Внезапно дверь в квартиру 2Б приоткрывается. Я краем глаза замечаю движение и, повернувшись, встречаюсь взглядом с Шейном.

– Черт возьми, Диксон. Ты просто стерва с каменным сердцем. Бедный парень.

– Этот «бедный парень» терроризирует меня уже несколько месяцев, – огрызаюсь я. – И не подслушивай, это никого не красит.

– Я и не подслушивал. В этом доме все слышно. Серьезно. Надо поговорить с теми, кто делал здесь гипсокартон, потому что они явно что-то не так сделали. Бедняга Найл, наверное, сердится на тебя.

Снизу тут же раздается приглушенный вопль.

– Не надо говорить за меня! – Небольшая пауза, потом: – Но я правда сержусь. На тебя, 2Б! Твое вчерашнее сборище стало последней каплей.

– Да, 2Б, – насмешничаю я. – Последней каплей.

Шейн смотрит на меня с таким выражением лица, будто сейчас прибьет.

– Что ты с ними сделала?

– С кем?

– Да со всем зданием. Не только с «Ред-Берч». Я знаю, что ты треплешь мое доброе имя по всему «Медоу-Хилл».

– Не хочу тебя расстраивать, но твоя репутация вполне заслуженна.

– Полная чушь.

Я слышу позади шаги и подпрыгиваю, когда рядом возникает полностью одетый Уилл.

– У вас тут все нормально? – осторожно спрашивает он. – Какое-то сумасшедшее утро.

– Не утро, а сплошная заноза в заднице, вот что я тебе скажу.

– Уилл еще у тебя? – кричит Шейн, выворачивая шею и заглядывая мне за плечо.

– Не твое дело.

Я возвращаюсь в квартиру и захлопываю дверь.

– То, что он живет здесь, просто ужасно, – мрачно признаюсь я. – Я всем сердцем ненавижу эту ситуацию.

Уилл смеется.

– А мне даже нравится.

– Наслаждаешься моим горем?

– Вообще-то его горем. Забавно наблюдать, как ты его поддеваешь. Готов поспорить, он всю ночь дулся из-за этого, думал, как сделать так, чтобы последнее слово осталось за ним.

Тут же раздается громкий стук в дверь.

Уилл ухмыляется.

– Видишь?

И точно, как только я открываю дверь, Шейн, сердито топая, врывается в квартиру – с таким видом, будто живет здесь.

– Я все думал про вчерашний вечер и решил, что, если мне нельзя спать с чирлидершами, тебе нельзя спать с хоккеистами. Новое правило. Правило Линдли. Тебе нельзя трахаться с моими сокомандниками.

– Почему? – спрашиваю я, хотя между мной и Уиллом ничего и не было.

– А назло. Это месть, – припечатывает Шейн. – Ответная мера!

– Ты ведешь себя как ребенок.

– Сама такая.

– О господи, ведь именно так ребенок бы и сказал!

– Да, и еще одно правило. Тебе запрещается настраивать против меня жителей дома.

– Поздно, – самодовольно откликаюсь я.

– Так, значит, ты им все-таки что-то сказала!

Взгляд Уилла мечется между нами: он будто смотрит матч по настольному теннису.

– Вы так флиртуете? – спрашивает он.

– Нет! – в ужасе восклицаю я.

– Что ты сделала с соседями? – наседает Шейн.

– Ничего, клянусь.

Он кривится.

– Ты врешь?

– Конечно.

Уилл начинает смеяться. Он хлопает Шейна по руке, потом поглядывает на меня.

– Что ж, ребята, на этом я вас оставлю. Спасибо, что пустила переночевать.

– Пожалуйста, не оставляй меня с ним, – умоляю я, но Уилл уже направляется к двери. Я поворачиваюсь к Шейну: – Видишь, что ты натворил? Из-за твоего характера все разбегаются. У меня из-за тебя друзей нет.

Его губы слегка дергаются.

– Да ты просто гребаная королева драмы.

– Сам такой, – пародирую я. – И на этой ноте – кыш. Мне надо подготовиться к собранию домовладельцев. Можем закончить этот разговор… дай-ка вспомню свой график… никогда.

– Не волнуйся, мы закончим его на собрании жильцов, – усмехается Шейн. – Я собираюсь прийти.

– Не смей.

– Еще как посмею. Мне надо кое-что обсудить с советом.

– Тут нет совета.

– Будет, когда я расправлюсь с ними.

– Это еще что значит? – кричу я, но Шейн точно так же, как Уилл, уже марширует к двери.

– Вернусь через двадцать минут, я буду сопровождать тебя на собрание, – кричит он через плечо.

– Не смей! – рычу я ему вслед.

– Еще как посмею!

И на этом дверь захлопывается.

О господи. Ненавижу его. Поверить не могу, что только вчера вечером мои губы касались его. А его язык побывал у меня во рту. И мне понравилось.

Воспоминание только ухудшает и без того отвратительное утро. Ругаясь себе под нос, я начинаю собираться. Сердито чищу зубы, набрасываю голубое летнее платье в беленький цветочек. Пока жду кофемашину, проверяю телефон и вижу несколько сообщений от брата и одно – от Джиджи.

Томас пишет из Перу. Он работает волонтером в организации, оказывающей местным жителям гуманитарную помощь. Он уверяет меня, что жив-здоров и по-прежнему планирует приехать домой в конце лета на ежегодный обед в складчину, который устраивает папа. Хорошо. Я скучаю по нему.

Сообщение от Джиджи пришло всего двадцать минут назад. Она отправила его из аэропорта – говорит, что они ждут посадки у своего выхода, а ей скучно, потому что Райдер, вместо того чтобы с ней поговорить, читает книгу.

Я тут же отвечаю – ей внимание сейчас явно нужно больше, чем Томасу.

Я: Вчера вечером играли в «Правду или вызов», и я поцеловала Шейна. То был худший момент в моей жизни, и я прошу уважать мою частную жизнь в этот период великого стыда и страдания.

Джиджи: ЛОЛ Ты правда его поцеловала?

Я: К сожалению.

Джиджи: Хорошо он целуется?

Я: Где-то 5/10.

Я вру. Там как минимум крепкая восьмерка. А не будь у нас зрителей, могла бы и девятка быть. А может, как раз благодаря аудитории получилась восьмерка, а не семерка. Странно, но меня даже завело, что на нас все смотрели.

Джиджи: Он попытался тебя облапать?

Я: Нет. Но я кое-что почувствовала.

Джиджи: ОМГ У тебя к нему чувства?

Я: Нет, я в буквальном смысле кое-что ПОЧУВСТВОВАЛА. У него стояк был, причем такой… впечатляющий.

Джиджи: А, я знаю. Как-то раз посреди ночи шла в ванную и врезалась в него, а он был голый.

Я: И у него СТОЯЛ?

Джиджи: Нет-нет. Висел. Но даже в висячем состоянии бросался в глаза.

Я: Не знаю почему, но меня жутко оскорбляет слово «висел».

Джиджи: Согласна. Неприятно. Давай будем говорить «не стоял».

Я: Так, и он был большой, даже когда не стоял?

Джиджи: О да. Сопоставим с Райдером, когда у него не стоит, а у Райдера огромный.

Она впервые намекнула, что у Райдера большое хозяйство, так что, естественно, во мне поднимается любопытство.

Я: Насколько огромный?

Джиджи: Не твое дело.

Я: Да ладно. Расскажи. Я при нем ни слова не скажу. «Огромный» – это какой?

Повисает пауза, потом приходит сообщение.

Джиджи: Десять дюймов.

Я вовремя проглотила кофе, а то бы подавилась. Гребаный ад. Вы только посмотрите на этого парня. Шесть и пять футов ростом, и член в десять дюймов[14].

Я никогда не смогу больше смотреть ему в член.

Я все еще нахожусь под впечатлением открытия о Райдере, когда Джиджи пишет, что им пора садиться в самолет, и обещает слать сообщения из Аризоны. Я допиваю кофе и как раз ставлю чашку в раковину, когда в мою дверь – кажется, в тысячный раз за утро – стучат.

Отлично просто. Шейн не просто так грозился явиться на встречу, он и правда сдержал слово.

Когда я открываю дверь, он широко улыбается.

– Готова?

– Нет, – кисло откликаюсь я.

– Отлично. Пойдем.

– Диана, протокол прошлого собрания у тебя? – спрашивает Бренда, наш председатель правления.