Киллиан

— Я хочу дождаться… нашей первой брачной ночи. Чтобы она была особенной.

Мои пальцы сжались вокруг стакана с виски, ярость бурлила в моих венах. Горячая и обжигающая. С громким ревом я швырнул стакан через всю комнату. Он врезался в стену, разбился на мелкие осколки и разлетелся по комнате. Виски пропитало ковер и окрасило обои в темно-коричневый цвет.

Когда мне было четырнадцать лет, и я осознал правду о браке моих родителей, я поклялся себе, что никогда не соглашусь на меньшее, чем настоящая любовь.

Я думал, что нашел это с Грейслин.

Однако я должен был отдать должное своей мертвой любовнице. Она так хорошо играла со мной, и я, как дурак, купился на это. Я был так слепо влюблен в нее, что не заметил ее предательства.

Все это время я думал, что Джулианна была злодейкой. Но именно Грейслин удалось сломить меня, полностью взломать.

Женщина, которую я оплакивал три года, изменяла мне. Женщина, на которой я должен был жениться, носила ребенка от другого мужчины.

Как чертовски жалко.

Джулианна знала. Она, черт возьми, знала. Ее сестра была мошенницей и предательницей, и пока я оплакивал ее, моя жена даже не удосужилась мне сказать об этом. Обе сестры Романо хорошо сыграли со мной, кажется.

С меня хватит.

Я закончил.

Готово.

Хватит быть дураком, которым я был не для тех женщин.

Мой отец был прав, когда сказал, что я должен определить свои приоритеты. Было чертовски пора мне это сделать. Схватив бутылку виски, я выскочил из своей комнаты и слепо пошел по дорожке в восточное крыло.

Мое тело напряглось от подавленного гнева. Его яд разъедал мою плоть, проникая в мои кости, в мой мозг, пока я не стал с ним единым целым.

Моя ярость бурлила внутри, жаждая разрушения. Она нависла надо мной, как утренний туман, затуманивая мой рассудок. Ярость была обманчивой, но, черт возьми, прямо сейчас она была чертовски сладкой на моем языке.

В моей голове зазвенели предупреждающие звоночки. Сводящий с ума призрак на моем плече зашипел, приказывая мне остановиться. Принуждает меня думать. Кричала на меня, что как только ярость рассеется, я останусь с большим сожалением, чем смогу вынести.

Но я не слушал.

Я был выше этого.

— Я хочу дождаться… нашей первой брачной ночи. Чтобы она была особенной.

Я рассмеялся без всякого юмора, но мой смех звучал так же безумно, как я себя чувствовал. Мои ноги несли меня к месту назначения.

Я прокрался в комнату Джулианны, ее дверь врезалась в стену рядом с ней. Джулианна подскочила, ее рука отчаянно потянулась к груди. Ее глаза метались по комнате, пока не остановились на мне. Она все еще была одета в винно-красное платье, маскарадная маска скрывала от меня ее лицо.

— Что…

— Ты согласна? — спросил я, практически рыча. Я захлопнул дверь ногой.

Ее глаза расширились. 

— Ты… я имею в виду, сегодня вечером?

Я поднес бутылку виски ко рту и сделал большой глоток, чувствуя, как алкоголь жжет мне горло, и это было единственное, что удерживало меня отчасти в здравом уме. 

— Да, сегодня вечером. Прямо сейчас. Раздевайся, Джулианна.

Ее рука затрепетала на груди, и она посмотрела налево и направо, ища какой-то ответ на скучных стенах. И когда она ничего не нашла, ее взгляд снова остановился на моем.

— Ты согласна, жена? — Я хмыкнул.

Ее пальцы вцепились в тюль платья, погрузив руки в ткань. Ее тело практически дрожало от нервов, и мне почти стало ее жаль. 

— Я готова, — выдохнула она.

— Твои красные губы красиво лгут, жена.

Она мстительно покачала головой. 

— Нет, я хочу этого. Киллиан, я предлагаю себя тебе — добровольно. Мне нужно это.

Я указал на нее с бутылкой. 

— Чего же ты тогда ждешь? Я не против трахнуть тебя в этом платье, но мы оба знаем, что я все испорчу, а ты, похоже, неравнодушна к этому платью.

Подойдя к ней, я швырнул бутылку виски на ближайший кофейный столик. Я небрежно дернул галстук, сдвинув его с шеи, и швырнул куда-то на пол. Я смотрел, как Джулианна неуклюже и медленно расшнуровывает корсет сзади. Как только ее платье расстегнулось, она опустила топ, и ее груди вывалились наружу.

В тот момент, когда прохладный воздух коснулся ее обнаженной кожи, она вздрогнула, и ее пальцы сжались вокруг платья, прижимая его к животу. Ее кожа покрылась мурашками, и сквозь тонкий лифчик я мог видеть ее напряженные соски.

— Бросай платье, Джулианна, — сказал я таким низким и хриплым голосом, что едва узнала его.

Ее грудь вздымалась от прерывистого дыхания, прежде чем она сделала то, что ей сказали.

Ее платье скатывалось у ее босых ног, пока она не оказалась передо мной в одном шелковом лифчике и трусиках.

Что-то перевернулось у меня в животе, и мой член дернулся в брюках, напрягшись при виде моей жены, стоящей передо мной – предлагающей себя мне.

Ее капитуляция.

Ее преданность.

Ее уничтожение.

Блядь.

Джулианна Спенсер была чертовски сводящей с ума.

Это было извращено и совершенно безумно. Все наши отношения были ядовитыми, и сам этот момент был тому доказательством.

Я хотел этого, хоть и ненавидел ее.

Джулианна нуждалась в этом, хоть она и презирала меня.

Я не знал, чего ожидал, когда вошел в ее комнату, но это точно не было возбуждением от одного только вида ее обнаженной кожи.

Ее стройные плечи согнулись, прежде чем она глубоко вздохнула и выпрямилась. 

— Мне нужно выключить свет.

Я указал на роскошное кресло рядом с ее кроватью, расстегивая запонки. 

— Садись, Джулианна. Отбрось остальную часть своей добродетели и покажи мне, как ты прикасаешься к себе.

— Что? — вздохнула она.

— Как ты трогаешь себя ночью, жена? — Я прислонился спиной к столу, скрестив лодыжки. — Покажи мне.

Я смотрел, как Джулианна сглатывала, смотрел, как она спорила сама с собой, а затем, наконец, уступила моим требованиям. Она подошла к стулу и села.

Я изогнул бровь, расстегивая черную классическую рубашку. Ее взгляд задержался на моей обнаженной коже, прежде чем она медленно стянула трусики и сбросила тонкую ткань у своих ног. Вскоре последовал ее лифчик, пока она не стала обнаженной для моих глаз, если не считать маскарадной маски.

Ее груди были тяжелыми и набухшими, соски напряглись на холодном воздухе. Или это было предвкушение?

Ее рука просунулась между бедер, и она вздрогнула. Я уже был тверд, как камень, мой член упирался в мои брюки очень очевидным образом. Ее взгляд метнулся туда на секунду, прежде чем она ахнула и отвернулась.

Мои губы скривились, когда все ее тело вспыхнуло. 

— Зацепи левое колено за подлокотник и раздвинься передо мной, жена. Я хочу, чтобы ты погрузилась в свои самые сокровенные желания и показала мне женщину за чопорным и приличным фасадом, дорогими платьями и драгоценностями.

Ее серые глаза вспыхнули. 

— Почему? Почему ты не можешь просто…

— Я причиню тебе боль, — прохрипел я. Я не хотел прикасаться к ней, как она нуждалась в ласках и поглощении, прежде чем я взял ее. Чтобы это было более интимно, чем уже было.

Если бы я трахал ее, это было бы просто... механически. В нем не было бы ни романтики, ни близости. Это был лишь мой долг как ее мужа. Ничего больше. И ничего меньше.

— Может быть, я этого хочу, — парировала она, вздернув подбородок, как надменная принцесса.

— Ты не знаешь, о чем просишь, Джулианна.

Джулианна медленно подняла ногу, зацепив левое колено за подлокотник, как я и приказал ей. Такая уязвимая — в капитуляции была красота, и на Джулианне Спенсер это выглядело декадентски греховно.

В этой позе, широко раскрытой, я мог видеть блеск влаги над ее щелью.

— Боль субъективна, — прошептала она.

— Я делаю тебе одолжение, жена. Прими это или оставь — но знай, я не буду с тобой ласков. Я сделаю тебе больно.

Ее пальцы погрузились между ее бедер, раздвигая складки. Ее дыхание превратилось в резкий вдох, а ноги дернулись, прежде чем напрячься. Я смотрел, как ее большой палец обводит затвердевший пучок, сжимая и перекатывая его между пальцами.