– Причем, это должен быть магический брак, который практически невозможно расторгнуть. Отца твоего понимаю, он неспроста с тебя именно магический брак потребовал, ведь ты маг и только так можешь получить наследников. Но ты сейчас одним взмахом руки серьезно меняешь всю свою жизнь, ты понимаешь это?

– А что мне делать было? Мне поставили срок в один месяц, иначе отправит меня князь семейным делом заниматься, закончить учебу не даст, да и заниматься тем, что мне интересно, уже не получится. Ты же знаешь, как я ненавижу всю эту нудятину по управлению землями. Я уже начал строить свою карьеру в твоем управлении императорской госбезопасности и я планирую занять видное положение на этой стезе, а не счета вести, да за урожайностью репы следить.

– Ты сам виноват! Если бы ты не накосячил, ввязавшись в пьяную драку со скандалом в подозрительной забегаловке, отец так не разозлился бы и не стал от тебя требовать срочной женитьбы. Он надеется, что брак тебя образумит и ты остепенишься, перестанешь делать глупости.

– Это глупо, ожидать от меня, что я остепенюсь, женившись на ком попало. Я вообще жениться не планировал.

– Он надеялся, что, прижатый к стенке, ты женишься на протеже княгини, милой и послушной девочке, которая нравится твоим родителям.

– Ага, у ее отца как раз общий бизнес с моим отцом. Вот поэтому я и поехал в эту тьмутаракань жениться. причем срочно. Мне еще тестя с полным контролем моей семейной жизни под боком не хватало!

– Тебе серьезно придется пересмотреть свой образ жизни, когда станешь женатым человеком.

– Да ничего я менять не собираюсь!

– Но жена…

– Жена – не стена, подвинется. Это всего лишь ширма для папочкиного спокойствия. Отправлю ее в Северный замок, пусть там в глуши сидит и не отсвечивает. А меня при дворце ждут…

– Кто ждет? Очередная вдовушка не очень тяжелого поведения? Ты что, при живой жене планируешь встречаться с любовницами?

– Так не с этим же кошмаром любовью заниматься!

– Но наследники…

– Ну наследника сделаем. Один-два раза потерплю уж. Хотя даже не знаю, это ж сколько выпить придется! А там посмотрим, может быть, если будет лезть в мою жизнь, вообще в монастырь отправлю.

– Зачем же ты выбрал именно ее? Посимпатичней не нашлось?

– Да тут очень удобно, что семейка ее живет далеко от столицы, родственнички особо мешаться под ногами не будут. Да и, говорят, не сильно-то она им нужна, сплавят девицу замуж и забудут про ее существование.

– Тебе девушку не жалко?

– А чего ее жалеть? Будет жить в свое удовольствие, только подальше от меня.

– Это в Северном-то замке в удовольствие? Это ж какая глушь!

– Ой, дядя, ну ты посмотри, где она сейчас живет, тоже ведь глушь несусветная, так что ей не привыкать. Будет себе тихо-мирно там сидеть. Дите родится, чуть подрастет, заберу к себе в столицу, а эта страшила пусть там живет и не мешает мне вести привычную жизнь.

– А свадьба…

– Свадьбы не будет. Быстренько обвенчаемся и сразу отправлю ее в Северный замок. Мне вся эта шумиха и мишура ни к чему. Изображать из себя счастливого молодожена я не собираюсь. Все будет тихо и скромно.

Я стояла на краю вазона ни жива, ни мертва. До меня медленно, но верно доходило, что обсуждали меня. Слышите грохот? Это рушатся мои мечты и надежды, погребая под собой все мои иллюзии. От шока мои ноги подкосились и я начала падать с вазона. Прямо на пышные кусты роз, любовно взращенные мачехой. С криком подстреленной гусыни я летела на длинные острые шипы.

Лошадь у соседнего дерева, испугавшись моих резких движений, дернулась и громко заржала. Граф Пинский, услышав странные звуки, выглянул в окно, но к счастью, не посмотрел вниз за подоконник, а только увидел забеспокоившуюся скотинку и, не заметив ничего подозрительного, тут же отошел от окна. По сути меня спасло то, что на улице было уже темно и свет от окна не попадал на ту часть клумбы, куда упала я.

Стараясь не стонать от боли в ушибленной пятой точке, которая была еще и продырявлена, как дуршлаг острыми шипами нежнейших цветочков, я скатилась с кустов на четвереньки и начала потихоньку отползать в сторонку от окна. Сместившись на достаточно безопасное расстояние, я, держась за стену и кряхтя, поднялась на ноги и неторопливо двинулась в сторону папенькиных покоев. Мне нужно было поговорить с отцом. Срочно!

Александра

На самом деле я, конечно, лукавила, когда говорила сестре, что никому она не нужна. В отличие от меня, вокруг Виленки всегда крутилось множество ухажеров в надежде получить хотя бы капельку ее внимания. Хрупкая, нежная блондинка с огромными оленьими глазами на личике в виде сердечка, у мужчин она всегда вызывала желание заботиться о ней, оберегать и поддерживать. А я…

И вовсе я даже не толстая, всего лишь слегка упитанная. Ну подумаешь, лишние килограммы! Всего-то пара-тройка… десятков. Мы вообще с Виленкой были друг на друга совсем не похожи.

Говорят, я больше взяла от своей матери. Длинные черные гладкие волосы совсем не походили на волнистые пушистые и светлые локоны сестры. Глаза… ну может быть, они и были не меньше Виленкиных, но, честно говоря, разглядеть их за моими пухлыми щечками было непросто. Изящные пальцы сестрицы даже близко не походили на мои “сардельки”.

Вообще странно, я видела мамины портреты и она совсем не была толстой или хотя бы даже слегка упитанной, в отличие от меня. Хотя многие черты лица действительно напоминали мои.

Мама умерла почти сразу после моего рождения. Папа честно выждал положенный срок траура и, недолго думая, женился на моей мачехе Кристине, объясняя это тем, что его дочери необходима мать. Можно подумать, без такой “матери” он бы не справился, учитывая то количество нянек, кормилиц и гувернанток, которые прыгали вокруг меня все мое детство.

Через год после свадьбы Кристина родила Виленку. Нет, Кристина меня не обижала и ни в чем не обделяла. Мы с ней держали вооруженный нейтралитет: она не совалась в мое воспитание, я не мешала ей наслаждаться семейной жизнью с моим отцом, но обе были всегда начеку, тщательно оберегая границы своего пространства на случай внезапного нападения противника.

По большому счету и отцу, и мачехе было на меня плевать, чем я и беззастенчиво пользовалась, игнорируя большую часть занятий и не особо обременяя себя какими-либо обязанностями. Совсем не ходить на занятия с нанятыми для нас с Виленой учителями я не рисковала: папенька, хоть и относился чаще всего безразлично ко всему, что я делала, под гнетом бесконечных жалоб учителей мог и разозлиться, а в гневе он был страшен. Я же отчетливо ощущала границы дозволенного и переходить их не рисковала. С него станется сослать меня в какой-нибудь пансион, а там уже меня ждал бы конец свободе, любовным романам под подушкой и вкусным булочкам от нашей добросердечной кухарки..

А вот Виленке спуску не давали. Мачеха жестко контролировала ее успехи в учебе, требовала тщательно следовать этикету, ограничивать себя в сладком и жирном и вести себя достойно леди. Она аргументировала это тем, что в дальнейшем сестре придется крутиться в высшем обществе, управлять хозяйством в доме мужа и прочее-прочее… В общем, упасть в грязь лицом она не могла.

В каком же виде находится мое прекрасное румяное личико, ее совершенно не волновало. Так что, хоть и учились мы с Виленой вместе и у одних учителей, знала и умела она гораздо больше, чем я. Несмотря на то, что была на пару лет меня младше. Такой подход ее невероятно злил, поскольку она считала, что к ней слишком сильно придираются. Да и о каком будущем могла думать пятнадцатилетняя девчонка? Ну разве что о любви мечтать, а не о том, чтобы уметь читать расходные книги и проверять работу управляющего или слуг.

Поэтому мы с сестрой друг друга недолюбливали, постоянно конфликтовали, строили мелкие козни и устраивали всяческие подставы. Опять же, не переходя границ разумного, чтобы не разозлить папеньку. Иногда я обижалась на своих родных так, что даже объявляла голодовку! Назло папеньке, мачехе и всем окружающим. Вот пообедаю – и объявляю голодовку! К ужину, так и быть, прощаю эту противную сестрицу, ибо сердце у меня доброе, а желудок голодн… Ой, ну, то есть, куда мне деться от своей широкой души, готовой простить любую стерву. Собственно, потому и тело такое большое – мою широкую душу вмещать должно.