Он возмущённо смотрит на меня. — Пухлыми? Как ты смеешь?
— Правда это больно, братан. Но ты точно начал тренироваться или что-то вроде того. Выглядишь отлично. — Он точно сбросил не меньше пяти килограммов за последние месяцы.
— Пытаюсь.
— Я, наверное, зря привёз столько колбасы, — говорю я с улыбкой. Я, возможно, немного переборщил, когда зашёл к своему любимому мяснику в Бостоне по пути в Хартсонг.
— Подожди, колбаса? — его глаза загораются. — Скажи, что это от Густава.
— Нет, я зашёл в какой-то обычный магазин. Конечно, от Густава.
Мама смотрит то на меня, то на папу. — Я никогда не пойму эту одержимость.
— Некоторые люди просто не видят общей картины, — говорит папа, кивая мне.
Я киваю в ответ. — Именно.
Она в отчаянии вздыхает. — Причём тут колбаса и общая картина? О какой картине мы вообще говорим? Знаешь что — забудь! Мне всё равно. Я просто рада, что ты дома, — говорит мама, обнимая меня за талию.
Её голова едва касается моего подбородка. Я унаследовал рост отца, а также идеальное сочетание их оттенков кожи. Должен сказать, я очень чёртовски хорош собой.
— Хотелось бы, чтобы ты оставался подольше, — сокрушается она.
— Мне тоже, но в субботу вечером я устраиваю прощальную вечеринку для Бека.
Мамины глаза расширяются. — Он уезжает?
— Нет, он едет в отпуск в Австралию. Этот парень требует прощальную вечеринку перед месячным отпуском.
— Мне всегда нравился этот парень, — замечает папа, потому что всем нравится Беккет Данн. Он просто источает обаяние, этот засранец.
— Я вернусь на следующей неделе, — обещаю я родителям. — Я хочу приезжать каждый уикенд до конца лета.
Мама довольна. — Твоя сестра будет в восторге. Она делает паузу. — Ты собираешься увидеться с Линси, пока будешь здесь? Мы недавно столкнулись с ней в блинной.
— Да, я знаю. Она мне сказала.
— О, так вы ещё общаетесь, — мама говорит осторожным тоном.
Честно говоря, я не могу понять, расстроены мои родители или рады, что мы с Линси расстались. Иногда они явно ей симпатизировали. А в другие моменты я ловил, как они обмениваются взглядами, как сейчас.
— Вы были бы рады, если бы мы снова сошлись? — спрашиваю я их.
Мама моргает, удивлённая. —Я не знала, что вы обсуждаете возможность снова сойтись.
— Мы не обсуждаем. Просто гипотетически, вы были бы рады, если бы это произошло?
— Мы всегда будем поддерживать всё, что ты делаешь, — говорит она, и папа кивает в знак согласия.
Это не совсем ответ. Но я не собираюсь настаивать на гипотезе, учитывая, что Линси не проявляла никакого желания возобновить наши отношения.
— Ладно, я пойду найду мелкую и отправлюсь. Пусть выпустит свою энергию на поле для мини-гольфа, а потом накормлю её вредной едой и сахаром, чтобы она свалилась, когда мы вернёмся домой.
— Спасибо, что берёшь её с собой. Мы рады, что у нас будет спокойный вечер, — папа подмигивает маме.
— Серьёзно, фу. Я не хочу думать о том, чем вы будете заниматься, пока нас не будет.
Папа с озорным взглядом отвечает: — Наверное, это хорошая идея.
— Я только что сказал, что не хочу знать, — ворчу я.
Слышу, как они смеются надо мной, пока я выхожу из кухни.
На следующий вечер мы с папой устраиваем марафон Кубка Стэнли, просматривая старые записи с некоторыми из наших любимых побед в чемпионате. Он записывал каждую игру за последние двадцать пять лет, так что у нас большой выбор. Когда мы доходим до игры, в которой Гарретт Грэхем выиграл с Брюинз, победив в серии 4:0, папа говорит: — Не могу поверить, что Люк женился на этой семье.
— Правда? Я имею в виду, я не могу поверить, что он вообще женат. Но это серьёзная семья, в которую он вошёл, — удивляюсь я. — Даже титул королей хоккея не передаёт всей сути.
Я замечаю, как глаза папы блестят, когда Грэхем забивает один из самых красивых голов, что я когда-либо видел, обеспечивая Кубок команде. Чёрт, не могу дождаться возможности побороться за этот трофей. Хочу держать Кубок Стэнли в своих руках. Хочу увидеть, как его холодное серебро блестит под светом стадиона.
— Ты скучаешь по этому? — спрашиваю я отца. — По игре?
— Каждый день, — отвечает он без колебаний, и это сжимает мне грудь.
Не могу представить, насколько это было разрушительно — выйти на лёд в своей первой игре НХЛ и получить травму, завершающую карьеру, в своём первом же выходе. В одном трагическом моменте папа порвал обе крестообразные связки, и его колено стало непригодным. Он больше никогда не смог бы играть на прежнем уровне. Врачи предупредили, что если он продолжит играть, то рискует нанести необратимый ущерб.
Хоккей был всей его жизнью, и её украли. Когда меня выбрали в Чикаго, я разрыдался. Видеть гордость на лице отца, зная, что я буду играть за ту же команду, что и он, хоть и недолго, вызвало у меня волну эмоций, от которых перехватило дыхание. Всё, чего я когда-либо хотел, это сделать его гордым. Сделать их обоих гордыми. Мне не важно, насколько это звучит сентиментально, но они по-настоящему лучшие родители, которых только можно пожелать. Мы с Мэрианнн безмерно удачливы.
Говоря о Мэрианнн, она именно в этот момент заходит в семейную комнату и плюхается на диван между нами, болтая о завтрашних планах. Они собираются в планетарий.
— Слушай, космический лагерь, кажется, реально клёвый, — замечаю я.
— Он весёлый, — соглашается она. — Но! Лагерь геологии ещё лучше.
— Правда? И что же в нём такого? — Краем глаза вижу, как папа сдерживает улыбку.
— Абсолютно все! — Мэрианнн продолжает рассказывать нам о лагере геологии, объясняя, что целых три дня посвящены археологии, когда они проводят имитацию раскопок. — И! Мы создаём свои собственные магнитные поля. И! Мы отправляемся на поиски камней. В брошюре сказано, что здесь полно агатов.
— Чего? — спрашиваю я.
— Агат. Это драгоценный камень, — она фыркает. — Ты что, ничего не знаешь о геологии Вермонта?
— Нет. И меня оскорбляет, что ты так думаешь. Я был популярен в школе.
— Я тоже очень популярна, — высокомерно говорит Мэрианнн, а затем продолжает сыпать фактами о геологическом лагере. — О! И мы будем искать серпентин!
— Типа змей? — я морщу лоб.
— Нет. Это камень. Серпентин. И он очень красивый. Зелёно-чёрный и супер гладкий. В брошюре написано, что нам дадут маленькие кирки, чтобы мы могли копать.
