– Ты что творишь, урод? Он – единственное более-менее ценное приобретение! Это мои рабы, а не твои гребцы! Тронешь ещё одного, велю прибить твою поганую тушу к носу корабля! Это научит остальных уважать собственность купцов.

– Ка… капитан… – проблеял бугай с хлыстом, испуганно вжав голову в плечи.

– Напоить, накормить. И привести в порядок! Моё имя под контрактом! Что ты будешь делать, когда его раны загноятся?

– Но я…

– Учти, если он не доедет до Согдинии, ты займешь его место на помосте! Понял меня? Они не просто рабы, они – мое капиталовложение! Кто заплатит за дохлых и немощных? Тупая твоя голова! Немедленно обработай ему раны!

– Чем? – уточнил надсмотрщик, побледнев ещё сильнее.

– Да хоть языком лижи, если не знаешь чем! Тупица! Пусть помочится во что-нибудь и протрет. Дебил бестолковый! Тебе бы только ишаков погонять. Ты что, первый раз на борту?

– Второй…

– И походу последний. Займись моими деньгами!

Капитан скрылся в тени каюты, а надсмотрщик поспешил выполнять полученные указания. Судно легло в дрейф, но якорь не бросило, безвольно скользя вслед за течением.

После ночного происшествия все во дворце словно сошли с ума. Юсуфбей устроил внеочередную проверку своим слугам, но после того, как стража увела нарушителя на рынок, негодование хозяина постепенно сошло на нет. Однако последствия взбучки были видны не вооружённым глазом даже по количеству блюд, поданных на завтрак его дочери. Ахнея не притронулась к еде, ожидая свою подопечную к столу, но девушка задерживалась. Уже остыл не только чай, но и яйца с пирожками, а фрукты утратили блеск первой свежести.

Няню очень обеспокоило отсутствие за завтраком дочери Юсуфбея, и сердце подсказывало женщине,  что Замира каким-то образом причастна к вечернему происшествию. А ещё кормилица чувствовала, что последнее время с её подопечной творится что-то неладное. Побеги из дома по пятничным вечерам могли закончиться огромной бедой, но своевольная Замира не слушала предостережений няни и не боялась нарваться на гнев отца. С этим надо было что-то делать. Сердце старой женщины обливалось кровью при мысли о том, что её упрямая девочка вляпалась во что-то не очень приятное.

Набравшись смелости, кормилица поднялась к Замире в опочивальню и застала ее в истерике и слезах.

– Что случилось, милая? Страшный сон?

Девушка бросилась на шею няне, не в силах удержать в себе всю боль переживаний, что скопилась в душе с прошлого вечера.

– Понимаешь, я всего лишь хотела развлечься немного! Я заставила его приходить в сад, а он… Я честно не знала, сколько стоят его подарки. Он на базаре диковинки на последнее покупал… какая же я дура… ведь не все же в роскоши живут… – произнесла Замира, рыдая навзрыд и уткнувшись лбом в плечо кормилицы. – А вчера его поймали. Били и заставляли рассказать, зачем он пришел в сад, а он… Он меня выгородил! Ему отец даже кожу хотел содрать, но он все равно не выдал. Почему!? Это ведь я ему приказала приходить… Я думала, что все мужчины злые и хитрые, как Иблис, а он… –  слова девушки слились в бессвязный вой, и Ахнея заботливо погладила её по голове, сама едва сдерживая слезы. – Когда отец про причину спросил, я так испугалась, думала мне конец, а он им про озерную фею… а отец его в рабство… Это моя вина! Я его жизнь погубила… Почему он так поступил? Знал же, что за это будет.. и все равно…

Замира рыдала и пыталась понять, почему этот парень так поступил? Зачем пожертвовал собой, хотя мог просто раскрыть правду и вернуться к своей семье? Да, Алишер не избежал бы жестокого наказания, но остался бы жив и не потерял возможность видеться с родными и близкими. Означает ли поступок юноши что-то особенное? Значит ли это, что в его сердце так же поселилось странное, но приятное чувство, которое заставляло душу Замиры замирать от счастья при каждой встрече с парнем?

– У вас с ним была близость? – едва слышно задала вопрос кормилица, когда истерика у дочери Бая немного поутихла.

– Нет! – воскликнула девушка в ответ, и в её взгляде при этом отчетливо отобразилась обида за задетую гордость и самолюбие. – Как ты смеешь так обо мне думать! Он даже пальцем меня не коснулся.

– Не все мужчины коварны и жестоки как Иблис. Есть среди них и достойные. Такие, если любят по-настоящему, то за любимую женщину и на смерть, и в ад, и на весь мир войной пойдут. За свою половинку они способны не то что с врагами, с Богами биться.

– А может тогда он и есть моя судьба? А я его на рабство обрекла! – слезы с новой силой хлынули из глаз девушки.

– Ну что ты, родимая? Вот не уразумела ты притчу о Табигати. Выучить – выучила, а понять – не поняла. У избранных ей нет половинки среди мужчин. Твоя судьба – служение. Ты – будущая верховная Безликой. Недаром у тебя метка на сердце, да и имя твое означает честь и опору, – выдохнула Ахнея и прижала к груди девушку, словно пытаясь огородить её от всего злого. – Только ты сможешь вымолить у Табигати спасения для этого бедолаги, но ты должна быть идеальной, ведь для других Безликая глуха. Стань тем, кем предначертано, а о случившемся больше никому не рассказывай, слышишь? Иначе усомнятся в твоем целомудрии, и сгинет парень. А про остальное забудь. Будь он суженным твоим, Безликая принесла бы его младенцем в достойную и равную тебе семью. Забудь. И я забуду. Не было этого разговора. Никогда, – няня ещё крепче стиснула Замиру в своих объятиях, изо всех сил стараясь скрыть рвущиеся наружу эмоции.

Ахнея любила дочь Юсуфбея как родную и искренне желала ей только счастья, но в то же время женщина понимала, что отмеченного пути не изменить. Метка Табигати не исчезнет, и Замире суждено посвятить свою жизнь во славу Безликой.

***

Угрозы капитана не прошли даром. У надсмотрщиков исчезли кнуты, но их заменил кусок каната с распущенными на конце прядями, завязанными в узлы. Удар таким ударным оружием не рвал кожу, но не был менее болезненным. Кроме того Ирнам не простил Алишеру унижения, полученного несправедливо из-за нерадивого раба, поэтому постоянно задевал юношу ногами, когда проходил мимо или мог как бы невзначай наступить на ему руку. Будь воля самого Ирнама, тело парнишки уже давно бы украсило нос корабля своими останками. Но мужчина не имел власти распоряжаться жизнями рабов, и это выводило надзирателя из себя.

Шел третий день плавания. Судно, благополучно миновав речные мели, вышло из устья Дарье. Впереди лежал последний из островов, дальше бескрайние просторы Ярсулы – бурного моря между землями Султаната и Согдинии. Рулевой уже мечтал сжать пальцами кружку, наполненную шераби из личного бочонка капитана, когда слева из-за острова показались косые паруса.

– Норманы! – истошный крик смотрящего посеял переполох на палубе.

Охрана поспешно начала надевать доспехи и разбирать бортовые щиты. Капитан поднялся наверх из каюты, чтобы лично проконтролировать ситуацию. Барабанщик замер, ожидая команды, а рулевой вцепился в древко руля.

– Крепи шкоты! Поднимайте парус! Поворот вправо! – закричал капитан, раздавая команды немногочисленным матросам. – Правый борт, суши весла! Левый, ускорились! Держать темп!

Барабанщик заколошматил по натянутой коже. Надсмотрщики бросились к рабам по левому борту. Весла правого ряда застыли в воздухе, давая несчастным неожиданный отдых. Галера затрещала и начала поворот, но встречный ветер создавал помехи, и пока команда поймала нужный галс, корабль северян подошел на дистанцию выстрела. Еще насколько взмахов весел, и дракар протаранил борт работорговца, ломая весла. Часть рабов, сидящих ближе к бортам, погибла на месте. Весло, к которому был прикован Алишер, сломалось и выскочило из уключины. Самого юношу, теперь уже прикованного к увесистому обломку дерева, отбросило ударом почти на середину палубы. Полетели абордажные крючья. Два корабля оказались намертво сцеплены железом и веревками. Едва Алишер успел подняться на ноги, как увидел несущегося на него с обнаженной саблей Иртана. Руки носильщика все ещё сжимали прикованный к нему обломок весла. Алишер понял, что сейчас случится, и он жаждал смерти, но только не от рук этого урода. Ярость, скопившаяся в нем за это время, нашла выход. Обломок весла очертил дугу и смял наплечник мучителя. Получив тяжелый удар, надсмотрщик рухнул на колено, и выронил оружие. Второй удар проломил череп мучителя. Алишер взвыл диким зверем. На этот нечеловеческий крик бросились несколько солдат из охраны судна, но тренированные тяжелой работой мышцы юноши легко разгоняли обломок весла, ставший в его могучих руках смертоносным оружием. Один за другим под ударами импровизированной дубины разлетелись нападавшие, но теперь на Алишера замахнулся топором бородатый северянин. Недооценив тяжесть обломка, берсерк принял удар дубины щитом и тут же был отброшен в гребцовую яму. Алишера окружили закованные в железо Норманы.