— Я попросил Джиджи об этом, — наконец признается он.

Внутри меня снова захлестывает тревога. — Ты рассказал ей, что сделал Перси?

— Сначала нет. Я просто сказал, что ты в полицейском участке и нужно позвонить твоему отцу. Я сказал ей, что с тобой все нормально, но она продолжала настаивать на том, чтобы я рассказал ей, что происходит, иначе она поедет в Бостон. Так что в итоге мне пришлось сказать ей правду.

Я достаю телефон из сумочки. Он был выключен во время допроса, и теперь я включаю его, видя потоки сообщений от Джиджи.

Джиджи:

Ты в порядке?

Джиджи:

Очень надеюсь, что с тобой все хорошо.

Джиджи:

Я буду держать телефон при себе в любой момент, буквально приклеенным к руке, пока не получу от тебя ответ. Люблю тебя.

— Ты злишься? — спрашивает Шейн нервно.

— Нет, все нормально. Мне все равно пришлось бы сказать ей, теперь, когда я подала заявление.

Пикап моего папы останавливается перед нами.

— Увидимся дома? — говорит Шейн. — Я могу зайти.

— Может быть, позже?

Он кивает. — Напиши мне, если захочешь меня увидеть.

После паузы я шагаю вперед и обнимаю его.

Он обнимает меня в ответ, и в том, как он цепляется за меня, есть что-то почти отчаянное.

— Спасибо за то, что привез меня сюда, — говорю я тихо.

Шейн убирает мне волосы за ухо, его голос становится более грубым. — Надеюсь, ты не думаешь, что я заставил тебя это сделать.

— Нет, ты был прав. В глубине души я всегда знала, что это правильное решение. Это нужно было сделать.

Есть причина, почему я сохранила все эти доказательства. Думаю, я знала, что в конце концов окажусь здесь, в этом полицейском участке. Моё единственное сожаление — не сделать это раньше. Надеюсь, что адвокат Перси не попытается представить меня как некую обиженную девушку, которая пытается отомстить после того, что произошло.

— И еще одно, — говорит Шейн, потягивая меня за руку, прежде чем я успею уйти. — Ты неостановима. Не позволяй этому ублюдку убедить тебя в том, что ты кто-то другой. Ты Диана Диксон, черт возьми.

Я слабо улыбаюсь. — Чертовски верно.

И всё же в грузовике я не чувствую себя сильной. Мой папа не говорит много по дороге в Медоу-Хилл, кроме как спрашивает, как я себя чувствую, как минимум четыре раза. В пятый раз он спрашивает, когда мы идем по дорожке к Red Birch, и я останавливаюсь, вздыхая от отчаяния.

— Папа, это не произошло вчера. Это произошло несколько месяцев назад.

Его челюсть напрягается. — Правильно. И я все еще не понимаю, почему ты не сообщила об этом.

— Я уже объяснила, почему. — Я снова начинаю идти.

Он гонится за мной. — Диана, ты знаешь, чем я занимаюсь. Я защищаю людей. Если бы ты сказала мне, я бы мог защитить тебя.

— Всё уже было кончено. Синяк зажил.

— Это не было кончено. Этот мудак переехал в твой дом!

— Я знаю, но у меня был Шейн.

— И слава Богу, что у тебя был Шейн! — Лицо папы краснеет, но я знаю, что он не злится на меня. Он расстроен. — А что, если бы Перси загнал тебя в угол в квартире? Видела планировку, через которую мы только что прошли? Этот чертов Sycamore и теперь эта извивающаяся дорожка, как будто мы в Карибском море? Что твоя тётя думала, покупая квартиру здесь? Какой кошмар по части безопасности!

— Везде есть камеры, — напомнила я ему. — И ты не можешь попасть на территорию, не пройдя через здание Sycamore сначала.

— Он был в здании, Диана. Ты это понимаешь?

В горле у меня забивается от отчаяния. — Да, я понимаю. Мне жаль. Ты прав.

— Нет. Не извиняйся. Я не виню тебя ни в чем, — говорит он, когда мы входим в Red Birch и поднимаемся на второй этаж. — Я просто переживаю. Ты моя дочь. Я не хочу, чтобы с тобой снова произошло что-то подобное.

— Не произойдет.

— Правильно. Не произойдет. А теперь мы сделаем все, чтобы это не произошло с другими.

— Мне жаль, что я так долго не сообщала в полицию.

— Я не понимаю, почему ты не сказала мне.

Трудно говорить сквозь комок в горле. — Потому что ты считаешь меня такой крепкой.

Папа смотрит, как я открываю дверь, с неверием на лице.

— Ты крепкая, детка. Даже после того, что этот ублюдок с тобой сделал, ты все равно самая крепкая, кого я знаю. — Он идет за мной в квартиру, потягивая меня за руку, чтобы остановить. — Признание того, что ты иногда слаба, не делает тебя слабой. Это означает, что ты человек.

— Я не хотела, чтобы ты думал обо мне иначе.

— Я никогда не буду думать о тебе иначе. Ты не сделала ничего плохого. Ты не хотела этого. Несмотря на то, что ты пыталась написать в своем отчете, ты не спровоцировала этого придурка. Ты защищалась, а его реакция была опасно несоразмерной. Он оставил на тебе следы. — Папа выругался низким, зловещим голосом.

Я вздыхаю. — Нам придется получить охранный ордер против тебя, чтобы ты держался подальше от него?

— Вероятно, — говорит он серьезно. — Я сдерживаю себя, чтобы не собрать отряд и не поехать к его дому, чтобы заставить его исчезнуть.

— Исчезновение людей не является тактикой SWAT. Перестань драматизировать.

— Это так, когда кто-то связывается с твоей дочерью. — Он смеется. — И если ты думаешь, что я слишком перегибаю палку, подожди, пока твоя мачеха узнает, что этот псих сделал. Она разорвет его, как медведица.

Я вдруг громко вздыхаю. — О, нет. Мне также придется рассказать маме об этом, не так ли? Паника охватывает меня. — Можешь сделать это за меня?

Морщина на его лбу углубляется. — Ди. Я думаю, что тебе нужно самой это сделать...

— Пожалуйста? — Я умоляю. — Я не могу сейчас говорить с ней. Я не справлюсь с этим. Можешь просто рассказать ей и сказать, что я поговорю с ней, когда буду готова?

— Если ты действительно хочешь, чтобы я это сделал, я сделаю это. — Он вздыхает. — Но я хочу, чтобы ты понимала одну вещь. Ты можешь справиться с любым вызовом, который жизнь тебе бросает. Ты всегда будешь самой сильной, кого я знаю. Черт возьми, гораздо сильнее, чем я.