Я из любопытства, все-таки это моя будущая почти работа, пытался узнать у спортивных функционеров причины этого странного положения. От меня шарахались, как от вражеского шпиона на секретном объекте, а когда заколебывал, то отделывались общими словами, типа «КПСС и дальше будет чутко реагировать на нужды советского народа». Ага, реагировать! А уж когда я еще узнал, что введение биатлона планируется не раньше, чем в середине 1990-х годов, то просто сплюнул и перестал дурачится. Ну, его к зеленому фигу!

К этому времени уже и СССР, и КПСС будут значиться только в прошлом времени. И, поскольку, и Б. Н. Ельцин, и В. В. Путин в спорте биатлоном не интересовались, то уже в будущем, в конце ХХ века, этот вид спорта будет благоразумно планироваться уже примерно к середине XXI веке, то есть с позиции ныне живущих людей никогда. Ибо человеки так долго, увы, не живут.

Но самая большая печалька была даже не в этом. Я никогда еще в прошлой жизни не ждал грозы в середине зимы. Проще было дождаться окончания самой зимы. А с накопившейся яростью разобраться просто и не трудно.

Опять спровоцировал мальчишек из параллельных классов, у всех на виду начав травить одного из них. «Общество», видимо, было обалдевши до отупения, поскольку никто не полез чистить мне личико в тот же миг, так сказать, не отходя от кассы. Или, они опасались, что учителя, в чьих глазах мой авторитет был весьма высок, сразу ломануться меня защищать?

Я разочаровано обвел их взглядом, но никого наглого и желающего восстановить справедливость «по-деревенски» не увидел. Ну и болтался на виду у всех в школьные перерывы, насыпая роль на свежие раны.

Вот так и проводил свой последний год, точнее большинство зимних месяцев. Ждем-с, толи окончание долгой зимы, толи окончания не менее долгой средней школы!

Есть все же всеведущий Бог на свете (какой свет не важно) и не обязательно наш Инмар (это тоже не важно). Просмотрел Господь своим грозном оком, оценил текущую обстановку в целом, anmass, как говорится. И дал в не очень больно в репу (в личико), чтобы напрасно не ныл, не увеличивал негатива в жизни. Правильно ведь, не фиг плакаться понапрасну, не слезливая девка!

Ну а мне просто погладил по вихрам, хм. Уже после обязательных школьных уроков, когда учителей уже стало заметно меньше, а, значит, и моя «крыша» заметно похудела, школьная стычка с местными задирами все же произошла. Десяток самых смелых местных хулиганов, решивших или меня побить, или, хотя бы, кооптировать в свой актив, решительно подтянулась ко мне, любимому.

Я отлично видел, что большинству из них совсем не хотелось разбираться с новой силой. И гнева они ко мне не испытывали, и ведь понимали, что вскоре, после окончания школы, они так и так все равно разбегутся. Чего ж делить? В общем, шкурка выделки абсолютно не стоила.

Но какие-то самые смелые и обидчивые, уже успевшие от меня получить пару раз в лоб или грудину, продолжали настаивать со мной разобраться. Хм, я ведь пожалуйста. Надо уважить этих бестолковых. И мы все-таки встретились и подрались. А чего они пищат и вякают?

Все началось с того, что я нарушил обычай — сначала надо было разругаться, а уж потом сунуть в морду. Но я не стал слушать, какой я плохой и что мне надо сделать в транскрипции Мишки Васильева, не очень-то сильного, но достаточного наглого парня и с ходу двинул своей правой ему в нос.

Тут необходимо сказать, не только у человека, но и вообще у млекопитающих, нос — это самое слабое и больное место на лице или, хотя бы, в морде. Особенно у нетренированных особ. Это я снова увидел, глядя, как Мишка занимается очень интересным для него новым делом — пытается остановить кровь из носа, хрипя и стеная во весь голос. И не я, кстати, один видел, а почти вся шайка и любопытные окружающие.

Лишь двое из шайки, помня о важности своего занятия, попытались продолжить наезд. Смешные такие! Жалко было ликвидировать их настойчивость и напор, но что делать? Так сказать, дуракам везде у нас дорога!

Одному я, полезшему слева от пострадавшего Мишки, дал коротким, но мощным хуком, отправив его прямо в Нирвану. Второму, даже не успевшему появится на поле боя, врезал ногой по промежности. Удар, честно говоря, подленький и в профессиональном спорте не котируется. Но мне было не до этого. Честный поединок — это равный поединок, а всей шоблой на одного это, в любом случае, неприлично. И я в таком случае, освобожден от любого слова.

Тем более, и от этой шайки мне кто-то воровски сунул. Прямо в лицо. Хорошо хоть не в нос и не в глаз, но сильно. Я, во всяком случае, десяток дней чувствовал эту ссадину. Хорошо хоть выглядела она не очень зримо, и в школе, и родители ничего не замели. Лишь Алексей Митрофанович хмуро, как это он умел, прямо в лицо сказал про это и предупредил, что спортсмен драться не может, поскольку он лицо публичное. Если на лице будут какие-то следы драки, то он немедленно будет снят с официальных соревнований. То есть с любых, поскольку в СССР нет неофициальных состязаний. Понятно?

— Понято! — озадачено сказал я, пытаясь вспомнить из своего первого детства, так ли это было или нет? Ой, а я-то откуда знаю, я в нем никогда спортсменом не был! Откуда я знаю, правду мне говорит Алексей или элементарно пугает? Задачка-то и для него самого очень непростая: хулиган–ботаник. Ситуация почти трагикомическая. Я даже с любопытством посмотрел на него. Что он дальше будет делать?

С одной стороны, умен, начитан, больше всех получает в классе пятерок. И по любой учебной дисциплине первый помощник учителя. С другой стороны, первый хулиган в школе. Причем, ладно бы еще дергал девчонок за косички. Так нет же. Признанный автор большинства мальчишеских ссор в школе. Других бы и за меньшее гнали из родимого учреждения в ПТУ!

Интересно, а я бы что делал на месте директора? Прогнал или не прогнал? Вот ведь дилемма. И так плохо и эдак нехорошо!

Немного поломал голову на досуге, потом перестал. Пускай голова у учителей трещит, мне-то что маленькому и добренькому? Или вот у слона башка такая большая. Пусть думает, будет новый вид — слон думающий. ха-ха. По научному elephantus sapiens.

Надо только все же поменьше мельтешить в драках и ссорах. А то ведь и в правду залетишь в милицию. А у них другая отчетность, фиг отбрыкаешься потом. В остальном пусть педагоги страдают, они за это зарплату получают и не такую малую для этого времени.

Единственно, с кем оказалось вообще черно, так это с Валюшкой. Я так ее любил, хотя и немного условно, так радовался ей в новой жизни. А в итоге именно с ней и не получалось от слова никак. После первой волны отчаяния разум мой немного начал приходить в себя, и был в состоянии анализировать, я понял, что виноват, в общем, где-то сам. Наехал на нее с пылу-жару, она и перегорела, может даже, с элементарного страха. И уже ничего не могло помочь.

А еще понял, что, по-моему, я уже опоздал. Девичье сердце оказалось занято. Эх, а еще такая скромница казалась! Как у таких узнаешь, свободна ли? Посмотришь, скромница, на тебя вроде бы смотрит влюблено, по-собачьи преданно. А присмотришься повнимательней — а уже занято! Возможно, конечно, отбить, но характер у меня не такой, не нордический.

Я еще по наглому получил пару поцелуев на вечернем свидании, ответку в виде пощечины, и окончательно понял — не моя. Валя не отбивалась, с грацией стойкого стоика терпела ласки кавалера. Но одновременно понимал — не любит.

но я дотошный, когда дело доходит до таких важных проблем. Дотронулся до этой интимной темы. Валя сначала не решилась касаться таких тонких деталей, но когда я настоял, задумчиво сказала:

— Ты знаешь, вы оба, мои кавалеры, такие красивые и интересные. И я обоих вас обожаю. Но люблю я лишь Мишу, извини!

Меня, как пыльным мешком долбанули. Какой Миша? — ошарашено подумал я, — а я, как же быть мне?

Валя словно поняла мои мысли, ласково сказала:

— А мы с тобой можем быть просто хорошими друзьями. Тебя так устроит?