В самолете было тесно, и два актера на эпизоды, исполняющие роли первого и второго пилотов, по пояс высунулись из кабины, ожидая команды режиссера. Пот с их лбов капал на ботинки. Случайно попавшая в салон навозная муха, привлеченная запахом духов Катерин, кружилась у ее лица. Гример оставил Катерин маленькое зеркало и пудру для срочных ремонтных работ, но не успевала она промокнуть пот на лице, как оно снова становилось мокрым.

Наконец она услышала магическое слово.

– Мотоооор! – заорал Базз с плавящегося асфальта, и оба актера, подобно автоматам, ожили и галантно открыли перед Катерин дверь самолета.

Она остановилась на верхней ступеньке, с благодарностью вдыхая сорокоградусный воздух и поглядывая вокруг со свойственным Джорджии капризным выражением. Затем уверенно спустилась по трапу на четырехдюймовых каблуках, чтобы поздороваться с Альбертом, которому в это утро, напоминающее сауну, тоже доставалось. Парик, держащийся на лысине с помощью специального клея, в этой жаре сползал, а прекрасные черные усы в военном стиле, обычно выхоленные и смотрящие вверх, опустились, придавая ему забавный кривобокий вид. Жара и дискомфорт, не говоря уж о смущении из-за сползающего парика, не улучшили памяти Альберта, и он запорол уже четыре дубля, к великому огорчению Катерин. Не порадовал он никого и на пятом дубле.

Он должен был сказать: «Как поживаешь, Джорджия, дорогая? Выглядишь ты прекрасно, как всегда». Если ему удастся произнести эту фразу, Базз может обойтись без дальнего плана и смонтировать пленку потом, таким образом вызволив Катерин из самолета-жаровни.

Но Альберту никак не удавалось произнести фразу правильно.

– Джорджия, что ты здесь делаешь? – прогремел он, что явно не годилось для человека, приехавшего в аэропорт специально, чтобы встретить ее.

– Стоп, стоп, стоп, черт побери, Альберт, напрягись наконец!

Базз, как и все, был уже сыт по горло. Этот кретин крал у них время, не говоря уже о деньгах, которые приходилось платить за прокат самолета, – триста пятьдесят долларов в час.

– Какого черта с тобой происходит? – вызверился Базз. – Одна всего строчка, блин. Ты что, одну фразу верно произнести не можешь?

– Извини, старик. Виноват. – Альберт сверкнул своей самой очаровательной улыбкой, пока народ из гримерной и костюмерной суетился вокруг него, поправляя, промокая и вообще доводя его до совершенства. Катерин стоически стояла на ступеньках. Она не собиралась ни в малейшей степени облегчать страдания Альберта. Хотя ей и было за него стыдно, она переводила дух, готовясь снова нырнуть в пекло самолета. К тому же она нервничала из-за Томми.

Альберт пыхтел и извинялся, а спасательная команда в несколько рук занималась его париком.

– Ради всего святого, мы же отсюда не увидим, что там на нем, парик или гребаная феска! – взорвался Базз, но гример не обратил на него внимания и продолжал возиться с париком. – Эй вы, отойдите от его лица к чертям собачьим. Если мы все сейчас не снимем, вся долбаная студия окажется здесь и надает нам таких пенделей, что небо с овчинку покажется.

Катерин тихо поднялась в свою сауноподобную гробницу, провожаемая злобным взглядом Альберта.

– Сделай это, – прошептала она. – Скажи правильно, старый пердун.

Альберт перепутал текст на следующем дубле, и еще на одном, но Катерин старалась держать себя в руках и не показывать страха или усталости. Она должна играть свою роль – роль крутой Джорджии – и не показывать волнения.

Наконец Базз удовлетворился и заорал:

– Стоп, снято. Еж твою мышь! Три проклятых часа на это дерьмо. Следующая декорация, парни.

Между сценами Катерин сидела в относительной прохладе крошечного зала ожидания, обмахиваясь газетой, и пила воду со льдом. Для разговора было слишком жарко, особенно для обычного трепа между съемками, да и к тому же она нетерпеливо ждала звонка.

Стивен пообещал во всем разобраться, но со времени их разговора прошел уже час.

– Готово, Катерин. Следующая сцена.

Чарли, второй помощник режиссера, улыбнулся ей слегка кривой улыбкой, и Катерин, поднявшись с шутливым стоном, снова завернулась в удушающую накидку и по мягкому асфальту направилась к кругу софитов.

К обеденному перерыву Катерин находилась на грани истерики. Она пыталась связаться с адвокатом, но он застрял в Чикаго, а когда она позвонила домой, Мария сообщила ей, что Бренда и Томми еще не вернулись.

Съемочная группа перенесла оборудование из аэропорта к дому неподалеку, и в полдень был объявлен перерыв. Катерин содрала с себя толстый костюм и шляпу и надела легкое хлопчатобумажное кимоно. Завязав волосы шарфом, она встала в общую очередь в буфет, который был устроен в походном порядке на полянке.

Вокруг собралось немало любопытных, жаждущих попялиться на незнакомцев в их краях. Двое показывали пальцем на Катерин.

– Смотри, вон Джорджия-Гадюка. – Толстая женщина в эластичных брюках в подсолнухах и серьгах под стать громко хихикнула.

– Не больно-то она сегодня хорошо выглядит, правда?

Двое других, еще толще, заржали и добавили еще пару нелестных замечаний в адрес кимоно Катерин.

Катерин не обращала внимания. Она уже привыкла, что люди обсуждают ее в ее присутствии, как будто ее нет или как будто она – фигура на телеэкране. Да и вообще сегодня она думала только о Томми. Почему, черт возьми, не позвонил Стивен? Или Бренда? Что там происходит?

В сотый раз она проверила батарейку в телефоне, но тут подошла ее очередь, и она оглядела салаты, макароны и холодное мясо разных сортов. Несмотря ни на что, есть хотелось ужасно, так что она наполнила свою тарелку с верхом. И тут услышала, как ее кто-то позвал.

– Катерин Беннет? Эй, Китти-Китти, кис-кис-кис.

Она напряглась и крепче сжала поднос. Два приближающихся человека были явно журналистами, а выражение их лиц подсказало ей: «Немедленно слиняй». Катерин оглянулась в поисках защиты, но никого поблизости не было. Несмотря на то, что по рейтингу сериал был на первом месте, съемки не обеспечивались никакой охраной для защиты звезд от публики или репортеров. Натура выбиралась из соображений удобств, а о защите актеров никто не думал. Катерин и все остальные уже к этому привыкли. Для людей, сидящих на пятидесятом этаже дома с черными окнами на бульваре Франклина и занимающихся финансами компании, актеры были легко заменяемым товаром.

– Эй, Китти, Китти. – Мужчины уже были рядом со своими блокнотами и микрофонами наготове. – Мы только что услышали, что твоего сына арестовали, он сейчас в полицейском участке. Что ты по этому поводу скажешь, Китти?

– Да, что ты скажешь? – поддержал второй. – Он напал на парня в баре, завязалась драка, так мы слышали. Давай, скажи что-нибудь.

– Мне нечего сказать, – сухо ответила она. – Пожалуйста, оставьте меня в покое. – Она оглянулась в поисках пресс-агента компании, которого, как обычно, не было на месте.

Катерин просто кипела, думая о том, сколько людей зря получают зарплату. Почему она не настояла, чтобы Кингсли, ее собственный пресс-агент, был с ней на съемках? Катерин сжала зубы и вышла из очереди, оставив поднос с нетронутой едой, хотя в животе бурчало от голода.

Журналистка из конкурирующей телекомпании, сделав притворно сочувствующую мину, произнесла:

– Да ладно, Китти, ты не единственная мать, у которой сына арестовали. Скажи нам, каково это – знать, что твой сын в тюрьме?

Катерин глубоко вздохнула, сознавая, что выглядит она далеко не лучшим образом. Ей придется что-то сказать. Четыре камеры смотрели ей в лицо.

– Как и любая другая мать в Америке, я крайне расстроена арестом моего сына Томми. Я еще не знаю точно, что произошло, потому что студия не разрешает мне поехать туда самой. – Она услышала гнев в собственном голосе и постаралась говорить спокойнее. – Однако я убеждена, что бы ни произошло, Томми не виноват и его вскоре освободят. Как бы то ни было, я останусь рядом со своим сыном в любой ситуации.