– Почему ты все еще здесь? – выдохнул он мне на ухо, и дыхание совсем по-настоящему обожгло шею.

– Я…

Его чуть светящиеся глаза, оказавшиеся так близко надо мной, потемнели. Я хватала ртом воздух, не зная, как сказать ему, что не могу открыть дорогу.

– Беги же к лестнице, – хрипло сказал он. – Беги же к лестнице, Лесёна!

В его голосе неожиданно ясно прозвучало эхо тех далеких дней, когда он мальчишкой защищал меня от жрецов.

И, не думая, я встала и побежала.

Как мне, человеку, открыть путь в чародейский город?

Если я скажу, если признаюсь, мне и потом не жить!

Я крепко, изо всех сил сжала в ладони оберег.

– Нзир! Город чародейский! Открой мне дорогу!

И вдруг…

Увидела ее.

Лестница возникла прямо на горке. Каменная, с неровными выступами. На вершине клубился и подрагивал плотный молочный туман. Я, не помня себя от облегчения, взлетела по ней и вывалилась на площадку. За шиворот и в рукава набился снег. Меня колотило, из ворота рубахи поднимался пар, на лбу застывали капли пота. Я обернулась: туман рассеялся, вход закрылся. Под обрывом проплывали облака, а где-то внизу темнел лес, из которого я едва унесла ноги.

Светлокудрому Терну повезло меньше.

Я сморгнула слезы и заставила себя встать. Ноги странно обмякли, как будто все еще не смели опереться о спасительную землю Нзир-Налабаха.

Кажется, еще мгновение назад я говорила с Терном, спорила с ним, а теперь его уже нет. И я ничего не смогла с этим сделать! А я ведь чувствовала, знала, что нельзя терять бдительность. Но не сумела ни донести это до Терна, ни помешать навкам.

Тошно от себя. И тошно от мысли, что нужно продолжать свой танец между жертвой и клеймом изменницы.

Дарен уже стоял на ступенях, ведущих в город. Весь его вид выражал холодную ярость, и после пережитого я тоже почувствовала себя захваченной ею. Разве не по чужому наущению дикая чудь посмела вредить чародеям? Чья воля стоит за убийством? И у меня все еще не было весомых причин, чтобы доверять Полуденному царю.

Даже причина, по которой я еще жива, могла быть частью его плана.

– Кто-то напал на нас, – едва отдышавшись, сказала я. – Чудь загнала нас в ловушку!

Я выдержала пристальное внимание разноцветных глаз – колдовского зеленого и человеческого карего. Поискала в окружавших нас заснеженных руинах длинную тень Минта – вот кто должен все услышать! – но вместо этого снова наткнулась на цепкий, колючий взгляд.

– Терн, мой подданный, мертв, – наконец тихо проговорил Дарен. – Если бы Минт не заметил огонь, тебя бы я тоже потерял. – Он замолчал, будто сомневаясь, осознаю ли я свою удачу, но тут же продолжил: – Почему твое пламя было таким хилым? Почему ты так долго не могла открыть путь в город?

– Они застали нас врасплох, – быстро сказала я. – За весь день нам даже не встретилась чудь, это…

– Это не то, что я хочу услышать, – оборвал меня Дарен, наконец спускаясь со ступеней. – Иди в лечебницу. Я вернусь и заберу то, что осталось от Терна. Потом ты все расскажешь.

Он исчез прежде, чем я кивнула.

Что, если Дарен догадался? Все про меня понял? Шатаясь, я побрела в город, к крепости. Можно еще попытаться сбежать. Найти Минта. Взять те берестяные грамоты, что я еще не успела перевести. Украсть еды. Заставить кого-нибудь из чародеев открыть нам проход в Светлолесье… Без толку. Если Дарен хочет получить ответы, он отыщет нас в два счета.

Ветер унялся, видимость улучшилась, и взгляд мой сам собой заскользил по каменным аркам, перекрытиям, залам и провалам, сквозь которые проглядывало черное небо с полоской Червоточины.

Наступила зима, но никто в колдовской крепости этого не заметил. Вечный холод, царящий на небесных просторах, превратил Нзир-Налабах в город, где зима властвует безраздельно. Город летел так высоко над землей, что порой, казалось, был ближе к небу, Верхнему миру и его обитателям, чем к Светлолесью. И все здесь ощущалось иначе. Я боялась представить, что начнется, когда в Светлолесье придут настоящие холода. Впрочем, быть может, я этого уже и не узнаю и мое время здесь подойдет к концу. Быть может, сегодня?

Но как же холодно! Ветер, секущий старые камни, был немилосерден и к живым. Руки стыли, щеки стягивал холод. Я поглубже надвинула плащ, и вой ветра поутих, хотя все равно казалось, что вой этот – песня старому городу о давно минувших днях Срединного мира.

Нзир-Налабах, город из преданий. Сейчас он представлял собой парящий остров, на котором умещались три Круга каменных стен и строений меж ними и тем, что осталось от громадной крепости. Крепость – сердцевина не только города, но и всего колдовства в Светлолесье.

Я как раз шла мимо остовов Третьего Круга, когда из развалин послышался шорох…

Живые не приходят сюда ночью. Чародеям не разрешается вступать в разговоры с Чудовой Ратью. Мы только соседи и помним, для чего Дарен держит их здесь: пока его рука удерживает этих чудовищ, с нами считается каждый правитель внизу.

За спиной послышался топот.

– Не смейте меня преследовать! – прорычала я в темноту.

Сделав два вздоха, я вернула себе самообладание и прибавила ходу. Дальше по городу пронеслась, задыхаясь от рвущего нутро ледяного воздуха, и, когда наконец поднялась к лекарке, едва не рухнула от усталости на ее пороге.

Алафира встретила меня у дверей.

– Я думала, ты сбежала, – сказала она и отошла в сторону, пропуская меня. У Алафиры были желтоватые седые волосы, перехваченные кожаным обручем с деревянной руной Пути Созидания. Глубокие морщины бороздили ее загорелое лицо, делая похожей на старый идол, оживший от векового сна вместе с городом.

Я рухнула на лавку, на которую она мне указала. С плаща на покрытый свежей соломой пол ссыпались снег и ледышки. Меня трясло, в горле саднило. Видимо, я все же простудилась. Но это казалось сейчас самым меньшим из бед. Навки. Терн. Правда обо мне…

Я поискала глазами Дарена.

Чародей в настоящем своем облике стоял чуть в стороне, но при свете неверных синеватых огней в светцах я ясно видела каждую черточку его лица.

И боялась. Ведь на нем прочно запечатлелся сдерживаемый гнев: разноцветные глаза сузились, длинный, чуть с горбинкой нос заострился, точно клюв; крупные губы плотно поджаты. Одной рукой Дарен опирался на посох, а другой нетерпеливо барабанил унизанными перстнями пальцами по столу. Он мазнул по мне взглядом, а затем склонился над столом вместе с Алафирой – они рассматривали нечто, накрытое холстиной.

– Дай мне таблицы, что нашла Велена, и перевод к ним, – бросил чародей.

Дарен напоминал птицу, зависшую над добычей. Где-то я уже это видела… Ворон? Ох, нет! Я потрогала пышущий жаром лоб – сейчас и не такое покажется!

– Лесёна, – хрипло окликнула меня Алафира. – Долго еще нашему повелителю ждать?

Я встала и, покачиваясь, подошла к длинной стене, вдоль которой тянулись полки с грамотами. Пляшущие огни скакали по старой кладке, и нет-нет да угадывалась в переплетении трещин какая-нибудь руна.

Сюда, в лекарскую башню, приносили все найденные грамоты, таблицы и книги. Нужно было переписать все, прежде чем разница между теплом и холодом обратит в прах заветные руны. Чародеи-мастера прошлого знали, как создавать книги, и под пытками передали знания жрецам. Поэтому книги в Светлолесье были либо очень старые колдовские, либо новые – но червенские. Алафира с учениками в свободное время трудились над спасением чародейского наследия.

Большинство свитков выдавалось с разрешения Дарена и Алафиры, но я старалась по ночам брать подработку с переписываниями. Благодаря этому я изучила почти все, имевшееся сейчас в распоряжении чародеев Нзира. Пожалуй, до знаний голоднее был только Дарен: я не раз замечала, как он забирает что-то из свеженького к себе. У царя чародеев было свое собрание, и хранилось оно в его покоях на вершине Главной башни, куда просто так было не проникнуть.