И что меня еще ждут дела. Я достал с переднего сиденья цветы. Мама Мэй их взяла. И небольшое колье, с желтым алмазом по середине. Его стоимость была такова, что на него можно было укупить два таких дома.

Но мама Мэй его взяла, видимо решив, что это бижутерия.

Я вышел из дома. Серый туман, не смотря, на то, что было только двенадцать, накрывал город. Мама сказала, что это часто бывает у них зимой.

И я поблагодарил за совет, быстрее делать дела и ехать обратно.

Я так и сделал. Аккуратно выехал. Пропуская детей и взрослых на «зебрах». Выскочил из города и уехал не оглядываясь. Туман преследовал меня еще несколько километров, но потом, словно обрезанный ножом кончился. Я ехал в спокойном февральском солнце. И у меня родились стихи.

Я ехал и не видел указателей и дорог я слышал ритм земли, неба и солнца.

В мартовском солнце, светлом и тонком

Золотом неба – в окладе иконка

Просто и тонко в синюю даль

Руки раскинуть - умер февраль.

Умер спокойно, в холоде ночи

Да я забыл, ты стала короче

Мука дневная стала длиннее

Я умирал пред Тобой на коленях.

Я не просил дома и хлеба,

Воинов сотни, новой победы,

Я не просил жизни и славы,

Только икону небом оправить.

Только раскинув руки лететь

Господи в Боге мне дай умереть.

Дай прикоснуться к воде ее муки

Господи, дай мне плечи и руки,

Дай мне надежду и веру и смысл

Ради чего умереть молодым.

Дай бесконечного неба пространство

Дай и свободы – устал я от рабства.

Дай исповедать душу и боль,

Дай ощутить слово Любовь…

Небо молчало, и гасло светило.

Белая тьма, умирая, чадила.

Лед мертвеца охлаждал до весны

Солнце погасло. Гасли кресты.

Богу молилась синяя даль.

Звонко и радостно. Умер февраль.

Я повторял эти строки, когда колеса отсчитывали километры, когда я сдавал машину и расплачивался за нее. Симпатичная, похожая на Мэй девушка, сидела за стойкой, но у меня не было времени, чтобы узнать, как ее зовут.

Стоп. Время все-таки было. И мы с ней провели некоторое время вместе. Но как зовут я так и не узнал. Она была для меня Мэй.

Я успел на поезд и он нес меня обратно. К Акари и работе. Домой.

Видимо, в поезде я задремал и мне снился сон. Моя Мэй идет в тумане, по полю, и мимо проносятся машины, а она их не видит и идет в своем белом кимоно.

Кимоно не пачкается от грязи. И я знаю, что в одной из машин еду я. Я проезжаю мою Мэй, но возвращаюсь назад. В поле и иду к ней навстречу. Потом бегу. Но обнимаю лишь туман.

Этот сон повторился два или три раза. Пока я не проснулся. Меня веждиво разбудил проводник и сказал, что поезд приехал в Токио. В вагоне было уже пусто. Я встал с кресла и мне показалось, что под ним туман. Я зажмурился, открыл глаза и туман исчез.

Я поблагодарил проводника и вышел.

Я приехал домой не поздно. Завтра был последний день перед свадьбой и Акари предупредила меня, что завтра она проведет ночь не со мной.

По традиции я должен был увидеть ее только в храме. В белом кимоно. С золотыми украшениям и поясом.

Я вздрогнул. Акари поняла по своему, приблизилась ко мне и сказала: Минато, милый, это только на один день».

Подала она хорошо сделанную рыбу с потрясающим соусом, которую я с удовольствием съел.

Акари рассказала мне, что уже все готово. Машины, столы. Меню и гости подтвердили свое присутствие.

Акари хвалила Ямамото и сказала, что выписала ей небольшую премию. Позже я посмотрю счета фирмы. Премия была щедрой, очень щедрой. Я тогда подумал, была бы Акари так щедра, если бы знала обо мне и Ямамото. Решил, что вряд ли.

Рыба была вкусна. Акари мила и туман окончательно ушел, вместе с горячей водой.

Спал я без сновидений. Предвкушая последний день своей холостяцкой жизни.

Начался он без изменений. Работа. Договоры. Снова работа.

Ханоку пошутила над моим последним днем, сказав, что готова заменить Акари. «Если ты передумаешь, братец».

Я отверг это предложение шуткой. Хотя Ханоку была особенно сегодня хороша. Она стянула волосы особой резинкой, открыв точеную шейку, особенно приятную вместе с белизной блузки.

Я посмотрел на нее так, что она смутилась. Покраснела и сказала: «Братец, я пошутила», и повернувшись ушла работать. Но не удержалась, поворот бедер ее был шикарен.

Я улыбнулся. Немного расслабился и делал договоры с особым тщанием. Завтра и послезавтра я планировал посвятить свое время Акари и работа должна быть сделана на отлично.

День проходил без происшествий. Вечером я проверил почту. Телефон. Акари заехала за мной и мы с удовольствием поплавали в бассейне.

В этот раз я не ставил рекордов. А плыл рядом с любимой по соседней дорожке.

Мы много смеялись, шутили, а потом грелись в сауне, отходя от прохлады воды.

Но против обыкновения мы попрощались у клуба, и впервые за много лет я поехал домой один. Акари сдержала слово, и ночь перед свадьбой проводила в доме родителей.

Ночью я спал. Я не думал и не размышлял. Просто спокойно спал. И проснулся утром свежим и отдохнувшим. Ко мне приехали братья, Сато, Харуто, Химари, и мы все поехали в дом невесты. Там уже ждали все наши родственники. Жены братьев, их дети, мама, двоюродные и родные сестры и братья. Всего было пятьдесят пять человек. Дядя мамы Юкио-сан был тоже. С женой, Ханори и своими родителями.

Мои братья и дурулья забрали паланкин с Акари из дома.

Я ждал их на циновках у парадного входа во двор.

Мое кимоно состояло из пяти частей. Нижние слои наряда белого цвета. Снаружи все покрывала черная риза хаори, расшитая родовыми знаками. Это были символические изображения цветов, растений, животных и рукотворных предметов, вписанных в окружность.

Знаков было не много, и риза была почти черной.

Я был одет в широкие складчатые брюки хакама. Их украшала тонкая вертикальная золотая полоса.

У Акари был вид свадебного кимоно, которое называю иро-утикакэ, оно отличается наличием шлейфа, который надевают сверху.

Золотыми нитями на кимоно были вышиты сосны, бамбук, сливовое дерево и журавли.

Затем по обеим сторонам дорожки организаторы праздника зажгли садовые фонари и две свечи. Там же стояли ступки для толчения риса. В начале обрядового хода паланкина рис пересыпали из левой в правую — это называлось «смешиванием муки».

После того, как паланкин проносили, свечи соединяли в один фитиль, а затем — гасили. В дорогу Акари взяла семь видов подарков на подносе. Это были: два шелковых кимоно, сшитых вместе, церемониальное платье фурисодэ и два пояса к нему (нижний и верхний), веер, семь кошельков и меч.

После этого Акари вышла из паланкина. И мы вместе с родственниками пошли вглубь сада, в храм. Домашний храм семьи Акари, который стоял в саду.

Было рано и чуть прохладно. В саду пахло свежестью, весенней землей и цветами.

Служки подали нам в деревянных чашах воду. Мы омыли руки. Подали вторые чаши, и мы отпили и прополоскали рот. Отерли руки полотенцами. Мы очистили душу и тело.

Далее начиналась сама церемония - Синдзэн кэккон.

Мы принесли Богам рисовый хлеб, и саке. А священник в это время молился за нас. Он сообщал высшим силам о нашем решении вступить в брак и просил нас защитить.

Это были, согласно вере синто, Первый мужчина Идзанаги и Первая женщина Идзанами.

Когда-то давным-давно высшие силы поручили им сформировать землю с помощью специального копья. Когда они погрузили его в море и стали месить воду, капли образовали первый остров — Оногородзима. Как раз на этом месте Идзанаги и Идзанами отметили свой союз брачным обрядом, а теперь следят за счастьем других молодоженов.