— Так вот: Борис Федорович утверждает, что Олег Витальевич не слишком преуспел. В глубь пещеры не забирался. Даже ваш бобик выскочил из нее как ошпаренный.

— Бобик! — возмутилась Галина. — Сразу видно, что вы животных не любите! Его звали Ярд! Ярдик!

— Животных я люблю, — возразил Игорь Васильевич. — Не только собак, но и колючих ежиков.

— Ну ладно. Я вас прощаю. Ту чертову пещеру Олег посетил позже. Без краеведа-любителя. Не мог же он первому встречному свои секреты выкладывать?

— Что же он нашел?

— Не знаю. Сказала уже! Только находка оказалась не слабая! На какие бы шиши Олег там жил? В Германии. Даже квартиру купил. Вот я вам все и выложила. Как на духу!

Но Корнилов чувствовал по тому, как неожиданно на полтона, нет, на едва заметную четвертушку, стал громче голос его собеседницы — что-то она скрывает, недоговаривает. Он знал, что с женщинами такое случается: убавляют правду и искренность — непроизвольно прибавляют громкость. Только нажимать на Галину Витальевну он не собирался. Не допрос! Спасибо, что на дверь не указала, разговорилась. Но еще один вопрос он не мог не задать.

— Брат не оставил каких-то своих записок, копий документов, обнаруженных в архивах?

— Нет. Все забрал с собой. — Галина непроизвольно метнула взгляд на огромный письменный стол. — А что-то, наверное, сжег. Или выбросил.

Игорь Васильевич тоже посмотрел на стол.

— Да, это его монстр. Теперь пустой. Не хотите купить?

— Генеральской пенсии на него не хватит.

— Да мы и не продадим. Вдруг Олежек найдется?

Корнилов прикинул, куда могли обратиться сестры в поисках пропавшего? В германское консульство? Наверное, обращались. Только на Западе в каждом русском видят потенциального мафиози. И вряд ли предприняли серьезные поиски. Интерпол этим не занимается. В милицию, которая нас бережет? Он догадывался, что ответит ему Галина, но тем не менее спросил:

— Не пробовали объясниться начистоту в милиции? У них был бы повод обратиться в Интерпол.

— Обижаете, господин генерал. О чем бы я им сказала? О намеках и экивоках? Что мой пропавший брат пошел туда, не знаю куда? И чего-то нашел — не знаю чего? Неужели я похожа на воскресного придурка?

— На какого придурка?

— Не берите в голову! Это у меня присказка такая — воскресный придурок. Сама не знаю, от кого подцепила.

— Нет, — улыбнулся Игорь Васильевич. — На воскресного придурка вы не похожи. Гарантирую. — И подумал: «Что-то я слишком часто улыбаюсь?» — Спасибо вам, Галя, за то, что не пожалели на меня времени. — Он поднялся с дивана, подошел к женщине, протянул руку. Рукопожатие у нее было сильным, мужским. Ладошка крепкая.

— Заглядывайте. Может, сходим как-нибудь в ресторан?

— Я же старенький генерал.

— Хотела бы я с таким седым бобром потанцевать в «Невском палас отеле»!

— А свадьба?

— Не берите в голову! У сестры бзик — хочет меня на одном из своих любовников женить. Свадебный генерал требуется.

— К вам в последнее время никто из Германии не заглядывал? Не интересовался братом?

— Нет. С чего бы? Он же там, в немцах, пропал.

Когда Корнилов приехал домой на Петроградскую, жена заканчивала приготовления к ужину. На столе красовался хрустальный штоф с настоянной на апельсиновых корочках водкой и бутылка рейнского вина. И любимая закуска Игоря Васильевича — малосольная сосьвинская селедка в подсолнечном масле, украшенная фиолетовыми кружками сладкого лука и веточками петрушки. С горячей рассыпчатой картошкой под эту закуску можно выпить литр. И не заметить.

— Прекрасно! Прекрасно! — восхитился Корнилов, с вожделением оглядывая стол. — Ты, Ольга, кудесница! Такой сюрприз!

— Мы уже давно в городе не пировали. Все на даче, на даче. — Жена посмотрела на него внимательно: — Ты сегодня какой-то взволнованный. В приподнятом настроении. Это Вася Алабин виноват? Пристроил к делу?

— Вася! — подтвердил Игорь Васильевич. — Того и гляди, уговорит в совет ветеранов записаться.

Фризе припарковал «жигуленок» в переулке, выходившем на улицу Широкую.

— Поторопись, ладно?

— А ты? — Она смотрела на него разочарованно.

— У нас еще все впереди.

— Какая же я дура! — Елена Петровна выбралась из машины, подхватила с сиденья новенькую, набитую гостинцами для сына сумку. — Потороплюсь, только пирожки захвачу.

При упоминании о пирожках Владимир почувствовал, как засосало в пустом желудке. «Дойду до главной улицы, — подумал он, — хоть “Сникерс” дурацкий куплю».

Он вышел из переулка на шумную улицу. По противоположной стороне Елена Петровна уже подходила к своему дому. Глядя вслед гордо шагавшей статной женщине, Фризе спросил себя: почему она окрестила себя дурой? Боялась зайти в дом одна? Или… Он не успел прийти к окончательному заключению, потому что увидел, как здоровенный, наголо бритый бугай не спеша выбрался из черного, с темными стеклами джипа и двинулся через дорогу вслед за Еленой.

Даже если бы Владимир побежал, бугай успел бы ворваться вслед за женщиной в подъезд. Или нажал на курок — Фризе не знал его намерений. Но в том, что это именно тот мафиози, который грозил и Елене Петровне, и ее свекру, Владимир не сомневался.

Джип был к нему ближе, чем бугай. За темными стеклами автомобиля могли скрываться сообщники. Но Владимир слышал характерные звуки блокируемого с пульта секретного замка, когда парень отошел от машины. Не упуская из виду братка, Фризе подошел к тускло поблескивающей под уличным фонарем громадине и прислонился к дверце. По улице понеслись резкие, воющие звуки тревожной сигнализации.

Мафиози застыл на месте. Наверное, у него была замедленная реакция, потому что, прежде чем он обернулся, прошло несколько секунд. Обнаружив у своего автомобиля незнакомого человека, бритоголовый вдохнул полной грудью и прорычал:

— Ты! Сука! — И тяжелой рысцой кинулся к Фризе.

Реакция у Елены Петровны оказалась мгновенной. Услышав подвывание сирены, она повернула голову и увидела мафиози. Наверное, она узнала его. Не доходя десяти шагов до своего подъезда, она свернула в подворотню. Судя по тому, как уверенно она это сделала, двор не заканчивался тупиком.

— Ты, сука! — рычал парень, разгоняясь все быстрее и быстрее. — Ты…

Фризе с трудом подавил желание присесть — споткнувшись, мафиози врезался бы в пыльную витрину небольшого винного магазинчика, наделав много шума. А Владимир не хотел привлекать излишнее внимание прохожих. Поэтому он слегка пригнулся и обхватил руками живот. И не сопротивлялся, когда парень, дыша перегаром, схватил его за пиджак.

— Ты, сука! — Словесный запас у братка оказался на удивление скудным.

— Прости, мужик, — сдавленным голосом прошептал Владимир. — Язва прихватила. Приступ.

— Я сча тебя вылечу, сука! — Не отпуская пиджак, парень прижал Фризе к машине еще и коленом, достал ручной пульт, выключил продолжавшую подвывать сигнализацию. — Сча вылечу!

Опустив в карман пульт, он выгреб из кармана необъятных штанов пистолет с глушителем. Владимир подумал о том, что этот пистолет должен был решить судьбу несговорчивой Елены Петровны.

Распрямляясь, он коротким, резким ударом всадил локоть в солнечное сплетение амбала. И почувствовал, как локоть утонул в жирном и дряблом теплом животе. «Хозяин жизни» широко раскрыл рот, несильно стукнулся бритой головой о машину и молча осел на асфальт.

Фризе быстро поднял пистолет, открыл заднюю дверцу, с трудом засунул братка на пол салона.

Усевшись на водительское сиденье, оглянулся. Улица была пустынна, никто не глазел из окон ближайших домов. Обыватели уже привыкли к завыванию автосигнализаций, включавшихся даже от севшего на крышу машины голубя.

Не видно было и Елены Петровны.

Владимир открыл вместительный бардачок джипа: большая бутылка «Смирновской», нунчаки, две противотанковые фанаты, две пары наручников. «То, что нужно», — усмехнулся Фризе и надел наручники на братка.