Мы поставляли его практически в открытую, все больше и больше проводя танки и вертолеты, как сельскохозяйственную технику.

Как правило, я останавливался в резиденции Корпорации. И руководитель офиса присылал мне симпатичных девушек. Но я отправлял их назад. Я был женат официально, и это могло быть использовано, в том числе и им против меня.

В стране было тихо, но я чувствовал, что это затишье может в любую минуту разразиться бурей борьбы.

Ездил я и на шахты и на рудники. Мы выезжали под охраной на десяти машинах. Над нами висел вертолет, и я ехал в клубах поднимаемой колесами пыли. Подъезжали к огороженному высоким забором офису, и я проходил внутрь. Смотрел документы, давал рекомендации и мы ехали дальше. Я не понимал, зачем я здесь. Ведь многое можно было решить дистанционно. Но таких вопросов Корпорации я не задавал. И мне никто не объяснял смысл.

Встречались мы и с родителями Акари. Отец сам не поднимал разговоров о Китае, а я как-то после ужина сказал ему, что думаю над его предложением, но считаю, что оно может быть реализовано, только после родов Акари. Я хотел, чтобы мой ребенок появился в Японии, под присмотром лучших врачей.

Ее отец принял эту аргументацию. Но несколько раз мы ездили с ним в огромные цеха, где производились катера, яхты и железные корабли для Сил Самообороны Японии.

Я видел несколько контрактов. В том числе он делал флот и для африканской страны.

Мне понравилось спокойствие железных линий этих надводных акул. Их скрытая мощь и сила. При этом я спросил, делают ли они защиту от беспилотных аппаратов, отец Акари нахмурился. Я рассказал ему об опыте боев, которые наблюдал в Африке.

После чего несколько дней мы посвятили разработке этой темы. То есть я приезжал и рассказывал его команде о своем опыте.

Помогло это или нет, но через неделю у меня на согласовании оказался дополнительный контракт на оборудование кораблей средствами радиоэлектронной борьбы.

Сумма была внушительная, и я пересчитал на сколько поднимутся акции Акари и согласовал его.

Я предвкушал, как стану отцом и не много волновался, кто же подарит мне ребенка первой. Я думал, что это будет Ямамото. Но разница в сроках зачатия измерялась примерно неделей, двумя, и первой могла стать мамой Мэй, или Акари.

Звонок застал меня в баре. Вечером, после работы две хорошеньких таечки лакировали и без того блестящие части моего тела проворными язычками.

Одна из них знала мои привычки и учила вторую, как надо действовать, чтобы мне нравилось. Она то ускоряла напарницу, то замедляла движения ее головы, то присоединялась к процессу. Я почти не вмешивался, иногда только, играя ударял обоих по губам.

Они хихикали и принимались вновь жадно исполнять свою работу.

Было хорошо, и я не сдерживал их. Глядя их волосы своими руками.

Раздался телефонный звонок. В этот момент я оставил только срочные звонки, и мне могла позвонить только Акари, Ямамото, доктор или Юкио-сан.

Я не посмотрел на телефон и сразу ответил. Это был доктор. Он сообщал мне, что у Мэй отошли воды и ближайшие часы она должна родить. Это было высшее наслаждение и девочки получили желаемое. Не знаю, удивился ли он, услышав мое протяжное «О-о-о!» в телефон. Но думаю, он не удивился, ведь реакция отцов может быть разная. И, наверняка, он слышал и не такое. Девочки сглотнули. Вытерли мой флаг и приготовились снова начать свои «грязные танцы». Но я остановил их. И не скупясь выдал щедрые чаевые. Они встали, поблагодарили меня и вышли.

Я зашел в ванную, скрытую за панелью кабинки. Включил воду и залез под прохладный душ.

Эмоции переполняли меня, и я вымылся, почти не думая о процессе.

Размеренно вытерся и аккуратно, чуть сдерживая себя, оделся.

Но ехал я быстро, я спешил в больницу, к моей Мэй.

Я почти не думал, но Акари я позвонил и сказал, что буду поздно, либо вообще не смогу быть. Последние дни я задерживался, но всегда ночевал дома.

Я набрал Ямамото и приказал, чтобы она направила лучший букет в больницу. И на наш домашний адрес с Акари. Она кивнула и голос ее был уставшим.

Букет уже ждал меня на первом этаже, как только я приехал.

Я поднялся на лифте. Но в операционную меня не пустили. Мэй долго мучительно, тужилась, и врачи консультировались по поводу Кесарева сечения.

Решение было принято, и ей сделали эпидуральное обезболивание. И начали операцию.

Я мерил больничный коридор ногами. Считал плитки и ждал. Я не мог ничем помочь и это было самым волнительным.

Минуты для меня тянулись годами.

И вот из-за закрытой двери, я услышал громкий крик. Это родился мой ребенок.

Мой малыш, или малышка.

Через мгновенье я открыл дверь и увидел сестру, державшую маленький комочек плоти.

Доктор позволил мне пройти. Я помнил белое, измученное лицо Мэй и мне показали маленькое тельце моего сына.

На руки мне его взять не позволили. Роды произошли чуть раньше срока, и он был слаб.

Мэй показали малыша тоже. Я поцеловал ее, что-то говорил и малыша отвезли в отделение для новорожденных. Саму Мэй отвезли в палату. Я сопровождал ее, пока ее на положили на кровать. Я оправил ей волосы и поцеловал.

Она бредила и называла меня, то Минато, то Харуто.

С Харуто она говорила об их первом знакомстве, о первой близости и о планах завести малыша.

Со мной она вспоминала студенческие годы и называла «дружочек».

Такое впечатление было, что она не помнит ни последнего года своей жизни, ни то, что они с Харуто расстались, ни моих к ней чувств, ни нашей близости. Ее память словно фитиль свечи, колебалась на ветру и не могла осветить все пространство ее памяти. Я не остался с ней и поехал домой к Акари.

Акари ждала меня и не спала. Она поблагодарила меня за букет. Сказала , что я расточителен, поскольку беру цветы у Ямамото, самой дорогой флористки Токио.

И это было бы правдой, букеты ее отличались изяществом и красотой и были бы дороги даже для меня. Но я владел половиной бизнеса, и это была неплохой кешбек.

И пока я ел ужин, Акари говорила о курсах подготовки к родам, своем волнении, и переживаниях по поводу них. Я слушал, говорил ответы и улыбался. Я любил Акари, а у нее светилось лицо и глаза. Поскольку она была любима. И я любил ее.

Мы мило говорили. Сложили посуду в посудомойку, и легли спать.

Проснулся я до рассвета. Мой телефон сигналил о сообщении, пришедшем мне только что.

Писал Юкио-сан. Я должен был ехать срочно в аэропорт. В Африке произошла большая беда.

Я легонько коснулся Акари губами, поцеловал ее щеку. Она сказала «Минато, милый» и аккуратно, чтобы не повредить малышу, притянула меня к себе. Я обнял ее и сказал, чтобы она не переживала. Меня вызывают на работу по срочному делу. Она не хотела меня отпускать и была нежна. Срок у нее был большой, но ее желание было сильнее, и мы воспользовались альтернативным вариантом.

Лежа на боку, я аккуратно ввел и начал приятные нам обоим действия. Она чуть убыстрила темп, и мы оба почувствовали себя лучше чем до этого.

Я успевал в душ. Побрился. Надел костюм и ровно в 4.45 стоял на полосе около самолета.

Пустой город я проскочил быстро. Ранним утром, или вернее поздно ночью пробок не было и дорога вела меня к закрытому терминалу. У меня был пропуск и меня пропустили, проверив его и машину.

Юкио-сан осунулся. Последние дни он сильно болел и его мучали боли. Я знал это. Мама общалась с тетей и мне были переданы сведения о его здоровье.

Но Юкио-сан не подавал виду и бодрился.

Мы летели на двух самолетах. На первом были мы, служба безопасности и ребята из Канцелярии Премьер Министра.

На второй самолет грузились военные. Это были отличные американские наемники. Которые должны были нас защищать. Небо было ясное, и мы полетели. Я не спал, изучая документы.