифицирует человека по биополю, а потом снимает отпечатки пальцев. Хватит, господин Корнилов. Задавайте ваши вопросы. Мне действительно не очень хорошо.
– Вы переживаете за своего мужа или за убитого Пафнутьева? Вы позволите, я за вами поухаживаю?
Какой наглец! Он сосредоточенно разливал чай, видимо, думал о чем-то хорошем. Например о том, что запросто раскрутит это преступление, а прямо сейчас разговорит эту молоденькую дурочку. Пафнутьев был новым типом функционера, а Корнилов – новым типом следователя.
– Почему я должна переживать за своего мужа?
– Потому что вы – его жена.
– Разве с ним что-нибудь случилось?
– Не знаю, но, по-моему, любой человек всегда переживает за близкого. Разве не так?
– Постойте, негенерал Корнилов! Зачем вы скрываетесь за общими моментами? В вашем вопросе соседствовали убитый Пафнутьев и мой муж. Вы подозреваете моего мужа в убийстве?
– Подозреваю, – ответил следователь. – К чему темнить, Анна Алексеевна? Да вы и сами, хотя и не уверены до конца в том, что ваш муж – убийца Пафнутьева, но подозреваете его. Я прав?
– Нет! – вскрикнула Аня.
– Не уверены?
– Нет! Вы не правы.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Не хотите? Я не настаиваю. Про Пафнутьева говорят, что он был утонченным негодяем.
– Кто вам это сказал? Никита Фасонов? Почему же вы его не подозреваете?
– Вы думаете, подозревать можно только одного человека?
– Нет, пообщавшись с вами, я уверена, что можно подозревать весь свет, всех людей. Я знаю вашу модель идеального государства. Общество поделено на две части, сначала одни сидят в тюрьмах и лагерях, а другие их охраняют. Потом они меняются местами… Потому что все виновны. Профессор Иверин говорил об этом на лекции. Очень мудрый лектор! Наша литература открыла тип русского человека, который испытывает вину за весь мир, мучается всеобщими бедами, первородным грехом. Пока он мучился, появились люди, которые решили вопрос практически. Если вы чувствуете вину, значит, вы – виновны. Даже возвели собственное признание человека в ранг царицы всех доказательств. Что получилось? Ваша душа мучается сознанием собственной вины? Признай это ее состояние формально, напиши, что ты – японский шпион, и пострадаешь за все, за всех, ведь это и есть твой идеал, осуществление твоих самых заветных чаяний!… Что вы молчите? Пришли допрашивать – допрашивайте! Или следуйте себе дальше, следователь!
