Сальма пугается, предлагает вызвать врача. Однако я отказываюсь, надеясь, что все пройдёт само. К вечеру ситуация ухудшается. Из икры сочится сукровица и какая-то белая жидкость. Наступать на ногу совсем не могу. В таком состоянии меня обнаруживает Эмин.

– Почему ты не сказала Фаруху? – с озадаченным видом спрашивает он.

– Не хотела беспокоить. Думала, порез снова затянется сам.

Аль-Тавил звонит по телефону, что-то резко (как мне кажется) говорит на арабском. Через пятнадцать минут приходит врач. Он осматривает мою ногу, надавливает пальцами вокруг пореза, хмурит лоб.

– У Вас началось заражение, мадам, – заключает вслух доктор. – Вам нельзя было делать горячее обёртывание. Во время него рана открылась. В неё попало вещество, которым вас намазывали.

– Почему вы не предупредили Тамару, что ей нельзя делать подобные косметические процедуры? – холодным тоном интересуется Эмин.

– Думал, это очевидно, – разводит руками врач.

– И что теперь будет? – подаю голос.

– Вам придётся потерпеть, мадам. Я вынужден сделать глубокую чистку раны, а потом наложу швы, – доктор достаёт из своего чемоданчика шприцы, ампулы, железную коробочку со стерилизованными инструментами.

Чувствую, как начинается лёгкое головокружение. Скальпели и прочие непонятные хирургические предметы всегда вызывали у меня животный ужас.

– Тамара, не смотри туда, – Эмин присаживается с другого края кровати, накрывает мою руку своей. – Расскажи, чем ты сегодня занималась? Был ли вежлив с тобой персонал гостиницы?

Аль-Тавил старается отвлечь меня разговорами, пока врач обкалывает икру обезболивающим. Я не совсем связанно отвечаю, сильно сжимаю горячую мужскую ладонь, не свожу взгляд с лица Эмина.

Он ласково улыбается, успокаивающе поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей руки. И от этого нестерпимо хочется плакать. Чужой мужчина возится со мной, переживает, а тот, за которого я собиралась замуж, стал причиной моих проблем, из-за него я вынуждена была подвергнуть себя опасности.

– Будете принимать эти таблетки пять дней, – произносит врач, закончив свои манипуляции. Он кладёт на тумбочку коробочку с лекарством. – Это антибиотики. Надо убить инфекцию, снять воспаление. И, пожалуйста, мадам, воздержитесь какое-то время от агрессивного воздействия на рану.

– Хорошо, спасибо, – благодарю доктора.

– Как ты? – спрашивает аль-Тавил, когда за врачом закрывается дверь.

– Нормально, – шмыгаю носом.

– Было очень больно? – Эмин убирает прядь волос с моего лица.

– Терпимо.

– У тебя очень красивые глаза, Тамара, – тихо произносит мужчина. – Удивительные просто. Никогда не видел такого оттенка.

Не знаю, что на это ответить. Были бы мы в другой ситуации, восприняла бы слова аль-Тавила, как заигрывание. А так, списываю комплимент на простое утешение.

– Велю Фаруху принести ужин сюда. Тебе лучше не вставать с постели, – меняет тему Эмин.

Я была уверена, что, говоря про ужин, аль-Тавил имел в виду только меня, а сам он намеривался есть в гостиной или на террасе. Но когда слуга Эмина завозит в комнату столик на колёсиках, по количеству посуды на нём понимаю: ошиблась.

Следом за Фарухом в мою спальню заходит аль-Тавил. Он двигает кресло поближе к столу.

– Какой сок тебе налить, Тамара? Есть виноградный, манговый и гранатовый.

– Виноградный, – улыбаюсь мужчине. Я рада, что он решил составить мне компанию.

Разговаривать нам, в общем-то, не о чем. Мы едим молча, изредка перебрасываясь фразами насчёт того или иного блюда.

– У тебя будут какие-нибудь пожелания? – спрашивает Эмин в конце трапезы. – Наверное, скучно целыми днями сидеть одной в комнате.

– Ну… Я бы не отказалась от книг или журналов.

– Хорошо. Только вряд ли Фарух найдёт что-то на русском языке. Хочешь, я дам тебе свой планшет? Сможешь сидеть в Интернете, читать, слушать музыку или смотреть фильмы.

– А это удобно? Разве он не нужен тебе для работы?

– Нет. Я им практически не пользуюсь.

– В таком случает, не откажусь. Спасибо!

– Фарух принесёт его. Спокойной ночи, принцесса, – встав с кресла, аль-Тавил посылает мне улыбку, от которой подозрительно замирает сердце.

Эмин

Сидя на террасе Тамара сушила свои длинные волосы, медленно расчёсывая их щёткой. От яркого солнечного света они казались огненными. Шикарный волнистый каскад мерцал золотым ореолом и был похож на реку расплавленной меди.

Эмин заворожено наблюдал за девушкой. Он замер в дверном проёме, стараясь не дышать, чтобы не нарушить момент, который напоминал мужчине сакральное действо.

Гостья, ощутив на себе взгляд, обернулась. Не вздрогнула, не испугалась, а улыбнулась.

– Привет! Ты сегодня не поехал на работу?

– Доброе утро, Тамара. Сегодня выходной, – Эмин сел в плетёное кресло напротив девушки.

Повисла неловкая пауза. Аль-Тавил молча любовался Тамарой. Он понимал, что невежливо настолько пристально рассматривать человека, тем самым смущая его. Но осознанно не прекращал смотреть. Щёки девушки порылись лёгким румянцем. Она заёрзала на кресле. Эмин продолжал гипнотизировать её взглядом.

Тамара доставляла аль-Тавилу эстетическое удовольствие. Фарфоровая кожа, сквозь которую проступали тонкие голубые венки, глаза цвета сочной хвои и рыжие волосы – девушка представляла собой ожившее полотно Тициана.

Фантазия Эмина дорисовывала штрихи к портрету гостьи. Мужчина представлял, какая она под одеждой. Каково это – прикоснуться к нежной коже, вдохнуть её аромат.

Аль-Тавилу нестерпимо захотелось, чтобы Тамара предстала сейчас перед ним обнажённой, ровно как модели на картинах великого итальянского художника.

С каждым днём Эмин чувствовал всё большее физиологическое влечение к своей гостье. Дело было не только в её внешности, а в какой-то особой энергетике – светлой, непорочной. А ещё аль-Тавила будоражила и манила покорность Тамары. Это качество мужчина находил крайне сексуальным, но оно редко встречалось у современных западных женщин.

Эмин никогда не отказывал себе в плотских удовольствиях. Через его постель прошло много любовниц разных национальностей и возрастов. Однако все романы быстро заканчивались, потому что, как правило, женщины старались доказать, что они равноценные партнёры, а некоторые даже пытались подавить. Это убивало желание аль-Тавила на корню, который по природе своей являлся доминантом.

В любовницах он ценил кротость, но не раболепие. Ждал, что пассия будет слушаться его, выполнять определённые условия при этом, не теряя чувства собственного достоинства. Баланс, который сложно удержать. Тонкая грань, которую легко нарушить.

На данный момент Тамара вела себя более чем хорошо, по мнению Эмина. Она строго соблюдала все его просьбы. Не разгуливала одна по территории отеля, не пренебрегла советом не вставать с кровати, пока рана на ноге не подживёт, не жаловалась на скуку, спокойно облачилась в одежду, которую выбрал мужчина. Конечно, это могло объясняться зависимым положением гостьи. И от этого аль-Тавила интересовало вдвойне, будет ли она такой же покорной в сексе?

Эмин считал, что интимная близость – лучший индикатор. В постели человек раскрывается, проявляет свою сущность и становится сразу понятно: притворяется он или нет.

– Ты не хочешь позагорать на пляже? Искупаться в море? – наконец, нарушил молчание Эмин. Он нашёл решение для того, чтобы частично удовлетворить своё желание – не раздевая раздеть Тамару.

– У меня нет купальника, – скромно ответила гостья.

– Это не проблема. Мы можем сходить в основное здание отеля. Там, в магазинах, ты что-нибудь обязательно подберёшь себе.

– Хорошо. Я не против, – согласно кивнула она.

Тамара

Боковым зрением наблюдаю за Эмином. Он вытянулся на шезлонге, прикрыл глаза и загорает с блаженным видом. Капельки морской воды стекают по мускулистым плечам, идеальному поджарому торсу, узким бёдрам, покрытым жёсткими тёмными волосками. Аль-Тавил вполне мог бы рекламировать мужское нижнее бельё. По брутальной красоте он ничуть не уступает парням из глянцевых журналов.