Все последние дни Россия проводила в мучительной тревоге. Вести о ходе болезни уже не оставляли места разумной надежде, но сердце все еще отказывалось верить даже очевидности…

И вот – пресеклась дорогая жизнь. Нет более великого Миротворца, успокоившего измученную Русскую землю отрадною верой в вековые силы, создавшие и хранившие ее. Скована холодом смерти твердая рука, под охраной которой наша страна провела, увы, недолгие годы тихой, благотворно оздоровляющей жизни. Нет мудрого руководителя, так быстро воскресившего наши силы и, без войн, без жертв, без угроз, поставившего русское имя перед всем миром на почти забытую высоту. Нет Царя, который на высоте своего всемирного влияния, спокойным разумом, твердым словом, мощной рукой столько лет сдерживал, казалось, каждую минуту готовые разразиться столкновения. Вся Европа признавала Его Миротворцем и за последние годы привыкла думать и верить, что, пока жив Александр III, мирная жизнь народов обеспечена…

И вот Его не стало. Неисповедимые судьбы Божии отняли у нас, в самую цветущую пору, в возрасте только 49 лет, Того, чей могучий организм и железное здоровье обещали, казалось, столетнюю жизнь, обещали нам еще десятки лет Его неоценимой работы на благо России… Мог ли кто-нибудь год тому назад хотя бы на минуту вообразить себе предстоящие нам теперь похороны?

Среди общей скорби о невозвратной потере надежды наши сосредоточиваются ныне на Его Царственной Отрасли, на вступившем на престол предков Государе Императоре Николае Александровиче.

Августейший Родитель оставил Ему наследие, цветущее порядком. Но не легко выпавшее Ему священное бремя Самодержавного труда. И если вся Россия оплакивает кончину Его родителя, то что сказать о Его сыновней скорби при этой преждевременной утрате?

Да пошлет же Господь Своему новому Избраннику силы и крепость на исполнение Его великого служения. Да пошлет Господь и нам силы служить Нашему Самодержавному Государю верой и правдой без всякой шатости, дабы и дух Почившего порадовался нашей верности Его великим заветам.

Есть мгновения в жизни человека, когда все мысли, все заботы, вся суета дня, необходимая и неизбежная, – когда все это отступает от него, и душа его сосредоточивается в одной мысли, в одном порыве высокого умиления, возвышенной скорби, изливающихся в безмолвных и тихих святых слезах, очищающих и возвышающих душу. Такие мгновения не забываются, они оставляют след во всей жизни человека, и часто воспоминание о таком мгновении спасает его на краю падения. Такое мгновение переживаем теперь все мы, весь русский народ. Скончался Царь наш, любимый Царь, и все отошло от нас, кроме скорби о великой потере, кроме умиления пред образом Почившего, образом так нам знакомым и так дорогим. Этот образ светит и светил нам тихим и кротким светом, как бы в свидетельство о высоком достоинстве человека, о высоком призвании его на земле… Он был истинно Русский Царь, по духу и по всему нравственному облику своему. В Нем, в делах Его не было ничего приподнятого – не было того картинного героизма, который так любят в Европе и которым так восхищаются там; но Он был истинный герой в высоком смысле: «человек Он был, во всем значении слова». Он был истинным выразителем нашего, особенного, русского героизма, не ищущего картинной позы, не высказывающегося в красивых словах, молча и твердо исполняющего свой долг и не подозревающего даже, что в этом есть героизм. Разгадка этого героизма, разгадка величавого образа почившего Императора заключается в одном слове: Он был христианин.

Н. Я. Яш. Портрет Николая II. 1896

Как христианин, проникнутый высоким духом веры Своего народа, нес Он бремя забот семейных и среди общей легкомысленной шаткости показал нам, чем должна быть христианская семья; как христианин, покорно и со смирением поднял Он на Свои мощные плечи тяжкое бремя Самодержца, Отца, воспитателя и охранителя народа Своего и нес это бремя до последнего мгновения, до последнего дыхания жизни. С умилением и слезами читали мы, что Он, уже сломленный тяжким недугом, страждущий, прикованный к одру болезни, среди мучительных бессонных ночей, среди тягостных дней, не оставлял Своих державных трудов, – и Россия, одна Россия была предметом Его забот и мыслей. Он принял и недуг Свой, как христианин: Он молился и трудился, молился и трудился до последнего вздоха.

Мы знаем святые слова: «Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя», – и Он, Почивший Царь наш, положил душу Свою за народ Свой. Что разрушило Его могучий организм, как не державные труды, заботы и огорчения? Подчинив Свою волю воле Божьей, Он нес эти труды всегда спокойный, всегда твердый, всегда снисходительный к слабости человеческой. И Он светил не только нам, но и всему миру. Чужие народы с изумлением и восторгом смотрят на это явление русского духа, русского героизма, величавого в своей смиренной простоте.

Вот какого Царя мы лишились, вот какая тяжкая скорбь нас постигла.

Но милостив Бог, скорбь не безутешная.

Нет места скорби отчаянной, тоске тяжелой и неутешимой в сердце того народа, который имеет трогательное упование на жизнь бесконечную, трогательную веру в общение живых с усопшими. Верит народ наш, что его любимый Царь, который теперь там, перед престолом Царя Царей, все же живет с нами; верует, что над ним сбудется все, что обещано христианам. Он был кроток, а сказано: «блаженны кроткие»; Он был милостив, а сказано, что милостивые «помилованы будут»; общий голос всего мира называет Его «миротворцем», а сказано: «блаженны миротворцы, ибо и они будут наречены Сынами Божьими».

Скорби народной не даст перейти в отчаяние еще и иная земная надежда.

Усопший Царь наш оставил нам Наследника Своего, только что вступившего на престол Государя нашего и Самодержца, оставил нам Его, выросшего и воспитанного в семье истинно христианской, среди примеров кротости терпения, любви и величайшего самоотвержения. В Нем надежда наша. Он, проникнутый тем же духом, как и почивший Державный Отец Его, которого мы оплакиваем вместе с Ним, – Он довершит дело и труд усопшего и твердо поведет Россию дальше по пути ее великого исторического призвания.

Теперь же, не падая духом, дадим волю скорби и слезам нашим. Будем плакать и молиться. Будем молиться за Него, за почившего Царя нашего, который теперь пред престолом Божьим молится за народ Свой, за Россию, за Сына Своего, – будем плакать и молиться, чтобы была услышана и наша, и Его молитва…

Все и каждый – и не в одной России, а в целом мире, – находятся под одним впечатлением, под впечатлением тяжкой, понесенной Русским народом утраты. На ней и около нее повсюду сосредоточены все мысли, все речи, вся передача их и устно, и письменно, и телефоном, и телеграммами. От полноты сердца глаголят уста – и общий клик их сливается в небывало единодушный хор хвалы и славословия почившему Помазаннику Божию, совершившему в краткий срок Своего царствования все предначертанное Ему Промыслом. Его великие царственные заслуги неудержимо и громко признаются всюду и всеми.

Иначе и быть не может; но иным это представляется как бы некоторою несдержанностью; высказывается мнение, что перед незакрытою еще могилой не время говорить о значении прошлого царствования… Не время говорить! Но возможно ли тут молчание?.. Правда, для фарисеев были острым ножом клики «Осанна» даже при торжественном входе Христа в Иерусалим, они тоже хотели заменить их молчанием, – но им было отвечено, что если народ умолкнет, то камни возопиют.

Значение только что минувшего царствования – сколь ни было оно кратковременно, продлившись всего 13 лет и 7 месяцев и 20 дней, – столь ясно и твердо определилось, что общая историческая оценка его измениться уже не может: оно само говорит за себя уже одними принесенными им плодами, помимо посеянных и добрых семян для будущего. Некоторое понятие о значении этого царствования может дать уже одно сопоставление того положения, в каком находилась Россия в тот момент, когда Почивший Монарх принял в Свои руки Царский скипетр с тем положением, в каком передал Он ее Своему Сыну, восшедшему ныне на прародительский престол, Государю Императору Николаю Александровичу.