Я услышала раздраженное рычание отца на другом конце телефона.

– Я был бы удивлен, если бы ты мне хоть в чем-то оказалось полезной. – Из динамика послышался смех. – Ты бесполезная тварь. Не смей приходить вечером домой. Не вздумай показываться мне на глаза. Ночуй где хочешь! Если придешь, я переломаю тебе все кости.

И повесил трубку.

Да, этот человек был моим отцом. Нет, я не его дочь. Он не заботился обо мне. И я была не единственным человеком, о котором он не заботился. Отцу было плевать на всех в нашей семье, включая Дефне и мою мать.

Единственное, что его волновало, – он сам.

– Хорошо, – прошептала, не отнимая телефон от уха, хотя он уже повесил трубку. – Я не приду, папа.

Я чувствовала себя мокрым черным котенком, брошенным под дождем в картонной коробке. Но ему повезло гораздо больше, чем мне. Потому что, в отличие от меня, он был милым и мог бы украсть чье-то сердце и завоевать любовь. Смог бы найти себе хозяина. К сожалению, у меня не было такого шанса. Не было владельца. И внезапно я стала бездомной.

Было кое-что, в чем я пыталась признаться себе уже долгое время. Признание этого нанесло бы вред сначала мне самой, а затем и моей гордости, которую я лелеяла у себя внутри. Но, казалось, теперь не осталось шанса уберечься от страданий. Острый кончик ножа прижался к шее и начал надавливать на пульс. Пришло время признаться самой себе.

Я была одинока. Сама выкопала себе эту могилу.

Дождь усилился, пришлось искать место, где можно укрыться. Я не собиралась идти домой. Но поехать к двоюродному дедушке было бы гораздо более неуместно, чем вернуться домой. Мы с ним не ладили. Взгляды на жизнь отличались. Моего младшего дяди не было в городе, и, хотя мы были с ним в хороших отношениях, выехать из города прямо сейчас у меня не было возможности.

Я знала, если поеду к Бушре, она меня не прогонит. Но когда подумала о необходимости объяснить ей ситуацию, исключила эту идею. Нужно было всего лишь пережить одну ночь без происшествий и подумать об остальном утром в университете. Пусть и ненадолго, но недельная стажировка позволила бы мне отложить некоторые проблемы в сторону.

Я гуляла под дождем около часа и надеялась, что мысли из головы стекут на тротуары вместе с дождевой водой и исчезнут. К сожалению, не каждое желание могло быть исполнено. Мысли настолько плотно засели в моем мозгу, что казалось, избавиться от них невозможно. Иногда я так глубоко задумывалась и уже не надеялась выбраться из раздумий живой. И все же каждый раз выплывала из того черного моря мыслей, в котором тонула.

Иногда я так сильно погружалась в размышления, что слова принимали совершенно иные формы. Чувства, смешанные со словами, взрывались, как воздушные шары, внутри меня и окрашивали все в черный цвет. Меня переполняло тьмой.

Наконец, когда ноги ослабли, я нашла укромный уголок, где можно было сесть, потирая руками дрожащее тело. Холод, облизывающий корни мокрых волос, прокалывал голову ледяными иглами. Хотя эта боль не слишком сильно угнетала, она все же доставляла дискомфорт. Мое тело было устойчиво к боли. В детстве при падениях я никогда не плакала, несмотря на разбитые коленки. Колготки, которые носила, прилипали к крови, склеиваясь с кожей. Не дожидаясь, пока мама нанесет на них оливковое масло, я стягивала с себя колготки, из-за чего раны начинали снова кровоточить.

Причиной всего этого была не одержимость властью или стремление проявить себя. Я действительно не умела плакать.

Я начала дрожать от холода. Сидела на дороге в метре от проезжающих машин, на колени летели брызги от их колес. Я не знала, как долго просидела на этом тротуаре, но дождь усилился и наступила темнота. Единственное, что я чувствовала сейчас, – это холод. Положила локти на колени, зажала лицо руками и щурила глаза, наблюдая за проезжающими мимо автомобилями. Было ясно, что сегодня я проведу ночь, слушая звуки гудков и мирный шум дождя.

Капли, попадавшие на ресницы, затуманивали зрение и заставляли часто моргать. Интересно, вернулась ли Дефне домой? Сказал ли ей отец что-нибудь? Кто знает, что делала мать? Кому-нибудь было интересно, что со мной? Если, конечно, кто-то вообще заметил мое отсутствие…

Небо раскалывалось, вокруг ходили люди, а я просто сидела на мокрой брусчатке. Прохожие были настолько беспечны и бесчувственны, что не задавались вопросом, почему молодая девушка сидит на обочине под дождем, как сумасшедшая, и пустыми глазами смотрит на проезжающие мимо машины. Я не хотела, чтобы меня расспрашивали, но, если бы на моем месте была другая девушка, она бы точно подумала, что не расспрашивать и игнорировать – плохо. Для меня невидимость была хорошей штукой. Хотя в тот момент я была котенком, ищущим хозяина…

Когда дождь внезапно перестал бить в лицо, я нахмурилась и подняла голову – меня закрывал от дождя черный зонт. Затем изумленный взгляд упал на руку, держащую его.

Длинные, костистые и сильные пальцы.

Когда к этому добавился сладкий запах, смешанный с горечью, мои темные раскосые глаза распахнулись. Сердце затряслось от шока. Быстро открывающимся и закрывающимся сердечным клапанам было хорошо знакомо лицо человека, держащего зонт.

Каран Чакил.

Это был он. Узкая и идеально выглаженная черная рубашка была мокрой. Темные брюки, слегка влажные черные волосы, длинные черные ресницы, эти глаза, которые напоминали ночь, лишенную звезд и луны, без включенных фонарей… Это действительно был он.

Я застыла. Почему он вообще был здесь? Разве не должен быть похоронен в прошлом, в моем вчера? Что он здесь делал?

– Каран-бей? – Я запнулась.

Он устремил свой жесткий и бездушный взгляд на мое лицо и, ничего не сказав, поделился со мной своим зонтиком. Нет, не поделился. Пока мужчина мок, его зонт защищал меня.

– Что ты делаешь здесь в такой час под таким дождем, Мятежный Камешек?

Камешек.

Пытаясь переварить это, я продолжала молча смотреть на Карана, стараясь не терять самообладание. Он нахмурился. Из-за этого движения капля дождя, пытаясь перетечь со лба к носу, застряла в набухшей сине-зеленой вене.

– Разглядываешь вместо того, чтобы отвечать, да? – спросил он, просто шевеля губами. – Я думал, ты очень разговорчивая девушка. Проглотила язык, малышка?

Я пыталась сосредоточиться, но не смогла.

– Я просто задумалась.

Он посмотрел так, будто у меня открылся третий глаз на лбу.

– Ты решила, что поздний час, дождь и тротуар идеальны для размышлений? – тут же спросил мужчина.

– Почему это вас беспокоит, Каран-бей? – спросила я.

Он посмотрел на меня с дьявольским выражением лица.

– Посмотри на меня, маленькая женщина, – сказал сквозь стиснутые зубы. Он медленно наклонился, схватил меня за руку и одним махом поднял на ноги. – В это время ночи ты сидишь под дождем, как фермер на сожженном поле, погрузившись в раздумья. Мне в голову приходит бесчисленное количество сценариев того, что может с тобой тут случиться.

Я смотрела на его профиль широко раскрытыми глазами и потянула руку, пытаясь освободиться из сильных пальцев. Когда Каран начал тащить меня за собой, как тряпичную куклу, моя гордость, не склонявшаяся перед его красотой, нанесла сильную пощечину той Мерве, которая теперь следовала за мужчиной, очарованная его красотой.

– Отпустите! – крикнула я, пытаясь взять себя в руки. Несколько проходящих мимо людей с зонтиками странно посмотрели на нас. – Что вы себе позволяете?

Он не обратил внимания. Не глядя на меня, уверенными шагами шел вперед. Каран промок, но ему было все равно. Я снова попыталась отступить, наблюдая за дорожкой, прочерченной дождевой водой, стекающей по его шее. Каран Чакил был не единственным человеком, который промок после того, как откинутый зонтик унесло ветром на другой конец улицы. Я тоже снова начала мокнуть. Заметила, что его вены набухли, пульсировали от избытка адреналина. Что с этим мужчиной не так?

– Вы отпустите мою руку? То, что вы делаете, просто смешно! Я буду жаловаться! – Стиснув зубы, я была близка к тому, чтобы отбросить всякое уважительное обращение. – Ну же, отпусти меня!