Небольшой гладкий предмет скользнул в мою ладонь. Это было изумительное украшение. Подвеска в виде сердечка – тончайшей работы.

– Но… За что это? Зачем? – поинтересовалась я, удивляясь красоте.

– Это чистое золото. Храни его от посторонних глаз, дочка. В городах золото находится под угрозой исчезновения, так как пользуется большим спросом у Серых. Ходят слухи, что они используют его при строительстве своих скай-летов, – ответил папа, и его глаза блеснули под мерцающими плафонами подвала.

– …Понравился подарок? – добавил он, закрепляя кулон на моей шее.

– Да… Конечно, папуль. Он прекрасен. Спасибо.

Мы продолжили ухаживать за зеленью, необычный кулон теперь покоился на моей шее, вызывая мягкую улыбку на лице. Тот вечер был идеально-обычным, но по-своему уникальным.

Я снова и снова возвращалась к нему, прокручивая в голове инцидент, произошедший позднее той ночью. Почему он решил подарить мне тот кулон именно тогда? Знал ли, что нас ждет? И если да, то почему не сказал своей семье?

Это было странное утро. В воздухе висело жутковатое затишье. Я пробиралась вдоль дюн, отгоняя от себя дурные предчувствия и настраиваясь на охоту.

Возвращаясь домой, я едва обращала внимание на растущий дискомфорт в мышцах.

Внезапно воздух пронзил крик моей матери: – Рахим!!! Нет!!!

Мое сердце сжалось, ее панические крики эхом доносились с нашего заднего двора.

На спуске с дюны передо мной открылось ужасающее зрелище. Вокруг нашего домика орудовала стая гончих в черном, на крыльце плакала мама, а отца удерживали под локти.

Папа решительно повернулся, пытаясь дотянуться до неё.

– Все будет хорошо, родная, – прохрипел он, протягивая руку, – позаботься о нашей дочери… Убереги ее.

Когда подключились еще два гончих, они с ожесточением потащили его к своей машине.

Страх сковал меня, поскольку один из них двинулся к маме, хватая ее за запястье и делая транквилизирующий укол.

Оцепенев, я видела, как она опускалась на колени, ее слезящиеся глаза были устремлены в сторону исчезающего в пыли отца.

Я попыталась закричать, запротестовать, но мой голос предал меня – застрял в горле.

Бросаюсь к машине гончих, боль в мышцах уходит на второй план. Глаза отца – голубые, как небо в безветренный день, – неотрывно следят за мной из тонированного окна. Его губы шевелились, но я не могла расшифровать ни слова.

Я стучала по стеклу, разделявшему нас, но поток моего отчаяния никак не пробивал его. Отец прижал к окну ладонь, грустная улыбка озарила изможденное ветрами лицо.

Сдерживая слезы, приложила свою руку к его.

Машина тронулась с места с диким ревом, оставляя меня стоять в клубах пыли. Разворачивался мой худший ночной кошмар.

Я слышала, как рокотал мотор, эхом разносясь по пыльной дороге.

Танец миражей вдалеке стал сменяться видом удаляющейся машины, а мои глаза, теперь замутненные потоками слез, щедро поливали выжженную почву.

Ноги подкосились, и я рухнула на песок.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я оставалась так на коленях под палящим солнцем.

Внезапно вокруг меня сомкнулись чьи-то руки.

Я извернулась, уткнувшись лицом в воротник Зорана. Легкие наполнились благоуханием лимонной травы.

– Что ты делаешь? – окликнула я Зора, ускоряя шаг. Во мне взыграл адреналин, мои чувства обострились. – Это запрещено правилами!

Я указала на два маленьких комочка меха, шевелящихся в его рюкзаке. Щенки.

Парень одарил меня однобокой ухмылкой, а трекер на его куртке раздражающе сверкнул в лучах солнца.

– Вот дерьмо. Судя по всему, придется нарушить несколько правил ради тебя, Дар, – отозвался он, присев на корточки, чтобы распахнуть рюкзак.

Он бережно вытащил щенков, их широко распахнутые глазки как-то не вязались с сухим, враждебным окружающим миром.

– …Зачем ты принес их сюда?

Я опустилась и протянула руку в перчатке, чтобы погладить шерстку одного из них.

– Осторожно. Эти "песики" скоро станут опасными волками. – комментарий Зора заставил меня приостановиться, рука зависла над щенком. Сейчас, после его слов, я это отчетливо увидела. Дикий блеск в их прищуренных глазах, маленькие острые зубки, едва прорезавшиеся из десен.

Я поднялась, смахнув песок с коленей, и отвернулась, пытаясь осмыслить ситуацию.

О чем вообще только думал Зор, притаскивая в деревню это зверье… Нас за это покарают.

Стягиваю очки, моргаю, настраивая зрение. Когда лицо Зорана оказывается в фокусе, я улавливаю мимолетный проблеск напряженного взгляда. Оно быстро сменяется знакомой улыбкой.

– Эти два озорника, – он указывает на свой рюкзак, из которого доносится приглушенное поскуливание, – они для тебя. Я не шутил, когда сказал вчера, что что-нибудь придумаю от твоего уныния, когда меня нет рядом.

Он что, серьезно? Как мы собираемся скрывать этих двоих?…

После того, что случилось три месяца назад, Зор был моей единственной отдушиной, его редкие визиты из-за нового плотного графика были спасением от безысходности. Он прилагал все усилия, чтобы вытащить меня из моей раковины.

Приседаю рядом с рюкзаком и украдкой заглядываю в него.

– Волки же не лают, да?

Глаза Зора восхищенно вспыхивают. Он аккуратно приподнимает с земли скулящих волчат.

– Не думаю. Представим им их новый дом в старом амбаре?

– Эй, только погляди, как горделиво выглядит этот малыш! – воскликнул Зоран. Он держал щенка на руках. Его шерстка была белее снега, о котором я слышала когда-то в книгах.

Мы расположились на нашем старом сеновале. Он был на окраине деревни, тем не менее было принято соблюдать осмотрительную тишину.