– Живее, – велела Алафира.

Я наконец сняла с полок искомое и положила на стол перед Дареном.

– У нее жар, – пробормотал он, прежде чем погрузиться в чтение.

Уже снова сидя на лавке, я поняла, что Дарен сказал это Алафире. Та, как обычно, поняла нашего повелителя раньше и скрылась за пологом, не забывая, впрочем, чем-то угрожающе греметь. Алафира жила здесь же: за пологом виднелось меховое одеяло и бытовая утварь. Это напомнило мне избу травника, и сердце дернуло тоской. Не сейчас, не сейчас, велела я себе. Если я буду думать о нем, исчезнет вся решимость, которую я сумела собрать.

– А где Минт? – шепнула я появившейся Алафире.

– Я тебе сводница, что ли, чернявая? – она сунула мне в руки кубок. – Потом со своим хахалем повидаешься.

Я махом осушила кубок. Терпкая горечь со слабым привкусом брусники прояснила мой ум, и я вдруг поняла, что именно лежит на столе перед Дареном и Алафирой.

– Да, – сказала лекарка, откидывая холстину. – Рассказывай, кто посмел такое сотворить с нашим Терном.

Лекарское варево едва не вырвалось обратно, но я не отвернулась, а тряхнула головой. Соберись, Лесёна!

– Леший и навки напали на нас. И они действовали заодно. А значит… – Я собралась с духом: – Кто-то заставил их напасть на нас.

Дарен оторвался от свитка.

– Но ты была единственной колдуньей рядом с Терном.

К щекам прилил жар. Дарен и Алафира обменялись взглядами, будто продолжая разговор, начатый когда-то между собой.

– Думаете, это я? – прошипела я, вскакивая. – У вас полная крепость голодной чуди, которой вы приносите жертвину, а под подозрением я?

– Мы под защитой нашего повелителя, – угрюмо сказала Алафира. – А там, внизу, вы были вдвоем.

Я схватилась за голову, внезапно ощутив прилив невероятной злости.

– И… – прохрипела я с закрытыми глазами. – Зачем мне это?

– Может, ты хотела сбежать, а Терн пытался тебя остановить.

Слушать невозможно.

– Дарен. – Я открыла глаза и впилась взглядом в молчавшего колдуна. – Как думаешь, кто заставил чудь напасть на нас?

– Как смеешь ты так говорить с самим царем… – зашипела Алафира, но Дарен прервал ее.

– Мы узнаем. – Он провел рукой над тем, что осталось от Терна. – Благодаря заклятиям, что нашла Велена, мы все сейчас ощущаем следы колдовства крови рядом с телом Терна. Алафира, проверь ее, – вдруг сказал он. – Этим же заклятьем, на следы чар. Любых.

Я положила руку на рукоять клинка.

– Только троньте.

Дарен сдвинул брови.

– Есть причина, из-за которой ты сейчас сопротивляешься?

– Кто-то убил Терна, – сказала я. – Может быть, кто-то из вас. Я не хочу быть следующей.

– Сядь. – Глаза Дарена полыхнули черным огнем.

Алафира накрыла Терна холстиной и подошла ко мне, выражая в поджатых губах презрение. Затем она простерла надо мной чуть светящиеся золотым светом ладони. Я распрямила плечи, хотя меня все еще потряхивало от холода, и заставила себя ответить на взгляд Дарена.

После произошедшего в Линдозере между нами воздвиглось нечто вроде ледяной стены. Я избегала Дарена, как могла, а он никак не выделял свою подругу детства среди других.

За эти месяцы Дарен увеличил число своих последователей, его имя гремело по Светлолесью, приводя в Нзир новых чародеев. Он стал настоящим царем.

А еще он сбросил простое серое просветительское облачение, которое носил летом, и переродился в антрацитовом, подобном его драгоценным аспидам, цвете. Наряды Дарена часто менялись, и всегда на плечах или у горла растекались золотые лучи, переливающиеся дивным солнечным светом. Если приглядеться, можно было увидеть созвездия, мерцающие на его кафтане. А тяжелые серьги, которые он изредка надевал, едва слышно позвякивали.

Дарен носил роскошь небрежно, легко, будто соглашаясь с ней, будто позволяя городу обрядить его в ночь и драгоценности. Подчеркнуть сияние того, кого чародеи нарекли Полуденным царем.

И Дарен сиял. Особенно безупречны были мороки, которые он посылал по своим поручениям. Лощеные, статные. Но только на настоящем колдуне перстни и серьги были чуть тусклее и только настоящий Дарен опирался при ходьбе на простой посох из темного дерева. Только у настоящего на пальцах виднелись пятна от золы или чернил, а отросшие волосы небрежно набегали на лицо, а не лежали прядка к прядке. Вдобавок лицо настоящего Дарена временами искажала нахальная улыбка, будто бы обращенная к чему-то внутри себя. Царственные предки одарили своего потомка чертами, как нельзя лучше подчеркивающими его дикую колдовскую суть, но сам он как будто смеялся над ними, подтрунивал над своим обликом: мол, люди и чародеи одарили, а боги все же посмеялись, заключив в хромоногое тело.

– На тебе нет следов колдовства крови, – вдруг ледяным голосом сказала Алафира, вырвав меня из воспоминаний. – Ты человек! На тебе не просто нет следов колдовства крови… В тебе вообще нет Дара.

Резко стало нечем дышать.

– Я объясню…

– Значит, ты больше не колдунья, – процедила Алафира.

Дарен медленно и осторожно сложил грамоту, а затем так же медленно отнес ее на прежнее место. Мы с Алафирой следили за ним. Я – с опаской, лекарка – с все возрастающим гневом:

– Первый раз о таком слышу! Чтоб лишиться Дара… Сильно ты кого-то прогневала, видать! Что же ты натворила, девчонка? Как это случилось?

– Сотворила чары Пути Разрушения, нарушив главное правило, – проговорила я.

– Да? – Алафира осеклась и смерила меня еще одним недобрым взглядом. – Странно, что не погибла…

Вообще-то, погибла. Но тебе, карга, об этом знать необязательно.

– Никогда о таком не слышала, – повторила Алафира и бросила взгляд на ворох непереписанных грамот.

Дарен все еще молчал, и это его молчание пугало меня все больше.

– Лесёна солгала нам, – меж тем проговорила Алафира. Я опустила взгляд, но резко подняла, когда услышала: – Тогда она должна предстать перед судом Палаты Судеб и заплатить за ложь. Цена ее молчания – жизнь Терна. Это измена!

– Решать Совету. – Дарен повернулся к двери и отрывисто бросил: – Алафира, подготовь Терна для обряда перехода.

Лязгнули плохо смазанные петли, и на мгновение повисла тяжелая, почти осязаемая тишина.

А потом ее оборвало эхо удаляющихся шагов да стук посоха.

– Он был моим лучшим учеником, – Алафира указала трясущимся пальцем на стол. – А погиб из-за лжи. Лучше бы они разорвали тебя, предательница!

Я медленно поднялась и пошла вслед за Дареном.

Если кто-то и может сейчас мне помочь, так это он. Мой когда-то самый близкий друг. Мой нынешний заклятый враг.

Переходы вывели меня к подножию Главной башни.

Что задумал Дарен? Он сейчас же соберет Совет? Или… сразу отдаст меня Ворону и его Рати?

Нет. Нет. Нет!

Кто-то убил Терна. Важнее понять кто… Ворон может знать. Ворон должен знать.

Я дернула на себя тяжелую дверь и влетела в просторную палату. Сквозь узкие окна изливались последние мазки ночи, уже светлеющие предвестники утра. Светцы, зачарованные светить тут всю ночь, уже догорели, и я все-таки сделала несколько неуверенных шагов в полумгле.

Дарен хотя бы не убил меня на месте. Это уже можно называть хорошим началом?

Горловина палаты раскинулась дюжиной переходов и лестниц. Здесь легко можно заплутать. Мы с Дареном могли пойти разными дорогами. Кто знает, что ему захочется сейчас сделать? Прежде я была нужна, пока нужны мои силы. Дарен запросто мог сейчас выдумывать план, при котором моя жизнь снова стала бы разменной монетой.

Я прикрыла веки.

– Выведи меня к нему, – шептала я Нзиру, Крылатой, оберегу. – Не дай заплутать. Если мне суждено сгибнуть – пускай! Но не дай допустить разорения Светлолесья! Дай мне сперва остановить Ворона!

Как же я ненавидела Дарена в этот миг. Выбивая крошку, задыхаясь, с горящим горлом, с дрожащими от перенапряжения мышцами, с отпечатавшимся на обратной стороне век улыбкой Терна, со всем своим ужасом перед Вороном и его Ратью…