– Матушка, позвольте мне взять её с собой, – приторным голоском заластилась к матери принцесса.

– А это ещё зачем? – удивилась королева.

– Я хочу, чтобы эта девочка всюду меня сопровождала.

– Тебе не хватает твоего брата?

– Она очень хорошо справляется со своими обязанностями. Я, например, только что чуть не уронила этот старый гардероб. Вещей на нём висит тьма, а сам он едва держится на ножках…

– Ну хорошо-хорошо. Избавь меня от своих причитаний. Я жду вас у вольера. Поторопитесь.

С этими словами Клотильда в компании хозяев и неотлучного фаворита вышла из комнаты.

– И я ещё причитаю, – злобно проворчала ей вслед принцесса. – Она не понимает, что это единственный способ избавиться от её бесконечного брюзжания. Мне головомойки от придворных репетиторов хватает, которых она наняла на мою погибель. А ты, мой дорогой братец, опять со страху заикаться начал. – Амелия презрительно смерила взглядом Ричарда.

– А что я должен был сказать? – в жалкой попытке оправдаться, стыдливо прогнусавил наследник. Ему было неприятно, что родная сестра выставила его тюфяком перед какой-то служанкой. – Ведь это же ты предложила. Я по твоей милости мог просидеть в заточении все два дня, зубря латынь, будь она трижды проклята. Для меня это страшнее виселицы.

– Однако же, как ты словоохотлив, когда надо на кого-то свалить вину. И это вместо того, чтобы защищать меня от неё.

– Ты так говоришь, будто матушка какой-то враг, от которого надо защищаться.

– Простите, что я снова вмешиваюсь, – неожиданно прервала разгорающуюся перепалку Беата. – Её величество велели поторопиться с переодеванием. Может быть, не стоит подавать лишний повод для расстройства вашей матушки.

– Ты слышала? Не только тебе надо переодеться, – уцепился принц за удачный повод прекратить спор, понимая, что начинает сдавать позиции в словесной дуэли. – Хоть я и наследник престола, всё же уступаю очередь моей сестре. Не тяни, пожалуйста. – Сказав это, он выскользнул из комнаты, оставив Амелию и Беату вдвоём.

Принцесса, сузив щёлки глаз, тем же презирающим взглядом проводила брата и властно приказала горничной:

– Подай тот красный костюм.

.............................

Во дворе скопилось множество народу: королевская свита, бургомистр, настоятель местного собора, городской судья, советники и прочие сановные лица Валенсбурга расположились за столом летней веранды; гвардейцы её величества и любопытная прислуга толпились возле вольера – все собрались поглазеть на то, как наследники престола будут демонстрировать конные трюки. Для этого лично самим графом были отобраны надёжные, объезженные скакуны. Шерсть их была вычищена до блеска, гривы и хвосты аккуратно подстрижены. За невысоким бревенчатым ограждением по круглому вольеру грациозной поступью вышагивала пара молодых рысаков гнедой и рыжей масти. В центре вольера стоял конюх, низкорослый седовласый старичок с добрыми, слезящимися глазами по имени Берак, который время от времени резким щелчком своего длинного хлыста подгонял жеребцов. Чуть позже к нему присоединился высокий и подтянутый Лоренцо, с видом знатока наблюдавший за резвой трусцой приготовленных к состязанию коней – он лично отвечал за безопасность наследников. За накрытым столом, посередине, под шёлковым навесом величаво восседала королева в утянутом розовом платье, поверх которого красовалась мантия, подбитая мехом горностая. С искренним восторгом и любопытством она взирала на породистых, разномастных скакунов, молодцевато гарцующих по кругу. Слева от государыни пустовали два места, приготовленные для принца и принцессы. Далее в шеренгу растянулась королевская свита. Одинаково худые и бледнолицые фрейлины в роскошных шёлковых нарядах, не переставая, махали пышными веерами, жеманились, интересничали и перешёптывались между собой, то и дело поглядывая на мускулистых гвардейцев. Министры королевского двора после сытного обеда усиленно боролись со сном. По правую десницу от августейшей особы расположились хозяева Каймангрота, приглашённый на торжественный приём бургомистр Гарольд Флэнеген – о нём автор замолвит словечко в своё время, далее по списку чиновники городской управы – все они были одеты в шёлковые кружевные рубашки, бархатные камзолы с золочёной вышивкой и плотно прилегающие панталоны. Судя по всему, королева неплохо разбиралась в лошадях. Она увлечённо расспрашивала хозяина о каждом жеребце, которого выводил на показ конюх, и Готлиб в свойственной ему манере подробно и многосложно излагал особенности очередного красавца, указывая на его тонкие, порой неуловимые отличия.

– Ваше величество, обратите внимание на этого редкого вороного арабского скакуна, как высоко задран его хвост. А ещё, если повнимательнее присмотреться, то можно заметить, что переносица у него слегка вогнута.

– Чудесный конь! – восклицала Клотильда. – Я в него просто влюблена. Ах, какое изящество, какая грация, какие аристократические манеры!

– Я приказал оседлать для наследного принца чистопородного ахалтекинца, а для её высочества – маститого красавца-голштинца. Полагаю, ваши детки останутся довольны таким предложением.

– Прекрасно. Ричард и Амелия тренировались у самого Альфреда Моргана.

– О, это великий мастер верховой езды! – в очередной раз проявил свою осведомленность граф, чем вызвал немалое удивление королевы.

– Однако же, господин Готлиб, вы меня сегодня не перестаёте удивлять. Вам известны такие имена. И это здесь, в провинции. Сюда, наверное, и сплетни-то столичные долетают с опозданием на годы.

– Старая привычка уделять внимание подробностям, ваше величество.

– Не опасаетесь за своих лошадок? Принц и принцесса лихие наездники.

– Если они тренировались под началом такого известного жокея, как мистер Морган, я уверен, это будет успешный и полезный опыт для моих любимцев.

– Вы абсолютно правы, граф, мои дети замечательно управляются с лошадьми. Вот только я с детьми не могу управиться. Трудный возраст, знаете ли… И ведь строго-настрого велела не задерживаться, а их всё нет и нет, – снова закипая, выказала своё раздражение королева.

– Кажется, я их вижу, – вытянув шею, сказала одна из ближних фрейлин, не переставая махать пышным веером.

– Луиза, ты себе так воспаление заработаешь и меня простудишь. Сейчас же прекрати махать! – приказала Клотильда бледнолицей барышне, и та вмиг свернула веер.

В самом деле, к вольеру торопливым шагом направлялись принц Ричард и принцесса Амелия. Вслед за ними поспешала Беата в своём новом наряде, украдкой поглядывая на толпившуюся публику, которая, к немалому её удивлению, угодливо перед ней расступалась, очевидно, принимая за юную придворную фрейлину. Беатрис очень хотелось, чтобы в ней признали ту самую девочку с окраины Валенсбурга, при этом не переставая восхищаться тем, как она выглядит. Чтобы матушка, увидев дочь, ахнула от восторга, а Мартин своим намётанным глазом портного оценил покрой платья, пошитого по последнему писку моды и то, как оно безукоризненно сидит на ней. Но ничего этого толпа не замечала. Дворня льстиво улыбалась, кланялась и уступала дорогу только потому, что так было заведено. Кем заведено и когда, никто того не ведал, но кто-то поделил весь мир на избранное сословие, ни в чём не знающее меры, и бесправный сброд, неизбалованный скупой судьбой. Простой люд, теснившийся возле ограждения, увлечённо следил за происходящим внутри вольера, где к тому времени развернулось самое настоящее представление. Лоренцо оседлал гнедого коня и погнал его по кругу, на ходу исполняя эффектные трюки, такие как скачка стоя в стремени, соскок с посадкой в седло через круп коня, езда спиной вперёд, волочение и прочее. Всё это он исполнял лихо, с задором, под бурные овации восхищённых зрителей. Королева в сердечном умилении любовалась виртуозным мастерством своего фаворита. На каждый такой ловкий трюк она реагировала восторженным рукоплесканием, и вся свита, вторя её величеству, тут же отзывалась бурными аплодисментами и похвалами. Как уже упоминалось выше, специально для принца и принцессы были приготовлены два объезженных скакуна. Конюх ещё раз проверил, крепка ли на них сбруя, и уступил место кузнецу, который, присев на корточки, взялся осматривать жеребцам копыта. Бдительный приказчик, завидев королевских наследников, поспешил им навстречу. Подскочив к вольеру, он возник у них на пути, будто шляпистый мухомор, и, изобразив благоговейный поклон, масляным голоском отрекомендовался: