– Я не прошу многого. Просто ужин со мной. В любом месте. Только скажи – и я забронирую столик.

– Леша, мне кажется, это не самая хорошая…

– До того, как ты скажешь «нет», вспомни, как хорошо нам было вместе. Неужели эти пять лет прошли напрасно? Мы ведь друг другу родные люди.

– Я подумаю, но ничего не обещаю. Верни мне дубликат ключей от квартиры.

И Ева действительно думала. Ночью не могла уснуть, вспоминая их с Лешей первое свидание: как тот полчаса прождал под проливным дождем, накрыв букет ирисов своей курткой; как страстно целовались у подъезда; как решили съехаться и в тот же день пошли в магазин за бокалами для вина… Но одновременно в голову приходили и другие, совсем неприятные воспоминания. Вот Леша виновато смотрит в глаза: «Детка, ты же заплатишь сама за квартиру в этом месяце?», вот жалостливо объясняет: «Милая, подумаешь, влез немного в долги, с кем не бывает. Ты же выручишь меня?», вот в сотый раз оправдывается: «Прости, я забыл, что мы договаривались…», вот Ева в сердцах кричит: «Собирай вещи, я не хочу жить с неудачником!»

Сегодня, сидя в просторной новой машине, пахнущей кожей и терпкими духами, и глядя на уверенный профиль Осадчего – прямо в эту минуту он обсуждал с неким Алексом покупку завода за несколько миллионов долларов, – девушка чувствовала, что эта роскошная жизнь, которую она едва-едва пригубила, совершенно чужая. Завтраки с устрицами и черной икрой? Не смешите. Леша и пиццерия в соседнем доме – вот ее реальность. Может, нужно согласиться на ужин? В конце концов, они действительно не чужие. Да и разве она достойна кого-то лучше? «Посмотри на себя, радоваться надо, что есть такой Леша. Кто еще на тебя клюнет?» – сливались в хор голоса мамы и двоюродных сестер. Наверное, они были правы.

– Артур, остановите машину, пожалуйста, – голос Осадчего прозвучал неестественно громко. Ева, все еще погруженная в свои мысли, удивленно посмотрела по сторонам. Porsche припарковался напротив первой городской гимназии.

– Подождите здесь, я скоро вернусь, – коротко распорядился Никита.

Ева уже привыкла к эксцентричным выходкам Осадчего и даже не стала спрашивать, что вообще происходит. Вышагивает миллиардер по школьному стадиону – ну и ладно. Ей как раз было чем заняться: сеанс самобичевания и панихида по несбывшимся мечтам были в самом разгаре. Но когда прошло полчаса, а Никита так и не появился, терпение девушки стало заканчиваться.

– Пойду потороплю его, – сказала она водителю и выскользнула из машины.

К ее удивлению, Никита сидел на детском турнике: голова опущена, плечи поникли, ветер растрепал темные волосы… Ева нерешительно подошла ближе:

– Извините, что отвлекаю от важных дел, но мы опаздываем на встречу. Вы скоро?

– Здесь так много всего изменилось… – рассеянно произнес Никита, словно даже не слышал вопроса. – Помню, на этом месте росли липы и мы с ребятами курили втихаря, спрятавшись в тени веток. Неужели их спилили?..

– Так вы здесь учились?

– Да, кэп, – слегка улыбнулся Никита, и вместо издевки Ева услышала в его голосе что-то похожее на одобрение. Словно ее вдруг пригласили к более доверительной приятельской беседе, где позволено говорить не только «Здравствуйте, Никита Андреевич», но и подтрунивать друг над другом.

– Даже не представляю, каким школьником был Никита Осадчий. Скорее всего, золотым мальчиком, любимцем одноклассниц, ведущим на «Последнем звонке». Или нет? – Ева внимательно вгляделась в задумчивое лицо мужчины. – А, я поняла! Вы были главным хулиганом, который проносил пиво на каждую дискотеку, а потом, свесившись из окна в кабинете истории, блевал прямо на школьный двор.

Никита усмехнулся одними уголками губ:

– А вот и не угадали. Я был тем еще ботаном. Впрочем, девочкам все равно нравился. До сих пор, презентуя новую «альфу» перед миллионами людей, не могу поверить, что это делает человек, который в восьмом классе стеснялся выйти к доске или пригласить в кино одноклассницу Риту Грибову. Где-то внутри меня и сейчас живет этот ботан. А ведь столько воды утекло…

– Ну так что, математику дадите списать? – заговорщицки шепнула Ева, интуитивно пытаясь подыграть Никите, развеять эту непонятную тоску в его глазах.

Осадчий медленно поднял голову, пристально посмотрел в глаза Еве и, снова игнорируя ее вопрос, вдруг спросил:

– А вы когда-нибудь чувствовали, что подвели самого близкого человека и уже поздно что-либо исправлять?

Ева не поняла, в какой момент их диалог резко поменял тональность.

– Никита, что-то случилось?

– Ничего. Просто я ужасный человек, и мне об этом постоянно напоминают.

Ева молча смотрела, не зная что сказать, и Никита продолжил:

– Почти двадцать лет назад прямо на этом школьном дворе я провожал младшего брата в первый класс. Обещал всегда быть рядом и заботиться. А сегодня услышал от него, что я не способен быть настоящим братом и любить хоть кого-нибудь…

– Почему он сердится? Вы росли порознь и редко виделись?

– Наоборот. Мы всегда были вместе. Я так стремился дать ему хорошее образование и защитить от любых неприятностей, что, похоже, переусердствовал.

– Знаете, Никита, так вышло, что я со всем в жизни справлялась сама. И будь у меня старший брат, который помогал и защищал, я была бы благодарна.

– Видимо, я все равно сделал недостаточно, – горько усмехнулся Никита.

– Я совсем мало вас знаю, но уже вижу… – Ева запнулась и чуть покраснела. – Почему-то мне кажется, вы сделали все, что было в ваших силах. По крайней мере, так говорят психологи: в каждый момент своей жизни человек делает лучшее из того, что может. Наверное, брат пока этого не понимает… Не будьте к себе слишком жестоки.

Ева села на турник рядом с Никитой и аккуратно, буквально на пару секунд, сжала его замерзшую руку. Какое-то время они оба сидели молча, глядя, как редкие снежинки тают в лужах на школьном дворе.

– Леша вернулся. Точнее, хочет, чтобы я к нему вернулась. Представляешь? – Ева устало плюхнулась в большое мягкое кресло, сделала глоток чая и выдохнула, впервые за эту долгую неделю.

– И как тебе это? – участливо спросил Вадим Андриевский, расположившись в кресле напротив. Ева была его постоянной клиенткой уже третий год, и гештальт-терапевт с интересом ждал каждую пятничную сессию.

– Грустно, если честно. Муторно. Но все-таки он повзрослел: нашел работу, вернул лицензию… Позвал меня на свидание… Наверное, я должна радоваться такому варианту.

– Почему должна?

– Ну как же! Вот он, мужчина, которого я достойна. Леша явно хочет быть со мной. Глупо отказываться, тем более что очереди из поклонников под своим окном я не вижу.

– Чей это сейчас голос, Ева? Какой важный взрослый мог говорить тебе такое?

На минуту Ева растерянно замолчала.

– Да, ты прав… Ведь именно это мне всегда твердила мама и прочие… доброжелатели. «Ты же у нас не красавица», «соглашайся на любого», «без мужчины женщина неполноценна». Сколько раз мы с тобой об этом говорили, и вот опять! Мне 31, а я до сих пор послушно следую таким сценариям. Я безнадежна…

– Вообще, грустно наблюдать этот феномен: из раза в раз красивые, умные, яркие женщины, сидящие в этом кресле, абсолютно серьезно утверждают, что они непривлекательны, неинтересны и ничего не достойны.

– Но в случае со мной все так и есть! За последнюю неделю я очень четко поняла, где мое место.

– Что ты имеешь в виду?

– У нашей компании новый акционер – человек из другого мира. Целую неделю я езжу с ним по рабочим делам, с личным водителем, на новеньком Porsche, завтракаю в самых пафосных ресторанах… Вся эта жизнь абсолютно не моя. Я чувствую себя жалкой неудачницей, которая ничего не добилась.

– И это я слышу от человека, который начал одно из самых громких расследований последних лет? «Уволил» министра? Да-да, даже я читал. «Журналист года» – вот как тебя называют.