Двух лет не хватило, чтобы прикончить коллекторский список, Джерси до сих пор ходит по адресам. Мог бы разослать наемников, но какой в этом цимус? Он так соскучился по мордоворотству без надзора; по оружию без ограничения; по смерти без счетчика снятого срока… За свою жизнь он так мало подставлял рожу ветру, что теперь не упустит ни минуты.

Вот тут-то славное предисловие и заканчивается.

– Что у нас дальше? – У Аркина в бомбоубежище, облюбованном под штаб, своя пробковая дощечка для сентиментальных записулек и наводок: адреса, имена, кто такие, сколько должны. Это же с ума сойдешь все самому запоминать, а так… Так он вывешивал их, как список приговоренных; как чертову беспроигрышную лотерею, и каждый раз ему ОХЕРИТЕЛЬНО в ней везло.

Так о чем это я? Да, списки должников. Сегодня это был какой-то полурусский притон, и на этот раз проеб серьезный. Свой барыга сдал точку, товар, навар, и убежал под юбку этой русской суки, как бишь там ее. Елизавета? Елена? Решил, что его не достанут.

Гадюшник прямо скажем классический: райончик под гетто, обшарпанные стены, на соплях держащаяся дверь, жалобно заскрипевшая под взметнувшийся сноп искр и вой ручной циркулярки. И такое вполне типичное локальное откисалово отборных маргиналов.

Аркин обычно приходит один, потому что на такие дела оптимально ходить втроем. Ну, вы поняли.

Он не то, чтобы рассчитывает на сознательную помощь от торчков, но из элементарной вежливости к поиску нужного человека методом силы прибегает не сразу:

– Здарова, ублюдки. – Он салютует от виска диском пилы, держа палец на кнопке, но инструмент выключен.

– Давайте договоримся: мне нужен только Майки Фишер. Если я быстро его сейчас найду, то все спокойно разойдутся по своим приходам. Кто из вас Майки Фишер? – С его удачей сейчас он должен бы ткнуть наугад и точно попасть в этого самого Майки, но так ведь не интересно.

Так ведь недостаточно кроваво.

Тем временем в одном из притонов…

Обблеванные местами стены давили на плавленый мозг заезженными узорами, что когда-то переливались перламутровыми цветами. Сейчас от них остались одни воспоминания, как и от выветривающейся дури в организме. Но это не беда. Стол забит кривыми дорожками, початыми зип-пакетами на чувствительных весах и выпотрошенными ручками. Сегодня выходной, Елена укатила в Болгарию по каким-то ахуительно важным делам, указав на место и приказав охранять его ценою собственной жизни. И Рик не рыпался. Рик – пес послушной породы, преданной. Пока платят деньги, кормят и ебут до треска в ушах – он преданно лижет пятки и самозабвенно помахивает хвостиком.

Место не припрятано. Кому нахрен сдались простые шестерки, каких полно по городу? Да и все, кто умеет держать пушки угорают в кумаре на пятнистом полу, отчалив в Тартарары на крокодилах.

Химик не исключение. Глазные яблоки то и дело закатываются в черепушку, а с губ слетают то ли стоны, то ли молитва, то ли ругательства. Может, это типичный три-в-одном, когда связь с мозгом теряется напрочь.

Обычный выходной у русских на хате.

Наш герой – Рикки Мартин, он же химик.

В соседней комнате кто-то самозабвенно трахается, по стонам не разберешь кто кого и в каком количестве. Рик бы присоединился к ним, да тело настолько ватное, что сигнал от мозга тормозит где-то в области мозжечка.

Кайф.

Он даже не сразу слышит визг циркулярки. Точнее, она звучит так отдаленно, как сквозь сон. И в себя Химик прилетает только в момент, когда на его диван падает чье-то потное тело.

– Блять.

Переключение от стадии "вата" до "машины" происходит почти мгновенно. Рик вскидывается на ноги, трясет почти лысой башкой и хмурится, пытаясь сосредоточиться на одной точке. В его тесную конуру кто-то ворвался без приглашения и размахивает граблями во все стороны? Первая ошибка. Никогда не заходи в вольер к дикой собаке без угощения.

Рыжий здоровяк – рожа не знакомая, уже повод и мокрого места от него не оставить. Кто вообще в здравом уме сунется к русским без приглоса? Только последний отбитый мудень без царя в голове. Такие – мусор, а в доме надо убираться.

– Ты кто такой, выблядок, жить надоело?

Затишье при появлении чужака длилось недолго. Первым на амбразуру кинулся Ваня – пузатый русский ублюдок, кулак которого размером едва ли не с голову самого Рика. Он сам видел, как эта детина вбил лицо непутевого барыги в его затылок одним ударом и заранее не позавидовал тому, кто нарушил их условный покой. Даже спросить не успеет, на кой хер ему сдался Майки, что самозабвенно трахался в соседней комнатке.

О да, старый добрый запах "ничего хорошего". Джерси даже не успел вдохнуть его полной грудью, – так, шморгнуть носом, – пухляш оказался на редкость прытким для своего веса, но его инициатива закончилась там же, где началась.

Кулак размером с человеческую голову нарвался на диск циркулярной пилы, что вошла по костяшки, а уж когда она включилась – медленно, но верно, достигала локтя.

Если бы хоть кто-то из них держал конечность или инструмент достаточно ровно.

Может быть, будь они на равных, расклад и был бы другой: циркулярка саданула бы корпусом Аркину по зубам, а потом еще и Ванек наподдал бы лещей, но рука у Джерси явно тверже, чем у любого человека.

Он же – не человек.

Шматок чужой руки с кривым срезом и влажным чмакающим звуком отваливается на пол. У Аркина при себе только один ствол, револьвер на шесть пуль, старенький, простой, классический. Никакой не суперубойный и даже не расписной, он нужен не для того, чтобы использовать в бою, а для того, чтобы потом разыграть между тремя Джерси русскую рулетку после. Остаться должен только один, и это самый честный способ.

Но сейчас этот револьвер направлен на Ивана. Барабан полный, четыре пули у него есть.

– Майки – это ты? – Он спрашивает, потому что убить случайно ублюдка не хочется, но что логичнее подумать, так это то, что как раз за головой Фишера и пришли. Мужик отрицательно качает головой, получает свою пулю, и теперь начинается настоящий говномес.

Удача-дача-пизда в придачу, что ни говори, а один против толпы хоть и укурышей, но как-то тяжко. Конспирация Джерси не продержалась и плешивой минуты: был один – стало трое, по щелчку пальцев, как в ебаном китае.

Все трое убрали свои револьверы обратно за пояс, – теперь пуль было пятнадцать в сумме, – и даже пока отложили пилу, потому что здесь хватит и старых добрых кулаков.

Даже у халтурного скин-юзера силы достаточно, чтобы прямым панчем размозжить череп, ну прямо как наш дружок Ваня, только быстрее и зрелищнее.

Холокост начался от дверей и закончился на двух трупах: когда уже второй русский падает замертво, начинаешь задумываться, стоит ли налетать на рыжего уебка.

Один из трех Джерси поднимает с пола кусок руки Ивана, обрубком из среднего, указательного и большого пальцев указывая в толпу.

– Я спрошу еще один раз: КТО. ИЗ ВАС. МАЙКИ?

Прогремел какой-то кривой выстрел, но вот ведь незадача – умер один Аркин, и на его месте от живого сразу отпочковался еще один.

Точно не стоит налетать на рыжего уебка.

– Блять, где моя пушка, – Химик уже активнее ковыряется в диване, отшвыривая подушки в стороны и начиная разбирать уже непосредственно саму мебель. Снежок еще долбит в голову, плавя мозги и недолго думая – он резко наклоняется к столу, макая свой распадающийся изнутри нос прямо в несколько дорожек.

Глубокий вдох и в его тело словно вливают свеженькую жизнь. Краски ярче, звуки смачнее и взгляд как раз натыкается на полетевшего на пол раздолбанного соратника.

– Ебать, – отследив траекторию полета до гостя.. гостей, Рик изменился в лице, – их трое.

Троица здоровых рыжих мужиков – это уже проблема. Трое здоровых рыжих и д е н т и ч н ы х мужиков – это пиздец. А Мартин в пиздецах разного масштаба разбирался. Это кому же так этот Фишер на член наступил, что к нему мутанта подослали?

– Моя слепая бабка стреляет лучше, – плюет он на пол и шмыгает носом, уставившись на одного из рыжих. Интересно, каков предел клонов у этого хуесоса?